— Где же он, мой рыцарь?

Она дернула за вышитый звонок в ее комнате.

Через несколько минут у двери ее появился брат Альберт.

— Где наш dominus, мой жених? — спросила брата Рингильда.

— Он в церкви, после всенощной вместе с капелланом совещается, как убрать церковь к вашему венчанию. Теперь мне придется потревожить его. К нам приехала в гости особа королевского ранга. Ты слышала звон колокола?

— Да, слышала. Кто эта особа, Альберт, говори скорее. Неужели это та женщина, которая желает нам зла?

— Она самая.

Рингильда упала на колени и протянула свои руки к брату.

— Спаси меня, мой брат, мой Альберт. Я ее боюсь, я не хочу ее видеть; не покидай меня, мне страшно оставаться с нею! Запри дверь на ключ, чтобы никто не мог сюда проникнуть.

— Я сегодня дежурный и должен оповестить рыцаря о ее приезде.

— Кто-нибудь из слуг донесет рыцарю, что она здесь.

— Хорошо, сестра, я останусь здесь с тобой.

— Спусти занавеси, зажги свечи, — продолжала Рингильда.

Брат исполнил ее приказания.

— Так хорошо; а теперь дай мне мои четки. Там на гвозде у образа Божией Матери. Будем молиться. А мама будет там за нас молиться! — сказала молодая девушка, указывая на небо. — Она нас видит, знает все, что здесь происходит. Знает также, что мы думаем и каково наше сердце!

Рингильда начала читать молитву. Альберт стоял за ней и также крестился.

— Теперь сядь здесь на стуле, — говорил он сестре, — и будь спокойна! Чего ты боишься? Ведь мы находимся в замке, где много солдат и мы у себя дома. Она должна скорее нас бояться, чем мы ее. Ты еще не сплела гирлянды из мирт на голову. Садись и работай, а я буду подавать тебе листочки для венка, выбирая из них самые зеленые ветви.

* * *

Другая сцена происходила в приемной комнате рыцарского замка.

Эйлард стоял против герцогини, которой указал кресло.

Она тяжело в него опустилась и сказала, с ненавистью глядя на него:

— Я терять слов с тобой не буду, скорее к делу. Я знаю, что Рингильда здесь у тебя и что ты будешь венчаться с нею на днях в этом замке. Ты забыл меня! Возможно ли, что ты меня не любишь? Ты любишь другую — дерзкую Рингильду! Довольно оскорблений, я желаю мести и крови. Она омоет мой позор.

Герцогиня тяжело дышала, глаза ее метали искры злости.

— Я давно люблю Рингильду и не волен в своем чувстве, — возразил ей спокойно рыцарь.

Герцогиня стала ходить взад и вперед по комнате молча, как лютый зверь в своей клетке. Ее любовь к рыцарю Эйларду превратилась в ненависть. Если бы это было возможно, то она убила бы его на месте. Она остановилась перед рыцарем и сказала ему.

— Рингильда никогда не будет женой рыцаря Эйларда. Герцогиня фон Люнебург довольно мощна и влиятельна в совете королей и духовенства, чтобы этого не допустить. — Кивнув ему головой, она добавила: — Ты не подозреваешь, что мы скоро с тобою увидимся. Может быть, счастие тебе изменит и победа не всегда будет на твоей стороне.

— Господь спасал меня не раз в сражениях. Он спасет меня и ныне. Высокочтимая герцогиня, я не боюсь вашего гнева! — возразил ей Эйлард и проводив ее за дверь, запер ее на ключ, боясь ее возвращения.

«Я завтра же уеду в Рюген с Альбертом и Рингильдой, — думал рыцарь. — Там я поставлю вооруженную рать на берегу, и на этом острове мы можем быть спокойны».

Он направился на половину Рингильды и тихонько постучался у ее двери.

Рингильда знала его походку, она подошла к двери и спросила его: кто там?

— Твой друг, — ответил ей мощный, знакомый голос.

Рингильда отворила дверь и бросилась ему на встречу.

Она прильнула к его груди, и все ужасное и горькое, что накипело в ее сердце, облегчилось слезами.

Он обнял ее и сказал:

— Не бойся, наш враг уехал из моего замка. Спи спокойно, завтра мы уедем в Рюген. Венчание наше отменено здесь. Мы будем венчаться на острове. Как только приготовления наши будут сделаны, мы выедем отсюда.

Рингильда обняла его и, поцеловав, сказала:

— Будем молиться вместе, чтобы Бог нас спас и был бы всюду с нами.

Совершив краткую молитву на коленях и крестное знамение, все трое присутствующих встали.

