Потом одеяло сдвинулось и постель прогнулась, когда он лег. Одеяло снова двинулось, сползло до моей талии, я открыла глаза и повернула голову к Максу, пока он осторожно гладил мои ребра раскрытой ладонью.

Положив ладонь поверх оставленного Дэймоном следа, Макс устроился на боку, совсем рядом, но так, что касался меня только рукой. Поставив локоть на кровать и подпирая голову кулаком, он внимательно смотрел на меня.

Потом его ладонь опустилась ниже, на мой живот, и я поняла, что не дышу, поэтому выдохнула. И тут Макс заговорил:

— Хорошо, малышка, давай начнем с того, что ты расскажешь мне, что наговорил тебе Гарри прошлой ночью.

Я снова задержала дыхание.

Я хотела попросить его выключить свет. Я также хотела спросить, можно ли мне лечь спать и не могли бы мы поговорить обо всем утром (или никогда). Но больше всего я хотела спросить его, правда ли, что он влюбился в меня, до того, как я так глупо все испортила своим непростительно эгоистичным поведением.

Чего я делать не хотела — так это рассказывать ему, что наговорил мне Гарри, не только из-за того, что именно он наговорил, но и потому, что по большей части это касалось Анны.

Но я знала, что не могу прятаться за своим нервным поведением, только не сейчас. Макс заслуживает лучшего.

Поэтому я выдохнула и тихо сказала:

— Он рассказал мне про Анну.

Макс не рассердился, его лицо не потемнело, глаза не прищурились, он просто спросил:

— Что он сказал?

Я медленно вдохнула через нос, потом выдохнула и ответила:

— Он сказал, что ты любил ее.

— Любил, — с готовностью согласился Макс.

Я прикусила губу, потом отпустила ее и продолжила:

— Он сказал, что она была твоим миром.

— Была, — снова согласился Макс, и я испытала совершенно другой вид боли, но каким-то чудом поборола порыв закрыть глаза и продолжила смотреть на Макса.

— Он сказал, что после нее у тебя было много женщин.

— Это так.

При этом утверждении я сглотнула и шепотом закончила:

— Он сказал, что ты так сильно любил ее, что когда она умерла, ты был сломлен. И он сказал, что больше никто не сможет стать для тебя такой любовью, никогда, и что ты и все остальные это знают, и он считает, что мне тоже следует знать.

На это Макс отреагировал: его губы сжались в линию, глаза потемнели, а ладонь слегка надавила мне на живот.

Потом он вздохнул и расслабил руку.

— Знаешь что? — спросил он.

Я зажала обе губы зубами и замотала головой. Хотя я и знала кое-что, просто не то, что он собирался сказать. Однако я не была уверена, что хочу знать то, что он собирался поведать. Но я промолчала, а он сказал:

— Когда Анна умерла, закончился ее мир, но не мой.

Я закрыла глаза, но Макс прошептал:

— Милая, посмотри на меня.

Так что я снова их открыла и тихо сказала:

— Ты не обязан говорить об этом.

— Нет, обязан.

Я опять сглотнула и накрыла ладонью его руку на моем животе.

— Мне потребовалось время, чтобы осознать это, — сказал он. — Около десяти лет. Я понял это всего неделю назад, во время метели.

О. Мой. Бог.

— Макс, — выдохнула я, и его рука скользнула по моему животу на бок, он аккуратно подтянул меня к себе и подался вперед.

— Гарри ни хера не знает, — сообщил мне Макс тихо, но немного резко. — Он потерял Битси, не знаю почему, мне все равно, это не мое дело. Это его проблема, он не боролся за нее, и все это знают. Он просто сдался и позволил Керту выиграть. У нас с ним разные истории. Он сдался и был вынужден жить с этим решением, в одном городе с Битси, которая делила жизнь с другим мужчиной. Я потерял Анну из-за Керта, это не зависело от меня. Да, мы с ним не ладили, но Анна и Битси были подругами. Однажды они гуляли в «Собаке», Керт должен был забрать их и отвезти по домам. Недели три назад была годовщина. Весенние каникулы, в городе много подростков, они творят глупости, напиваются, как обычно. Они дразнили Керта, выкрикивали грубости из окон своей машины, а он быстро выходил из себя. Он вспылил, решил преподать им урок, показать, кто есть кто, и потерял управление. Подростки угодили в кювет, с ними все было в порядке, они ехали быстро, слегка перенервничали, но отделались незначительными травмами. Внедорожник Керта перевернулся четыре раза и остановился, только врезавшись в дерево.

