— Я никому не откажу в нем, — сказала Джиролама.

Одна из монахинь торопливо подошла к ней и сообщила, что люди у ворот требуют привести к ним настоятельницу.

— Это солдаты, мадонна. Они хорошо вооружены и выглядят очень внушительно.

— Они пришли за мной, — сказала Лукреция. — Мадонна, не дайте им увезти меня.

Настоятельница бесстрашно приблизилась к солдатам, которые сказали, что они очень спешат и что прибыли по приказу папы за его дочерью.

— Лукреция просила оставить ее в нашей обители, — услышали они в ответ.

— Послушайте, сестра, ведь это приказ папы.

— Очень жаль. Но таков закон нашего монастыря — любой, кто попросит у нас убежища, не встретит отказа.

— Но она ведь не обычная гостья. Не настолько же вы глупы, чтобы оскорбить его святейшество? Борджиа — и отец, и сыновья — не любят, когда кто-то не подчиняется им.

Солдаты старались уговорить настоятельницу, доказывая ей, что она должна выполнить распоряжение Александра, если она достаточно благоразумная женщина. Но если Джиролама не была благоразумной, то несомненно, смелости ей хватало.

— Вы не можете войти в наш дом, — сказала она. — Если вы сделаете это, то совершите богохульство.

Солдаты опустили глаза — у них не было ни малейшего желания осквернять обитель, но в то же время они получили строгий приказ.

Джиролама решительно посмотрела на солдат:

— Возвращайтесь к его святейшеству, — сказала она, — сообщите ему, что дочь попросила у меня пристанища и я приютила ее и не поменяю решения, даже если он прикажет мне отпустить ее.

Вооруженный отряд повернул обратно. Солдат удивило мужество женщины.

В Ватикане папа и двое его сыновей молча переживали нанесенное оскорбление.

Они знали, что на улицах шепчутся о том, что Лукреция ушла в монастырь по той причине, что ее пытались заставить сделать что-то противное ее желанию.

Александр пришел к одному из своих скорых и блестящих решений.

— Пусть ваша сестра остается в монастыре, — сказал он, — больше не предпринимайте никаких попыток забрать ее оттуда. Распространяются сплетни, затевается скандал, и пока мы не добьемся развода, мы хотим оградить Лукрецию от подобных вещей. Нужно распустить слухи, что мадонна по нашему желанию живет в Сан Систо, именно мы захотели, чтобы она побыла в спокойных условиях, пока не станет свободна от Джованни Сфорца.

Так что Лукрецию оставили в покое, но в то же время ее отец и братья удвоили свои усилия, чтобы скорее добиться развода.

Жизнь Лукреции подчинялась теперь звону колоколов Сан Систо, она была счастлива в монастыре, где с ней обращались, как с самой дорогой гостьей.

Никто не сообщал ей новостей, и она не знала, что римляне все еще потешаются над тем, что они называли фарсом развода. Ее миновали скандалы, которые связывались с именем Борджиа, она не имела ни малейшего понятия о том, какие стихи и эпиграммы пишут на стенах.

Александр вел спокойную жизнь, не обращая ровно никакого внимания на грязные измышления. Единственной целью он считал развод дочери со Сфорца.

Он поддерживал постоянную связь с монастырем, но не предпринимал никаких попыток убедить Лукрецию вернуться домой. Он позволил ей узнать о ходивших слухах, и она приняла решение принять монашеский сан, добившись на то разрешения отца, так как полагала, что это лучшее решение вопроса в ответ на гнусности, которые распространяли о ней.

Папа выбрал из своей челяди слугу, чтобы носить Лукреции письма. А поскольку он планировал после развода послать дочь в Испанию в сопровождении брата, герцога Гандийского, то выбрал посыльным молодого испанца, своего любимого камердинера.

Педро Кальдес был молод, хорош собой и всячески старался угодить папе. Его национальность способствовала этому, поскольку Александр особенно благоволил к испанцам; прекрасные манеры юноши восхищали папу, который не хотел, чтобы Лукреция слишком увлеклась жизнью монастыря и сильно привязалась к монахиням.

— Сын мой, — сказал Александр молодому камердинеру, — ты будешь относить письма моей дочери и отдавать их лично ей в руки. Настоятельница знает, что Лукреция находится в монастыре с моего согласия, поэтому тебя будут пускать к мадонне Лукреции. — Александр улыбнулся. — Тебе придется быть не простым посыльным, я хочу, чтобы ты об этом знал. Ты будешь рассказывать ей о славе своей страны. Я хочу, чтобы ты зажег в ней желание посетить ее.

