Я легла в постель в три часа утра и не успела, как мне показалось, закрыть глаза, как Бетти разбудила меня в половине седьмого. Я выползла из постели, надела свою старую амазонку и направилась к конюшням, позевывая на ходу.

Лорд Уинтердейл уже ждал меня — выглядел он до отвращения бодрым и подтянутым. На нем был красновато-коричневый сюртук для верховой езды и кожаные коричневые панталоны — такой костюм больше подходил для деревни, чем для фешенебельного Лондона. Като уже вывели из стойла, и мы с моим так называемым опекуном выехали на улицу, которая оказалась на удивление многолюдной в этот ранний час.

Тележки, груженные фруктами и овощами, тяжело громыхали по мостовой, направляясь на рынок в Ковент-Гарден; торговцы рыбой тащили дары моря, которые они выловили у причалов, в рыбные лавки; свежие мясные туши только что забитой скотины лежали в плетеных корзинах на повозках — их везли в мясные лавки. Тысячи лондонских обитателей надо было чем-то кормить, и в этот час провизия стекалась в Лондон из пригородов.

Изабелла вела себя гораздо беспокойнее, чем в прошлый наш выезд — вздрагивала, когда тележка молочника грохотала позади нее, и гарцевала от нетерпения, если груженная фуражом повозка преграждала путь.

— Она ведет себя почти примерно, — сообщил мне лорд Уинтердейл. — Когда я впервые выехал на ней в город, она чуть не сбросила меня под колеса. А теперь всего лишь танцует на месте.

— А вы каждый день выводите ее в парк? — спросила я.

— Да. Ей необходимо движение, а днем, часов с пяти, на этом великосветском параде ей негде разгуляться. А до пяти часов в парке много детей — я не могу пускать ее галопом. Поэтому мы с ней гуляем утром — парк в этот час пуст.

— Но почему бы вам не оставить ее за городом, где она будет чувствовать себя привольно? — полюбопытствовала я.

Его ответ удивил меня.

— Потому что я бы по ней сильно скучал, да и она, думаю, тоже. Мы с ней ездим уже четыре года и привыкли друг к другу. Я бы не хотел, чтобы у меня была другая лошадь.

Впервые я слышала от него такие слова — впервые он говорил о своей привязанности к другому существу.

Мы въехали в парк со стороны Оксфорд-стрит, и пейзаж вокруг нас мгновенно преобразился. Под раскидистыми деревьями с набухающими почками мирно паслись олени — город исчез, как по мановению волшебной палочки. Так, наверное, исчезла в волнах легендарная Атлантида. Легкий утренний туман рассеивал солнечные лучи, и воздух казался жемчужным.

— Перейдем в галоп? — предложил лорд Уинтердейл.

— Ну конечно, — с готовностью откликнулась я, и наши лошади понеслись вскачь по тропинке, наслаждаясь свободой и простором после тесных лондонских улиц. Изабелла вырвалась вперед, но Като не отставал, удивляя меня своей резвой живостью, — он был в отличной форме.

Мы проскакали галопом вокруг озера, повернули рысью, огибая Серпантин, и возвратились по другой стороне, пустив лошадей неторопливым шагом. Прогулка взбодрила меня — я окончательно очнулась ото сна и чувствовала себя свежей и полной сил, несмотря на то что спала всего четыре часа.

Мы отпустили поводья, и наши лошади побрели рядом. Поскольку лорд Уинтердейл молчал, я, не в силах дольше сдерживаться и сгорая от любопытства, обратилась к нему первая:

— О чем вы хотели поговорить со мной, милорд?

Он похлопал Изабеллу по черному лоснящемуся боку и, обернувшись ко мне, спросил:

— Сколько всего человек пострадали от вашего батюшки-шантажиста?

Я было хотела ответить, что это не его дело, но, встретившись с ним взглядом, внезапно изменила свое решение.

— Пятеро, включая и вашего дядю, — призналась я.

Лорд Уинтердейл был без шляпы, и легкий ветерок с озера взъерошил его волосы. Парочка оленей наблюдала за нами из-за деревьев.

— Кто эти люди? — спросил он.

Я замялась и нерешительно промолвила:

— Не знаю, стоит ли вам это говорить. Его черные брови сошлись к переносице.

— Думаю, вам лучше рассказать мне все, мисс Ньюбери. Особенно меня интересует, почему это Джордж Эшертон искал вас вчера на балу. Вы встречались с ним до этого? Пытались шантажировать его, как и всех остальных, кого наметил ваш отец?

