Спрашивать не имело смысла, да и нельзя. Это у Катерины не было ни одной темы, которые нельзя обсуждать с Тимом или скрывать чтото от него, а вот у него!.. И, невзирая на «страшную клятву на крови», данную друг другу в детстве, в его жизни имелось ой как много чего такого, что шло под грифом «не оговаривается!».

Но он услышал все ее мысли и без слов, что неудивительно.

– Подозрения, Кошка, вещь хорошая, но только тогда, когда ты их не демонстрируешь выражением лица! – И усмехнулся ее озабоченности. – Не дребезжи, Катюха, меня мужики всем гуртом собирали, те, кому не обломилось в отпуск уехать, отдали свои бабки сеструсироту порадовать на праздник.

Катька перевела дыхание. Ну, слава богу!

Последней в бесконечной череде покупок, потрясших Катеринино воображение, стала елка и игрушки для ее украшения. Не самая пышная зеленая красавица и игрушки незамысловатые, купленные на лотке возле метро, да какая разница!

Елка!

Они успели ее и установить в комнате, и нарядить, а еще побыстренькому сварить супчик из колбасы с картошкой, поесть и поговорить за трапезой. Тимофей давал последние инструкции и наставления перед выходом в общежитский свет.

Состоялся.

И прошел удачно, и даже весьма. Катерина в новом обличье имела оглушительный успех у мужской части празднующих и, соответственно, признание женской половины появления новой конкурентки в борьбе за этот успех и внимание.

Да ладно! Обошлось без тяжелых боев!

Зато Катерина приобрела новый опыт и удивившие новые знания.

Знания о том, каким убойным оружием на самом деле является женское обаяние, подкрепленное и умело приукрашенное женскими секретными штучками: макияжем, прической, одеждой, и какое потрясающее ощущение уверенности в себе дают все эти штучки.

А опыт. О! Опыт новый, что такое настоящая крутая студенческая пьянка и как умудриться не выпадать из коллектива, старательно напивающегося, и при этом оставаться адекватно трезвой при уме и памяти, умело обходя все очаги куражнотравматического разгуляева. Хороший такой опыт. Интересный и поучительный.

А еще один непонятный и напугавший момент произошел в эту небывалую праздничную ночь. Когда били куранты, держа в одной руке бокал пенящегося через край шампанского, другой рукой Тимофей притянул к себе Катерину за талию, прижал и, заглянув прямо ей в глаза, сказал:

– Я люблю тебя, Кошка!

– Я тоже тебя люблю, Тим! – смеясь, перекрикивала шум поздравлений Катерина.

Он не отпустил, так и смотрел несколько минут в глаза, внимательно, напряженно, и чтото там такое искристое потухло в глубине его зрачков.

– Ну да, конечно, я знаю! – помальчишески улыбнулся он, чокнулся с ее бокалом. – Выпьем!

Они выпили до дна, расцеловались легким поздравительным поцелуем в губы.

– С Новым годом, Катюха!

– С Новым годом, Тим!

А ночь, празднование, шумкрик, радость покатились дальше своим чередом.

Причудилось ей, вот точно!

С этого дня началась еще одна новая жизнь Катерины Воронцовой, оказавшаяся на поверку не такой уж и простой и отнимавшей множество времени и сил.

А как иначе? Выто пробовали быть настоящей женщиной? В том смысле, сколько временных, денежных и прочих затрат это требует? И перечислять не стоит, каких усилий, если начать с приличных колгот, а закончить умением правильно строить глазки, любому трактату страниц не хватит!

Трудно ей приходилось и учиться, и осваивать азы женственности в ускоренном темпе, да еще развивать навыки психолога, изучая на практике характеры людей, поведение, движущие ими мотивы, почитать коечто по психологии пришлось, словом, все задачи, поставленные перед ней Тимофеем, она выполняла старательно.

Катерина давно, со встречи с Тимофеем перестала быть наивной, изолированной ото всех, запуганной завышенными требованиями и бабушкиной муштрой девочкой. Но она не умела общаться с людьми, с ровесниками, вопервых, потому, что это запрещалось Ксенией Петровной, а вовторых, она не подозревала, что это необходимо.

Зачем? У нее есть Тим, и никто больше не нужен. Вот что умела Катерина, так это концентрироваться, сосредотачиваться на цели и упорно, настойчиво к ней идти, игнорируя все мешающее, лишнее, что может оттягивать на себя внимание и дефицитное время.

