Вера и Марина Воробей - Рисуй меня ночью

Он остановился посреди кухни и повернулся к ней: на впалых щеках выступил едва заметный румянец. Темно-карие глаза стали невыразимо печальными, а взгляд их – даже жалким, как показалось Гале. Но уже в следующую секунду Игорь тряхнул головой, резким движением руки поправил волосы и, улыбнувшись, спросил:

– Будешь чай?

– Давай. Хочешь, я тебе помогу?

После этих слов, вырвавшихся у нее нечаянно, Гале стало вдруг очень неловко за себя. Получилось, что она как бы проговорилась, невольно созналась в том, в чем нельзя было сознаваться ни при каких обстоятельствах. Этим своим предложением помощи Галя словно бы сказала: ты ведь инвалид, сам не справишься даже с таким простым делом, как чайник на плиту поставить. Игорь бросил на нее быстрый и цепкий взгляд и ответил так просто, что Галя тотчас же почувствовала облегчение:

– Да нет, не надо. Я уже наловчился. – Казалось, Игорь просто-напросто прочитал ее мысли. Он опять улыбнулся, только теперь еще более мягко. – Хочешь, можем в моей комнате пока посидеть?

И, ловко задвигав рычагами, он поехал, поскрипывая колесами, вдоль коридора, а Галя послушно пошла за ним.

– Ух ты! Это ты сам все?! – как вкопанная, остановилась она посреди комнаты.

Все четыре стены были расписаны маслом. И не просто расписаны! То были настоящие картины, созданные кистью талантливого художника. Даже у Гали, которая отнюдь не считала себя знатоком и ценителем живописи, сомнений в том не возникло. На одной стене на фиолетовом фоне звездного неба пылала какая-то загадочная огненно-красная планета, а вокруг нее кружил ярко-розовый хоровод стрекоз. Эта картина занимала все свободное место над кроватью. На противоположной стене художник изобразил лес. Солнце, такое, какое бывает только ранним-ранним утром, пробивалось сквозь густую листву, образуя тугие лучи. Они пересекались, перекрещивались друг с другом, и в них стояло, поднимаясь от земли, серебристо-голубоватое облако пыли. Или то была не пыль, а густой-прегустой туман… Тропинка, бегущая между деревьями, вела, казалось, в самую чащу леса. И хотя Галя, конечно же, понимала, что это только картина, нарисованная на стене, внезапно на нее нахлынуло непреодолимое желание шагнуть туда, в самую чащу, и оказаться среди деревьев, услышать голоса птиц, вдохнуть неповторимый лесной запах влажной от росы травы. Она уже было подалась всем телом вперед, даже маленький шажок сделала, но, встретив улыбающиеся глаза Игоря, глубоко вздохнула, переступила с ноги на ногу, да и только.

– Тебе нравится? – Игорь остановился на пороге комнаты. На его коленях стоял поднос с чашками, чайником и маленькой вазочкой с печеньем, покрытым розовой глазурью.

– Да, здорово! – не отрывая глаз от картины, восхищенно выдохнула Галя.

– Это все, – он обвел глазами стены, – я рисовал еще до того, как оказался в этой штуке… – И он с неожиданной для Гали нежностью провел вдруг рукой по колесу своей коляски. – А в комнате родителей есть те, что уже после… – Игорь запнулся.

Галя уже набрала в легкие воздуха и открыла было рот, но сдержалась, заставив себя промолчать.

– Ты, наверное, хочешь спросить, как я стал инвалидом? – Игорь выпалил эти слова быстро, резко и жестко, словно одиночные выстрелы, и поморщился как от сильной боли. Было видно, с каким трудом дались ему эти слова.

– Да нет… – Галя робко опустила голову и готова была провалиться сквозь землю, но вдруг с неожиданной для самой себя смелостью призналась: – Хотя вообще-то да. Но если не хочешь, не отвечай.

– Нет ничего плохого в том, что ты хотела меня об этом спросить. Это естественно. А в моей истории нет ничего ужасного, но и интересного тоже мало. Авария. Я ехал на мотоцикле, а из-за угла легковушка резко вывернула. Ну и… – Кулак его правой руки с размаху врезался в ладонь левой. – Врачи говорили, чудо еще, что ты, пацан, живым остался. А потом, где-то через полгода, сказали, что есть даже надежда, что я когда-нибудь снова смогу ходить. – Игорь грустно улыбнулся и добавил: – Правда, очень слабая. Короче, я в это не верю.

Повисла долгая пауза. Гале совсем не хотелось продолжать эту явно болезненную для Игоря тему. Хотелось прижаться к нему как можно крепче и подольше не отпускать его. И вовсе не от жалости, нет! От какого-то совсем иного чувства – нового, странного, щемящего и невероятно сильного. Но она, конечно, осталась стоять на прежнем месте.