— Нет! — гневно воскликнула я, глубоко оскорбленная. Как он мог предположить такое! — Дело было так: я разослала всем четверым письма, в которых сообщала, что уничтожила компрометирующие их документы, собранные моим батюшкой. Я уведомила их, что теперь они свободны от каких-либо обязательств по отношению ко мне и я никогда не обнародую то, что мне известно.

Он схватил Като за уздечку, и лошади встали на тропинке. Мы с лордом Уинтердейлом воззрились друг на друга.

— Вы что, в самом деле уничтожили бумаги? — спросил он.

— Ну да.

Во взгляде его явственно читалось недоверие, и я вынуждена была защищаться.

— Я считаю, что поступила правильно. Я не собиралась использовать сведения и решила, что эти джентльмены обрадуются, узнав, что досье больше не существует. Поэтому и написала письма, чтобы успокоить их.

— Боже правый, — вымолвил он. — Да как вы могли совершить такую глупость?

Его слова разозлили и не на шутку испугали меня.

— Что значит глупость? Что я такого сделала?

— Отвечайте, чего добивался от вас Эшертон?

— Он хотел, чтобы я отдала компрометирующие его бумаги, — сказала я. — Он не верит, что я их уничтожила.

— Вот именно, — сказал лорд Уинтердейл.

Мы застыли друг против друга, у ног лошадей запрыгала белочка. Изабелла загарцевала на месте, и лорд Уинтердейл похлопал ее по спине и ласково заговорил с ней. Я удивленно посмотрела на него. Никогда бы не подумала, что его голос может звучать так нежно.

Он выпрямился в седле и взглянул на меня. Когда он заговорил вновь, тон его никак нельзя было назвать нежным.

— Позвольте заметить, мисс Ньюбери, что Эшертон — не единственный, кто так считает. Никто из этих четверых не будет чувствовать себя в безопасности, пока компрометирующие бумаги не окажутся у него в руках.

Мне это и в голову не приходило! Я прикусила губу.

— Но у меня больше нет этих бумаг. Я их сожгла.

— Вы сделали неверный ход, мисс Ньюбери, — промолвил он с нескрываемым сарказмом. — Ваш поступок никак нельзя назвать благоразумным.

— Ну да, я совершила ошибку! — гневно выпалила я. — Прошу меня простить — у меня нет опыта в подобных делах.

— Неужели? А мне казалось, у вас к этому явный талант, — заметил он с ядовитой учтивостью.

Я посмотрела на него бешеными глазами, но промолчала. К несчастью, мне нечего было возразить.

Он воспользовался моим замешательством и добавил с едкой издевкой:

— Ах, ну да, вы же старались не для себя, а для своей младшей сестры, верно?

Он тронул поводья, Изабелла двинулась по тропинке, а Като последовал за ней, хотя я его об этом не просила. Я готова была лопнуть от злости.

Наконец лорд Уинтердейл спросил:

— Так кто же эти джентльмены из черного списка вашего отца?

Я покосилась на него и ничего не ответила.

— На вашем месте я не стал бы скрытничать. — Его холодный, насмешливый голос выводил меня из себя. — Я же все-таки ваш опекун и призван заботиться о вашей безопасности.

— Вы не являетесь моим опекуном, милорд, и мы оба это знаем, — сердито возразила я. Он вскинул брови.

— Тогда кто же я, по-вашему, мисс Ньюбери? Кровь прилила к моим щекам.

— Вы мой опекун, но только понарошку, — пробормотала я.

Он посмотрел на меня, как на несмышленого младенца.

— Ну тогда как ваш опекун «понарошку» я требую, чтобы вы назвали мне имена тех четверых.

— Ну хорошо, хорошо, — недовольно пробурчала я. — Кроме мистера Эшертона, которого вы уже знаете, там значился сэр Генри Фаррингдон.

Он бросил на меня удивленный взгляд.

— А я и не знал, что Фаррингдон посещает игорные дома.

— Думаю, дело в его… э-э-э… подруге, — неохотно пояснила я. — Сэр Генри не хотел, чтобы о ней узнала его жена.

— Софи Генри, — подхватил лорд Уинтердейл. — Как же, знаю, знаю. Бедняга Фаррингдон боялся, что про любовницу узнает супруга, а тесть откажет ему в деньгах.

— Откуда вам известно, что ее зовут Софи Генри? — подозрительно осведомилась я.

— О, Софи уже не один год живет в Лондоне, — последовал беспечный ответ. — Она привыкла блистать, но тут прогадала: у Фаррингдона не было тех денег, которые имелись у ее бывших покровителей. Он содержал ее на деньги жены, а это могло ему дорого стоить в случае огласки. Я вполне допускаю, что Фаррингдон готов был заплатить сколько угодно — ему есть что терять.