— Я сделаю все, что в моих силах, ваше высокопреосвященство.

— Не сомневаюсь. Узнай, ведет ли она жизнь монахини. Я не хочу, чтобы моя дочь жила так скромно. Спроси, не пожелает ли она, чтобы я прислал ей компаньонку — очаровательную девушку одних с ней лет. Передай ей, что я нежно ее люблю и скажи, что я всегда помню о ней. Теперь иди, а как вернешься, приходи — расскажешь, как она поживает.

Итак, Педро отправился в монастырь, твердо решив успешно справиться с данным ему поручением. Он был в восторге от него. Он часто видел мадонну Лукрецию и восхищался ею. Она казалась ему самой прекрасной женщиной на свете, его больше привлекала ее сдержанность, чем смелая красота Джулии, а Санчия вообще была не в его вкусе, он смотрел на нее как на обыкновенную куртизанку. Педро казалось, что в сравнении с другими женщинами Лукреция только выигрывает.

Он стоял перед монастырем у подножия Авентина и смотрел на здание. Он почувствовал, что это мгновение может изменить его судьбу; ему выпала возможность попробовать завоевать дружбу Лукреции, о чем он прежде не осмеливался и мечтать.

Его впустили. Монахини, встречавшиеся ему в коридорах, торопливо проходили мимо с опущенными глазами. Педро проводили в маленькую комнатку. Как спокойно там было!

Он осмотрел голые стены, на которых не висело ничего, кроме распятия, и каменный пол. Мебель состояла из нескольких табуреток и грубо сколоченной скамьи. Сиявшее за стенами кельи солнце казалось далеким, — так холодно было в комнатке.

Неожиданно он увидел перед собой Лукрецию. На ней было длинное черное платье, какие носили монахини, но голова оставалась непокрытой, и ее золотые волосы струились по плечам. Это символично, подумал Педро. То, что она не прячет волосы, означает, что девушка не пришла к твердому решению постричься в монахини. Он сразу поймет, когда это произойдет, потому что тогда ему не позволят любоваться ее золотистыми волосами.

Он склонился в поклоне, Лукреция протянула ему руку, он поцеловал ее.

— Я приехал по поручению папы.

— Ты принес письма?

— Да, мадонна. И надеюсь, что вы напишете ответ.

— Непременно. — Он заметил, как жадно схватила она письма.

— Мадонна, — обратился он к ней, немного поколебавшись, — ваш отец высказал пожелание, чтобы я немного задержался и поговорил с вами, а вы бы расспросили меня о новостях в Ватикане.

— Очень любезно с его стороны, — ответила Лукреция, очаровательно улыбаясь. — Прошу, садись. Я бы предложила тебе чего-нибудь освежиться, но…

Он поднял руку.

— Я ничего не хочу, мадонна. И я не могу сесть в вашем присутствии, пока вы стоите.

Она улыбнулась и села лицом к нему. Письма она положила на скамью, но не снимала с них руки, словно ее пальцы хотели проникнуть в их смысл.

— Скажи мне твое имя, — попросила она.

— Педро Кальдес.

— Я часто встречала тебя прежде. Ты один из камердинеров моего отца, ты приехал из Испании.

— Я счастлив, что вы заметили меня.

— Я всегда замечаю тех, кто усердно служит моему отцу.

Молодой человек вспыхнул от удовольствия.

— Мне вдвойне приятно находиться здесь, — сказал он, — потому что не только папа поручил мне навестить вас, но я сам испытываю огромное удовольствие видеть вас.

Неожиданно девушка рассмеялась:

— Как приятно снова услышать комплимент!

— По городу ходят слухи, которые очень огорчают его святейшество, мадонна. Некоторые намекают, что вы намереваетесь навсегда остаться в монастыре. — Она молчала, в глазах светилась тревога, когда он снова заговорил:

— Мадонна Лукреция, ведь это не правда… не правда!

Он замолчал, ожидая, что она рассердится на него за его дерзость, но не увидел в ней никакого высокомерия. Она только улыбалась.

— Значит, ты считаешь, что это не может быть правдой. Скажи, почему?

— Потому что вы слишком прекрасны, — ответил он.

Она рассмеялась от удовольствия.

— Здесь есть несколько очень красивых монахинь.

— Но вам следует украшать папский двор. Вы не должны спрятать свою красоту в монастыре.

— Это мой отец велел тебе так сказать?

— Нет, но его крайне огорчит, если вы примете подобное решение.