— Я буду готовиться к исповеди, — сказала Рингильда, — дай знать капеллану, что я хочу приобщиться Св. Таин завтра утром; а теперь прощай, — сказала Рингильда, перекрестив и поцеловав жениха. — Отдохни, да ниспошлет на тебя Ангел Хранитель сладкий сон! Когда я устану молиться, то также вздремну немного! До свидания, милые мои друзья! Покойной ночи!

Когда молодая девушка заперла за ним двери и осталась одна в своей комнате, ей опять стало страшно.

— Я предчувствую, что герцогиня меня не выпустит из своих рук, такая коварная и злая женщина может мне наделать много зла!

Рыцарь dominus Эйлард казался только спокойным; но и он опасался герцогини.

Ночью все было тихо в замке, белые постройки освященные луной бросали тени на землю. Все люди в нем уснули, как под магическим жезлом волшебницы. Один солдат на карауле ходил взад и вперед по валу, другой вооруженный стоял на башне и глядел на своего собеседника — единственное живое существо, которое вместе с ним охраняло спокойствие своих хозяев.

Солнце начало выкатываться на горизонт и осветило фундамент и нижние окна зданий. «Через несколько минут караул придет мне на смену», — думал часовой. Он начал прислушиваться, ему показалось, что издали он услышал конский топот. Он приложил ухо к земле. Действительно, это были всадники, которые приближались к нашему замку. Наконец, он различил издали вооруженных всадников и между ними монахов. Часовой ударил в набат, и все в замке вдруг начало оживать, и через четверть часа вся рать рыцаря Эйларда и пажи были уже в седлах. На коне несся сам властелин замка.

Эйлард увидел издали солдат архиепископа, и за ним толпу народа.

Рыцарь велел спустить подъемный мост и выехал навстречу вооруженных всадников. Один монах выделился из толпы и подал ему сложенный пергамент. Он развернул бумагу и прочел в ней, что Рингильда обвиняется в колдовстве и потому сперва приговорена к пробе огня, а если ее выдержит, то будет освобождена.

— Я не выдам своей невесты, пока хотя один еще человек жив останется в этом замке, — возразил рыцарь Эйлард.

И началось целое сражение на дворе перед замком.

Рингильда видела все это смятение из окон часовни. Она спустилась тихонько по ступеням лестницы и, сопровождаемая своим братом, подошла к сражавшимися воинам и сказала: «Я знаю, что меня ищут, предсказание должно сбыться. Мой час пришел». С этими словами она подошла к одному из монахов и просила его показать ей ее приговор. Прочитав его, она обратилась к своему жениху и сказала ему:

— Напрасно вы проливаете здесь кровь. Я не боюсь пробы огня и выдержу ее, если ты, Хрисанф и Альберт будете со мною. Куда я должна ехать? — обратилась она к воинам.

— В деревню Борнговед.

— Я готова за вами следовать.

— Умоляю тебя, Рингильда, — сказал Эйлард, — не уходи отсюда!

— Предание гласит, что я должна тебя спасти. Я не дозволяю кровопролития, — и, обратясь к воинам, она сказала:- Я добровольно за вами последую.

— Я, Альберт и вся моя рать будут сопровождать тебя. Господи спаси нас! Святой Олаф, молись за нас!

— Ты также молись за нас, Эйлард. Победа или поражение. Не бойся за меня, предо мною сияет свет и в душе моей воцарится мир.

— Боже мой, что за ужас! — сказал рыцарь. — Теперь я немощнее малого ребенка! Если ты погибнешь, то и мне не для чего жить! — добавил Эйлард и опустился перед Рингильдой на колени.

— Не бойся, друг мой, для тебя я готова умереть.

— Я ничего не боюсь, потому что ты со мною!

Через час Рингильда со свитой выезжала из замка рыцаря по дороге на свою родину.

Ее короткая жизнь казалась ей сном. Она теперь сама была уверена, что едет на смерть, и что если она не умрет, то герцогиня убьет рыцаря Эйларда. Предание гласило, что она должна его спасти. Рингильда таила это убеждение в своем сердце, и старалась быть веселой перед глазами рыцаря: зачем тревожить его покой; им обоим осталось только два или три счастливых дня жизни!


Через два дня после отъезда Рингильды Борнговед залился солнцем. Стоял теплый день в первых числах сентября, напоминающий летний день. На площади перед церковью Св. Висцелина стояла сплошная толпа народа, голова к голове, так что нельзя бы было еще одному человеку в нее пройти. Рыцарь Эйлард стоял у самой церкви. Издали слышен был похоронный марш. Все завидели процессию, духовенство с архиепископом Андреасом во главе, герцогиню в монашеском одеянии, брата ее герцога фон Люнебург. Рингильду вели монахини. Она была вся в белом, на голове у нее было надето покрывало, в руках свеча из раскаленного железа. Отец Хрисанф шел рядом с ней, у него был крест в руке. Рингильда была бледна, как смерть, но, увидав Эйларда, улыбнулась ему.