Со стороны лорда Уинтердейла было не очень-то прилично обсуждать со мной дам полусвета, но я понимала, что наши с ним отношения едва ли вписываются в привычную схему «джентльмен — леди». Поэтому я рассудила, что возмущаться в данном случае — верх лицемерия, и продолжила:

— Следующий — мистер Чарльз Говард. Он нахмурился.

— Чарли Говард? Я знал, что он игрок, да в придачу слабовольный дурак, но никогда не думал, что все настолько серьезно.

— Да. Он отослал отцу кучу жалостливых писем, но папу не тронули его мольбы. Он выжал из него почти тридцать тысяч фунтов.

— Говард не мог заплатить такую сумму.

— Он написал папе, что получит деньги у ростовщика.

В ветвях деревьев прошелестел ветерок. Воздух был напоен запахом трав и цветов — уже появились первые нарциссы, маргаритки, примулы и лютики.

Лорд Уинтердейл промолвил:

— Мисс Ньюбери, ваш досточтимый батюшка был отменным негодяем.

Я скорбно вздохнула:

— Боюсь, что так.

Мы обогнули озеро и приблизились к выходу из парка.

— И кто же последним попал к нему в лапы? — мрачно спросил меня лорд Уинтердейл.

— Граф Марш, — ответила я.

Молчание. Затем:

— Повторите-ка, будьте любезны.

— Граф Марш, — послушно повторила я.

— Чудесно. — Сарказм в его голосе был едким, словно кислота. — Лучше не бывает. Граф Марш, мисс Ньюбери, один из самых опасных и беспринципных людей во всем Лондоне. Пожалуй, из тех, кто опаснее его, можно назвать только меня.

— Отец собрал о нем нелицеприятные сведения, — испуганно заметила я.

— Вы и Маршу тоже написали, что сожгли досье?

— Да, — почти беззвучно прошептала я.

Он выругался. Я ошарашенно заморгала. Потом гордо приподняла подбородок.

— По-моему, вы делаете из мухи слона, — сказала я. — Пройдет время, и все они убедятся, что я не требую от них денег в награду за свое молчание, и успокоятся.

— А если они вычислят, что вы пытались шантажировать меня? Такого вы не допускаете? — спросил он. — Как вы сами же заметили, у вашего отца не было никаких причин назначать меня вашим опекуном. Об этом уже поползли слухи — поэтому-то я и сказал вам вчера, что нам не следует вместе выходить на террасу. Если в свете решат, что вы моя любовница, вашей репутации конец.

Я в ужасе уставилась на него:

— Ваша любовница?! Но как такое может быть?

— А вот так — на большее у них фантазии не хватает, — ответил он. — Да к тому же, мисс Ньюбери, простите за откровенность, но моя собственная репутация далеко не безупречна.

Говоря это, он смотрел прямо перед собой, куда-то между ушей Изабеллы. Я взглянула на его твердый, жесткий профиль и подумала, что он, наверное, самый одинокий на свете человек, — так мне показалось в эту минуту.

Мы вернулись на Гросвенор-сквер в половине девятого, и к тому времени я ужасно проголодалась. В столовой еще не было прибрано после вчерашнего вечера, и лорд Уинтердейл приказал принести завтрак в библиотеку. Затем после некоторого колебания пригласил и меня составить ему компанию.

Лакей установил перед камином диванный столик, а второй лакей принес поднос с яичницей, свиными отбивными, булочками, горячим шоколадом и кофе. Я взяла себе яичницу и шоколад, а лорд Уинтердейл — две отбивные и кофе.

Мы завтракали в полном молчании. Наконец, вытерев губы салфеткой, я с сожалением заметила:

— За эти два дня я съела столько — страшно подумать! Сначала обед, потом все эти пирожки с омарами, а теперь яичница. Если так будет продолжаться, я разжирею, как хрюшка.

На самом деле я стройна, как тростинка, — просто напрашивалась на комплимент. Но комплимента не последовало.

— Да, в городе дамам труднее следить за фигурой, чем в провинции, на лоне природы, — сказал лорд Уинтердейл. — Мужчины могут упражняться в боксерском зале для джентльменов «Джексоне» или в фехтовальном клубе «Анджелос», а женщинам остается только разъезжать по магазинам. — Он слегка приподнял черную бровь. — И в этом вы преуспели.

Как видно, на комплименты от его светлости рассчитывать не придется.

— Обещаю вам, милорд, что сделаю все возможное, чтобы не злоупотреблять вашим гостеприимством. Вчера на балу я танцевала со многими молодыми людьми, и кое-кто из них намеревается нанести мне сегодня визит.