Тимофей уж который раз встряхнул ее, дав такого морального тумака, что она вылетела из своего ограниченного одной направленностью мирка, приземлившись прямо в реальную жизнь, оказавшуюся весьма непростой, с ворохом разнообразных проблем, людскими историями и характерами.

И, знаете, это увлекательно.

Оказалось, что жизнь интересна!

Первого января они проснулись около часа дня, а в два часа Тимофей уехал. Надолго. И осталась только переписка в письмах, теперь он писал ей на адрес общежития, а она ему на неведомую, обозначенную цифрами какуюто полевую почту. Входившие тогда в обиход дефицитные и дорогущие мобильные телефоны им были еще долго не доступны. Зато каждый раз получая на вахте письмо от него, на конверте которого четким почерком Тимофея были написаны ее адрес и имя с фамилией, Катерина чувствовала нечто непередаваемое: гордость, радость, может, чтото детское про то, что и она обозначена в этом мире конкретным адресом, не скрываемым под предназначением «до востребования». Вот пойди ж ты, разберись, что это!


Катерина, стараясь сохранить ровное выражение лица, улыбалась внутренне весь день и на работе, и когда возвращалась домой. Так тепло и радостно ей становилось от воспоминаний того Нового года, своей круто изменившейся за один день жизни и даже тех своих чувств от получаемых писем.

Задумавшись, вся еще в том прошлом, в радости с добавлением теплой грусти по ушедшему, она никак не могла почемуто открыть дверь квартиры – ключ в замке не поворачивался, и все!

Ах да! Как же она забыла, за воспоминаниями накатившими!

Катя позвонила, и дверь тут же распахнулась, не успел улететь звук дверного звонка.

– Катерина Анатольевна! Я тут крутю, а вы там! – взволнованно объяснила Валентина.

– Кручу, – автоматически поправила Катерина, переступая порог.

«Вот и я включилась в работу семьи Бойцовых по исправлению речи великой Валентины!» – подумала не самым одобрительным образом она.

А чего одобрять? У них своя семья, у нее своя. Пересеклись в связи с форсмажором… Дальше развивать раздражающую мысль Катерина Воронцова не стала.

– Как Соня?

– Телик смотрит. Жалуется. Лежать не хочет. Температура последняя тридцать семь и три, – отчиталась причина «приобщения» к чужой семье.

Охохо! Жалуется она! Катерина, подавив тяжкий вздох в зародыше, пошла мыть руки и осматривать больную.

– Здрасте! – разулыбалась девчушка вошедшей в комнату Катерине. – А я все знаю! Вы Катерина Анатольевна, наша соседка снизу. И доктор. Вы меня героически спасли в трудную минуту и терпеливо лечите после.

– Аминь! – не поддержав бодрости задиристого тона, заключила вступительную речь пигалицы Катерина. – Самочувствие?

– Не лучшее, – не сдавалась Соня.

– Ну что ж, Софья, давайте я вас осмотрю, и вы ответите на пару вопросов, – докторила Катя, стараясь притормозить балагурящую девицу.

Не тутто было! Намек девочка понятьто поняла, но ей было скучно и хотелось проверить на слабо и устойчивость к доставаниям соседку.

– Например, не занимаюсь ли я сексом?

– На этот вопрос вы уже отвечали.

Буйствующие «умищем» и откровенной провокацией подростки для доктора Воронцовой числились как обычная рабочая рутина, не особо и раздражающая.

– Я помню. А что, про это обязательно спрашивать? – весело поинтересовалась девочка.

– Шутишь? – перешла на «ты» Катерина.

Устала, «вы» и с папашей этого подростка хватает, так что дитя перебьется, раз не принимает предложенный уважительный тон беседы.

– Еще порази меня заявлением, что не знаешь о возможных последствиях.

– Нежелательная беременность, венерические заболевания, ВИЧ, разбитое сердце, – отрапортовала, как заученный урок, Соня, скорчив не в меру серьезную рожицу.

– А также внематочная беременность, хламидиозы и иные вирусные заболевания, подлежащие тяжелому лечению. Надеюсь, ты мне сказала правду.

Соня, положив правую ладонь на сердце, левую подняв вперед, сделала страшное лицо, поклявшись:

– Как на духу! В интимные сексуальные связи не вступала! – и добавила доверительным тоном: – Папуля зорко блюдет мою девственность, рекомендуя торжественно расстаться с ней по любви и желательно после восемнадцати лет!