Процессия взошла в церковь. Эйлард, измученный страданиями, бросился ей на встречу; но монахи заперли перед ним дверь, и он почти без чувств опустился на землю у портала. Герцогиня смотрела на него с ненавистью.

Вдали все время слышно было пение монахинь.

В церкви Рингильда бестрепетной рукой держала раскаленное железо; но свеча вдруг сломалась и обожгла ей грудь.

Она закричала. Это был предсмертный крик.

— Пустите меня в церковь, — молил монахов Эйлард. — Я слышу крик, Рингильда умирает!

Но вдруг дверь в церковь отворилась, Рингильда выбежала оттуда и бездыханная упала в объятия Эйларда.

Народ толпою подошел к ним и окружил их.

— Уснула на веки, дитя мое! Мертва, безжизненна, безгласна! — стонал Эйлард. — Рингильды больше нет, Рингильда умерла!

Он подошел к архиепископу и сказал ему:

— Прошу оставить меня здесь наедине с телом моей невесты. Зрелище кончилось, прикажите толпе разойтись. Им больше нечего здесь делать!

Герцогиня с улыбкой на устах гордо прошла мимо Эйларда, не глядя на безжизненное тело своей жертвы.

Музыка органа еще слышалась в отдалении, и народ мало-помалу стал покидать площадь.

Dominus Эйлард не проронил ни одной слезы. Видно было, что он решил вскоре последовать за Рингильдой, так или иначе. Он простер руку к небу и сказал:

— Прощай, дорогое солнце, звезды небесные. Прощайте, леса, поля и нивы. Прощайте, все Божия создания, я сердцем уже покинул ваш мир и стремлюсь туда, где живет теперь моя Рингильда.

Dominus Эйлард отошел от трупа своей невесты и позвонил в монастырский колокол.

Несколько монахов вышли из келии.

— Где же Хрисанф?

— Разве ты не видишь, что он плачет над мертвой?

— Хрисанф, снесем ее в твой сад, храни, ходи ее могилу! Пусть из тела ее вырастут чудные душистые фиалки, которых она так любила.

Монахи и Хрисанф принесли носилки и положили на них тело Рингильды. Рыцарь поцеловал Хрисанфа и сказал ему: «Не забывай Альберта и моего сына».

Герцог Оттон фон Люнебург давно наблюдал, не замеченный, за группою людей, стоявших близь тела Рингильды.

Видя, что Эйлард собирается уходить, он тихонько приблизился к нему и положил ему руку на плечо, молча и с грустью глядя ему в глаза.

— Ах! Оттон это ты! Я хотел послать за тобой. Окажи мне последнюю услугу! Нам нужно драться! За твою сестру я должен вызвать тебя на поединок!

— Я сознаю, что это для тебя необходимо. Я к твоим услугам.

Оба встали в позицию и сразились на шпагах.

Видно было, что герцог фон Люнебург щадил своего друга; Эйлард хотел сам расстаться с жизнью, потому не парировал ударов своего друга; а ожидал с нетерпением, когда герцог вонзит ему шпагу в грудь.

Поединок продолжался долго.

— Однако ты не особенно ловок, — сказал Эйлард. — Я это узнаю только теперь. Смелее, друг Оттон, я устал.

И наскочив на шпагу своего противника, сказал:

— Последним твоим ударом я доволен! Прощай, благодарю тебя за дружбу, милый неизменный товарищ. Скажи Хрисанфу, чтобы похоронил меня в монастыре св. Вицелина. Как хорошо, что сердце не будет больше страдать! Так хорошо на душе и мирно. Моя невеста ушла отсюда, и жених должен за ней следовать! Скажи твоей сестре, что я простил ей смерть моей невесты!

Эйлард испустил свой дух.

Герцог фон Люнебург зарыдал. Он долго стоял на коленях перед телом своего друга, вспоминая их обоюдную жизнь, его благородное и доблестное сердце.

Он так или иначе хотел уйти от жизни. Герцог Оттон воскликнул: «Я велю передать ей твой слова, но она мне больше не сестра. Я ее никогда не увижу».

Отец Хрисанф стоял над телами своих друзей и молился, перебирая четки. Ему казалось, что Рингильда не могла умереть, полная жизни и силы. Все прошлое этой молодой девушки принадлежала ему. Он ее воспитывал и, цветя близь него, она и на него распространяла благоухание своей молодости, своей свежести, своей живости, с ее серебристым как колокольчик голосом, с ее поэзиею и наивностью. И жизнь этой девушки вдруг прекратилась. «Господи! зачем Ты меня не взял к себе, вместо нее! Я знаю зачем, потому что я должен еще страдать на земле! Я еще не достоин вечного блаженства!»