— Боже мой, — прошептала я, поворачиваясь к нему и автоматически положив ладонь ему на талию.

— Да, — проворчал Макс. — Хуже того, завод отозвал машины той модели, что была у Керта. Какие-то неполадки с ремнем безопасности на заднем пассажирском сиденье. А Керт даже не подумал вернуть ее, чтобы это исправили. Ремень Анны отстегнулся, и, когда машину перевернуло, ее швыряло по салону, и она сломала шею.

После этих слов я полностью перекатилась к Максу и обняла его за талию, прошептав:

— Макс.

— На ней не было ни царапины, — прошептал Макс, и его взгляд стал отсутствующим. Его глаза все еще смотрели на меня, но я поняла, что он меня не видит. Он видел что-то другое, что причиняло ему сильную боль. Я знала, потому что это отражалось на его лице, и, глядя на него, я захотела обладать способностью коснуться его рукой и впитать эту боль.

Но у меня не было таких способностей, ни у кого не было. Так что я просто крепче обняла его за талию.

— Когда я увидел ее в похоронном бюро, кроме шуток, она выглядела так, будто спит, — продолжил Макс.

Мне захотелось, чтобы он замолчал, но я не стала просить об этом, я просто теснее прижалась к нему и крепче сжала руку, обнимавшую его.

Макс все еще был там, я поняла это по выражению его лица и по его следующим словам.

— Я хотел его убить. Господи, я был ослеплен этим желанием, не мог думать ни о чем другом. Он не просто убил ее из-за своего гребаного характера, он сделал это, потому что был ленивым сукиным сыном и не сдал свою машину в ремонт, он был беспечным, даже не предупредил, чтобы она села позади него. — Макс смотрел на меня, но все еще находился далеко, когда произнес: — Знаешь, я бы принял ее такой, как Битси, и был бы счастлив всю оставшуюся жизнь.

Я знаю. Я совершенно точно знаю.

Я убрала ладонь с его талии и положила ее ему на шею.

— Знаю, — прошептала я.

— У него осталась Битси, живая, покалеченная, но оставшаяся рядом, чтобы смеяться, разговаривать, делить его постель. Черт, он никогда не понимал, как ему повезло, что он выжил в той аварии. Не только потому, что он не пострадал, но и потому, что не потерял Битси.

Я гладила его челюсть и молчала.

— Это все небрежность Керта, он не отправил машину обратно, когда завод сообщил ему о неисправности. Джордж сказал, что я могу подать на него в суд, но я не стал. Деньгами тут не поможешь, но для Керта деньги были всем, так что он этого не понимал. Он прислал ко мне Трева заключить мировое соглашение, не хотел, чтобы я подал иск, козлина. — Макс покачал головой. — Господи, он был таким мудаком.

Да, определенно.

— Анна была застрахована, мне выплатили деньги, но я никогда их не трогал. Даже когда строил дом, никогда. Взять их, использовать их означало сдаться.

— Сдаться? — в замешательстве спросила я.

Макс снова сосредоточился на мне.

— Признать, что она мертва, окончательно.

— Смерть весьма окончательна, дорогой, — мягко, но осторожно сказала я.

Макс изменился в лице, по нему прокатилась волна боли, и он опустил голову, прикоснувшись своим лбом к моему.

— Да, — пробормотал он.

Все еще осторожно я предположила:

— Он упоминал о ней в своем письме.

Макс поднял голову и кивнул, и я поняла, почему в тот день показался другой Макс и почему Битси просила меня беречь его. Потому что Керт был большим мудаком.

— Что он написал? — спросила я, продолжая гладить его челюсть большим пальцем.

— Написал, что сожалеет. Написал, что любил Анну и его мучало то, что он сделал с ней. Уверен, он почувствовал себя лучше, когда написал это, как будто признание сделало его лучше, чем есть на самом деле. Чего он не понимал, так это того, что я буду чувствовать при этом, не понимал, что никакие извинения не изменят тех решений, которые он принял и которые привели к тому, что случилось тем вечером. Ничто не изменит того факта, что моя жена и его жена находились в машине, когда он повел себя как обычно, не думая о том, что рядом с ним были две драгоценные женщины и самое главное, о чем ему следовало думать, доставить их домой в целости и сохранности. А не выебываться, доказывая кучке подростков, кто круче.