– Да! – вздохнула Катерина. – Похоже, что освоение тобой теоретической части он прохлопал.

– Смеетесь? – повторила похожий вопрос в свою очередь Соня, вздохнула, изображая печаль за отца. – Интернет, подруги, уроки по анатомии и этике, мальчики, озабоченные своей гиперсексуальностью…

– Нелегкооо… – согласилась Катерина, – давай, подкованная, осмотрю тебя.

Диагноз, поставленный Катериной, так же как и ее предположение о получении простуды, подтвердились. Софья Бойцова обслуживала клиентов за столиками на улице, на открытой террасе возле кафе. В Москве стояла несусветная жара и, каждый раз прибегая на кухню за заказом, Соня на пару минут становилась под кондиционер, охлаждаясь.

Результат не замедлил.

– Несколько дней поделаем тебе уколы, попьешь таблетки курсом, отвары травяные, соки, постельный режим, а там посмотрим. Я все же настаиваю сдать анализы, подстраховаться. Но необходимости в госпитализации не вижу.

– Вот и славно! – искрила жизнерадостностью девочка Соня.

– Сегодня можешь перебраться домой, в свою кровать.

– Не гоните, тетенькааа! – дурашливым голосом запричитала Соня. – Мне у вас нравится.

– Да с чего бы? – подивилась Катерина.

– Диван удобный, телик большой, лежишь себе, болеешь, Валентина всячески балует, – перечислила составляющие «нравится» Соня.

– А то у тебя дома телика с диваном нет, и Валентина при тебе.

– А с вами поболтать, – стала загибать пальцы, перечисляя недостающие дома плюсы, – и отца родного чаще видеть стану. Если дома болеть, то чего ему торопиться, лежит себе ребенок, никуда не денется, под надежным присмотром Валюши. А тут вроде как у чужого человека, значится, серьезное что, надо пораньше приехать, посидеть рядом, проконтролировать что и как!

– Стратеег! – похвалила Катерина. – Но со мной особо не поболтаешь, я много работаю, а когда бываю дома, то сплю или читаю медицинскую периодику. А манипулировать отцовской любовью при твоих способностях ты влегкую можешь и дома.

– Гоните? – изобразив подозрение на лице, выясняла Соня. – Или мы мешаем вашей личной жизни?

– О как! – усмехнулась Катерина всем ее актерским штучкам. – С чего такой жгучий интерес?

– Нравитесь вы мне, – доверительным тоном «открыла» секрет Соня. – Имею я тайный план. Может, я хочу вас с папаней свести. Он мужчина интересный, молодой, холостой, да и вы, как я посмотрю, не замужем. А чё?

– Дитя, – тоже доверительно понизив голос, подыгрывая, предупредила Катерина, – будь осторожна в своих желаниях, а то они могут сбыться, и я стану твоей злой мачехой. И не забудь, я умею резать маленьких глупых девочек!

– Катерина Анатольевна, – вошла в гостиную из кухни Валентина, которая внимательно слушала там весь их разговор и вовремя встряла, недовольная Сониным поведением.

Соне скучно, это понятно, и она разбушевалась своими подростковыми, как они называют, подколками, а Валентина знала: если не остановить, может до утра изводить взрослых.

– Идите кушать. Ужин поспел. Вы ж с работы, устамши.

– Уставшая, – в два голоса поправили Катерина с Соней.

– А меня не зовешь? – ласково поинтересовалась девочказаноза.

– Я тебе сюда принесу, Сонечка. Тебе вставать нельзя. – И стрельнула на докторшу взглядом, ожидая поддержки.

– Вставать нельзя! – радостно подтвердила доктор Воронцова.

Ей захотелось показать неугомонной девчонке язык, празднуя счет один–ноль в пользу старших, вот такто! Настроение у доктора Воронцовой разухабилось не пойми с чего, то ли девочка Соня ее так расшевелила язвительными высказываниями и театральной дурашливостью, то ли просто жизнь хороша?

Катерина с таким эстетским удовольствием наслаждалась ужином, посмеиваясь над Валентиниными неиссякаемыми рассказами и высказываниями, выдержанными в этническом стиле российской глубинки, и над громкими Сониными комментариями, сопровождавшими любое из этих высказываний из комнаты. Двери между гостиной и кухней оставались распахнутыми, и больная имела прекрасную возможность принимать активное вербальное участие в беседе за кухонным столом, не вставая с дивана.