— Приятно поговорить с тем, кто разделяет мои тревоги. Понимаешь, я попросила здесь убежища и получила его. Мне хочется отгородиться от… многого. И я не раскаиваюсь, что пришла сюда к своей дорогой Джироламе.

— Это приятное место, мадонна, но только временное. Вы позволите передать вашему отцу, что с нетерпением ожидаете дня, когда снова будете со своей семьей?

— Нет, не думаю. Я еще не решила. Бывает, что мне ничего не надо, только бы наслаждаться покоем обители, и я думаю о том, как чудесно подниматься рано утром и ждать, когда колокола скажут, что мне делать. Жизнь здесь проста, и иногда мне очень хочется жить простой жизнью.

— Простите, мадонна, но, оставшись здесь, вы откажетесь от своей судьбы. Она ответила:

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, я устала от своих проблем. Как поживает мой отец?

— Он, одинок без вас.

— Я тоже по нему скучаю. И очень жду писем. — Она взглянула на них.

— Вы хотите, чтобы я оставил вас одну и вы смогли бы спокойно прочитать их? Она заколебалась.

— Нет, — ответила девушка. — Я пока оставлю их. Будет, чем заняться, когда ты уйдешь. Как мои братья?

— Так же, как при вас, — не сразу ответил Педро.

Она печально кивнула, вспомнив об их страсти к Санчии, ставшей еще одной причиной ненависти братьев друг к другу.

— Ты когда-нибудь вернешься в Испанию?

— Надеюсь.

— Ты скучаешь по дому?

— Как все, кто жил там и покинул ее.

— Мне кажется, я чувствовала бы то же самое, если бы мне пришлось уехать из Италии.

— Вам бы понравилась моя родина.

— Расскажи мне о ней.

— О чем мне вам рассказать — о Толедо, который расположен на подкове из гранита, о горных вершинах, уходящих ввысь? О Севилье, где и зимой цветут розы, о чудесных оливковых рощах, о вине, которое делают там? Говорят, мадонна, что те, кого любит Бог, живут в Севилье. Я хотел бы показать вам дворцы и узкие улочки, и нигде апельсины и пальмы не растут так пышно, как в Севилье.

— Мне кажется, что ты поэт.

— Я чувствую вдохновение.

— Твоей прекрасной страной?

— Нет, мадонна. Вами!

Лукреция улыбалась. Было бесполезно делать вид, будто ей не доставляет удовольствие присутствие молодого человека, будто она не чувствует, что воспрянула к жизни, словно глотнув свежего воздуха, принесенного этим юношей. Ей казалось, что она долго и глубоко спала, пока ей нужно было поспать, а теперь снова звуки жизни звучат вокруг, и она полна желания проснуться.

— Я мечтаю увидеть Испанию.

— Его святейшество намекнул, что если герцог вернется в Испанию, то он сможет взять вас с собой.

В Испанию! Чтобы спрятаться от сплетен, от позора развода! Это ей показалось приятной перспективой.

— Я с удовольствием бы поехала… ненадолго.

— Конечно, ненадолго, мадонна. Ваш отец никогда не отпустит вас от себя надолго.

— Я знаю.

— Он так беспокоится о вас, что все время думает, как вам здесь живется. Он спрашивает: не жестка ли ее постель? Не кажется ли ей пища безвкусной? Не тяготит ли ее образ жизни монахини? Ему интересно знать, кто расчесывает и моет вам волосы. Он сказал, что хотел бы прислать вам компаньонку, девушку, которую он для вас сам выбрал. Она молода и станет вам и подругой, и служанкой. Он просил меня принести ему ответ, согласны ли вы принять его предложение.

Лукреция задумалась. Потом сказала:

— Прошу, передай отцу, что я всей душой преданна ему. Скажи, что его любовь ко мне не сильнее моей любви к нему. Скажи, что я каждый вечер и каждое утро молюсь, чтобы быть достойной его забот. И еще скажи, что я здесь счастлива, но что мне приятно было поговорить с тобой и что я жду ту, которую он выберет мне в подруги и служанки.

— А теперь, синьора, я должен удалиться, чтобы дать вам спокойно прочитать письма.

— Как ты добр, — заметила девушка, — как предусмотрителен!

Она протянула руку, он коснулся руки губами.

Он не торопился, стараясь продлить удовольствие, и ей было приятно, что он так делает. Монахини были ее хорошими друзьями, но Лукреция расцветала, когда ею восхищались.

Она по-прежнему находилась в безопасности в своем убежище, но она получила наслаждение, глотнув свежего воздуха из огромного мира.


Папа послал за девушкой, которую выбрал для дочери в качестве компаньонки и служанки в монастыре Сан Систо.