Как обычно, Макс был прав.

— Хуже того, он писал это письмо и в то же время обманывал Битси с Шауной, Бог знает почему, этому нет извинений. И он писал это письмо, зная, что его жизни грозит опасность и ее жизни грозит опасность, а он возился с частным детективом и не обратился в полицию. Он писал это письмо, извиняясь за свои глупые гребаные решения десять лет назад, но продолжал в том же духе.

И опять Макс был прав.

И еще кое-что было абсолютно очевидно.

Он не переставал любить свою мертвую жену.

Это причиняло боль, сильнее, чем пинок по ребрам, чем удар по лицу, но я этого не показала. Не то чтобы Макс в своем состоянии заметил бы. Он был далеко, заново переживая свой кошмар.

Вместо того чтобы отстраниться физически или эмоционально, чего мне очень хотелось, я убрала руку с его шеи и обняла его за талию, сильнее прижавшись к нему, толкнув его на спину и положив щеку ему на плечо.

Макс просунул под меня руку и обнял меня.

— Я видела ее фотографии у Битси дома, — сказала я, почувствовала, как напряглось его тело, и торопливо продолжила: — Она была красивая, Макс. Вы были счастливы.

Он крепче обнял меня, и его тело расслабилось.

— Да, — согласился он. — Были.

— Ты должен знать, что Гарри рассказал мне все, — настороженно прошептала я. — Про твою стипендию, про беременности…

Хриплый голос Макса снова стал резким, когда он едко перебил меня:

— Напомни мне поговорить с ним.

Я прикусила губу.

— И напомни мне, — продолжил Макс, — в следующий раз, когда я буду наслаждаться твоим обществом и тебе в голову придет великолепная идея оставить меня и пойти отвлечь какого-нибудь грустного пьяного козла от его гребанных проблем, которые являются его личными проблемами, которые он сам же и создал, а он окажется недостаточно мужиком, чтобы признать их, и вместо этого станет отыгрываться на тебе, — напомни мне, детка, не отпускать тебя.

Звучало так, будто Макс считает, что откровения Гарри — это моя вина, и чтобы удостовериться в этом, я подняла голову и посмотрела ему в лицо. Его несчастные, ясные серые глаза встретились с моими, и я поняла, что он и правда так думает.

— Он просто выпускал пар, — сказала я.

— Да, выпускал пар за твой счет, за мой счет и за счет Анны, которая, блядь, мертва. Выпускал пар, после чего ты вела себя как Нина-зомби, словно твой мир рухнул, и не позволила мне помочь. Выпускал пар, что усугубило твои идеи насчет меня и Анны, какими бы они ни были, а значит, ты не поговорила со мной, и мы в итоге поссорились, после чего тебе попала очередная вожжа под хвост и ты сбежала, в результате попавшись Дэймону. Да, детка, Гарри просто выпускал пар.

Я слушала все, что он говорил, но одна часть поразила меня словно пуля.

Он назвал то утро ссорой.

Я приподнялась на локте и, глядя на него сверху вниз, прошептала:

— Поссорились?

Он поднял руку и обхватил пальцами тыльную сторону моей шеи, чтобы удержать меня, если я вздумаю отодвинуться еще дальше.

— Герцогиня, проснись. Мы такие, какие есть, мы будем спорить. Тебе нужно научиться не принимать это близко к сердцу.

Я моргнула.

— Не принимать близко к сердцу? — прошептала я, и на этот раз в моем шепоте слышалось недоверие и одновременно смертельная угроза.

— Да, не принимать близко к сердцу, — подтвердил Макс, совершенно не обращая внимания на мой ядовитый тон. — Или это, или научись разговаривать со мной, хоть иногда задавать гребаные вопросы и не выглядеть при этом, как испуганный заяц, ожидая ответа.

Я моргнула, а Макс продолжил:

— Я не плод твоего воображения, Герцогиня, я появился не в ту ночь, когда ты приехала к моему дому. У меня была своя жизнь, была жена. У меня есть семья, друзья, история. Я много натворил, пока искал что-то и не находил, так же и у тебя.

Я постаралась сдержать свой гнев и напомнила ему:

— Да, Макс, у тебя была жена, которая была для тебя целым миром.

— Да, была, пока ее жизнь не кончилась. Но моя-то продолжается, детка.