– А можно посмотреть те картины, про которые ты говорил? Ну, в комнате родителей? – нарушила затянувшееся молчание Галя.

– Да, конечно. – Игорь снова крутанулся в коляске и поехал в другую комнату. Со спины он выглядел еще беззащитней и трогательней.

На стенах родительской спальни висели картины в рамах. Около окна находился огромный круглый стол, а на нем величественно и горделиво возвышался компьютер – дико навороченный, с плоским экраном, работающим на жидких кристаллах.

«Да, не то, что мой – «мечта антиквара», как говорит папа», – подумала Галя, засмотревшись на компьютер Игоря.

Перехватив ее взгляд, Игорь сказал:

– Вообще-то он всегда у меня стоит. Просто сейчас отцу надо сделать какую-то срочную работу. Вот он и сидит за компьютером по ночам.

– Понятно, – протянула Галя.

И тут ее взгляд упал на мольберт, прислоненный к стене. К нему кнопками был прикреплен лист ватмана с незаконченной картиной. Картина состояла из линий, сливающихся в одно целое и образующих причудливое сочетание цветов. Но больше всего Галю заинтересовала техника, в которой была выполнена картина: краски наносились на бумагу, а затем размазывались по ней прямо руками. Это явствовало из оставленных на листе отчетливых отпечатков пальцев. Галя присмотрелась. И вдруг ее взгляд выхватил из причудливого переплетения линий чьи-то глаза, потом она явственно различила нос, а затем и все лицо четко выступило из разноцветного пятна. Будто острая игла вонзилась в этот миг в ее сердце – лицо показалось ей знакомым… И даже более чем просто знакомым, а каким-то до боли родным. Это было лицо девушки. И тут Галя поняла, кого напоминает ей эта девушка, сотканная из пестрых запутанных линий. Ее саму! Да, девушка, изображенная на незаконченной картине, была похожа на Галю Снегиреву. И это открытие сперва ошеломило ее, а потом почему-то рассмешило.

– Ой, я даже не сразу ее разглядела! – усмехнувшись, заметила Галя. – Смешная, правда?

– По-моему, нисколько, – обиженно возразил Игорь.

– Нет, я не то хотела сказать… – пошла на попятную девушка. – А кто это?

– Я сам не знаю, – пожал плечами Игорь. – Со мной так часто бывает: вначале придумываю лицо, а потом нахожу его обладателя.

– А обладательницу этого лица ты уже нашел? – попыталась пошутить Галя.

– Кажется, да, – с неожиданной серьезностью ответил он.

Смутившись, Галя не стала продолжать эту тему. Но она не хотела, чтобы Игорь заметил ее смущение, поэтому, стараясь придать своему голосу уверенности, спросила:

– Слушай, а почему ты рисуешь пальцами?

– Чтобы не потерять образ. – Быстрым движением руки Игорь убрал с лица упавшую на глаза прядь волос. – Ну, и вообще, мне нравится эта техника. У меня много картин, нарисованных руками. – Игорь улыбнулся, и Галя тоже ответила ему улыбкой.

Снегирева все еще стояла, вглядываясь в картину, скрестив руки на груди.

– Пошли пить чай. – Игорь осторожно дотронулся до ее локтя, отчего девушка едва заметно вздрогнула.

Они вернулись в его комнату. На столе, помимо подноса с чаем и учебниками за десятый класс, лежали какие-то бумаги. Игорь небрежно швырнул их на диван. Галя подошла, присела на краешек дивана и, различив написанные в ровный столбик строчки, поняла, что это стихи.

– Твои? – Она взяла в руки увесистую стопку бумаг.

– Вот это мои, – подъехав к ней, Игорь вытянул из стопки несколько листков, скрепленных степлером. – А это других одиноких поэтов. – Он весело рассмеялся.

– А можно взять почитать твои, – спросила Галя, чувствуя, как краска заливает ее щеки.

– Бери, конечно, – просто ответил Игорь, набрал полные легкие воздуха и стал дуть на чай, хотя тот давно уже остыл. – Родители говорят, что из всех моих стихов эти самые лучшие, в них нет, как выражается моя мама, депрессивности.

– А вообще их у тебя много? – Галя аккуратно свернула листы и положила их в сумочку.

– Ну так, не очень, чтобы очень, – неуверенно протянул Игорь. – Хотя на тоненький сборничек набралось бы, пожалуй.

– А вот как у тебя получается? Садишься и пишешь, что ли? Все-таки, по-моему, дело тут не в человеке, который бы понимал тебя и поддерживал, и ни в чем-то там еще, о чем ты мне в письме своем писал… Мне кажется, что без вдохновения невозможно написать ни строчки. Вот ты говорил, писал, вернее, – поправила себя Галя, – что я смогу сочинить много стихов и что ты в это веришь, а я так точно уверена, что не смогу. – Галя замолчала, резко мотнув головой.

До этого она говорила горячо и быстро, а сейчас будто выдохлась внезапно. Она даже побледнела слегка.

Внимательно ее выслушав, Игорь возразил, по своему обыкновению, очень спокойно:

– Иногда мне кажется, что понятие «вдохновение» в том смысле, в котором ты его употребила сейчас, придумали люди, которым надо чем-то оправдывать свою лень. По-моему, дело тут в определенном состоянии души, понимаешь? – Он серьезно заглянул Гале в глаза. – Вот я, например, научился его вызывать, как бы настраиваться на определенную волну. И ты, и каждый пишущий человек тоже могут этому научиться. А что касается понимающего человека, то, поверь, это действительно очень важно.

– Тебе, наверное, виднее, – вздохнув, Галя опустила ресницы.

Они надолго замолчали. И ни парень, ни девушка не ощущали никакой неловкости от затянувшейся паузы. Так случается не часто. Лишь люди по-настоящему близкие могут вот так сидеть и молчать, погрузившись в свои мысли. Галя думала о счастье. Ей казалось, что, наверное, самое важное и сложное – не пропустить его, распознать и не перепутать с чем-нибудь еще. Ведь бывает такое, и довольно часто, что человек лишь спустя много времени понимает, что вот тогда, в тот далекий-далекий день он был счастлив, да только не сумел свое счастье распознать. И тогда он начинает ругать себя за то, что слишком поздно понял это, и за то, что ничего не сделал, чтобы это счастье удержать.

А Галя чувствовала сейчас, что больше, чем у нее есть в эту минуту, ничего и не надо. Она знала, что сегодня к ней пришло счастье, и была уверена, что сделает все возможное, чтобы его удержать. Но девушку пугало и тревожило собственное спокойствие… Глубокое и необычное для такой важной минуты…

Галя вспомнила, как однажды поехала с мамой встречать папу – он возвращался из командировки. Вот противный женский голос объявил, что папин поезд прибывает на седьмой путь. Вот поезд, натужно пыхтя, подъезжает, скрипя всеми своими колесами, останавливается. Проводница открывает дверь вагона. И вот Галя видит папу. Он топчется в тесном тамбуре, ожидая своей очереди, с рассеянной улыбкой на лице высматривает ее и маму. Их взгляды встретились – ее и папин. И Гале хочется кинуться к нему на шею, расталкивая людей локтями… Кинуться и закричать что-то невозможно радостное. Но она стоит на месте, а из глаз вдруг хлынули слезы. В тот момент она была так остро, так невозможно счастлива, что казалось, сердце от этого счастья может разорваться. А вот сейчас ничего подобного не было. Просто она сидела на диване напротив Игоря, смотрела в окно и ощущала, как все клеточки тела наполняются тихим и удивительно спокойным счастьем…

Видимо, счастье тоже, как и все остальные чувства и состояния души, бывает разным.

Внезапно Галя ощутила на себе взгляд Игоря. Девушка резко повернула голову. Их глаза встретились.

– Можно тебя кое о чем спросить? – Игорь нервно теребил пуговицу на своей клетчатой, с длинными рукавами рубашке.

– Конечно! – Галя удивилась тому, как быстро изменились его голос, лицо, взгляд. Спокойный, задумчивый и рассудительный, Игорь превратился вдруг в решительного и даже резкого человека.

– У тебя есть… в смысле… Ну, ты кого-нибудь любишь? – задав этот вопрос, Игорь моментально отвел взгляд в сторону, а после паузы сказал глухо: – Прости, Галь, прости, пожалуйста, не надо отвечать.

– А почему ты спрашиваешь? – Галя как будто не услышала его последних слов.

– Я… я не знаю… ну просто… понимаешь… мне очень стыдно перед тобой. – Игорь протянул к столу руку и схватил – именно схватил, а не взял – прозрачную, с синим колпачком ручку. Потом он сосредоточенно, будто в этот момент для него ничего важней этой шариковой ручки не существовало, начал вертеть ее в руках, пристально вглядываться, снимать и снова надевать колпачок.

– Не извиняйся. – Галя решительно не знала, какие слова следует произносить в таких случаях. Ответить честно? Соврать? Промолчать? – Я очень люблю своих маму, папу и бабушку…