Гостей на вечере явно прибавилось, и все искренне веселились, не смущаясь отсутствием алкоголя.

— У меня опасное настроение, — многозначительно повела бровями Лера в ответ на его предостережение. — Если они что-то и добавляют в еду, мне это уже явно досталось. И успокаиваться не хочется.

— Это хорошо, — протянув ей одной рукой тарелку, хохотнул Рус. — Потому как мне, явно, тоже досталось, — подмигнул он.


ГЛАВА 7

Он не удержался. Видимо, совсем сдержанность растерял. Или эти веганы таки что-то в свои блюда добавляли, что заставляло рвать оковы правил. Не иначе. Притянул Леру к себе через коробку передач и так же жадно, как в том кафе недавно, начал целовать.

Они только-только остановились под ее домом. Разумеется, Руслан подвез ее, как и обычно после тренировок. Заглушил машину и повернулся к Лере, собираясь сказать что-то банальное, типа «хороший вышел вечер». А вместо этого посмотрел в ее глаза, такие же искристые и веселые, на ее улыбку, которая словно жила на губах Леры — и все, в голове мыслей не осталось. Кроме потребности немедленно эту улыбку на вкус попробовать. Уж она-то точно будет слаще того противного лимонада, от которого у него до сих пор «зубы сводило»…

И Карецкий вообще не сопротивлялся возникшей нужде. Без всякого предупреждения, тут же наклонился и, обхватив щеки Леры обеими ладонями, принялся целовать.


Его рот обжигал. Лера раньше не знала, что так бывает. Нет, читала и видела вроде, но сама смеялась над теми, кто ее пытался убедить, или мило улыбалась, хмыкая в душе. Потому что не попадалось ей такого, не приходилось встречать. А сейчас — она словно огонь вдыхала. Жгучий и при этом — поразительно мягкий. Сердце взбесилось в груди, ладони вспотели и шея под волосами — от жара, который ударил в лицо. А живот сжался от такого сильного удовольствия-волнения, что она не могла воздух втянуть в себя хотя бы через нос. Казалось, все мышцы спазмировались, обожженные этим огнем тела и губ Карецкого.

Господи! И ведь это он ее просто целовал!

Хотя… как сказать, «просто». Не так и просто. Какая-то безумная смесь чисто мужского желания и потребности, и такой потрясающей… заботы даже. Нежности, чуткости к Лере и ее порывам, потребностям, малейшим сигналам, которые она транслировала. Такая комбинация сбивала здравый смысл и околдовывала, заставляя в прямом смысле забывать обо всем, не оставляя шансов. И желать только того, чтобы этот поцелуй длился как можно дольше…

— Знаешь, Рус, это ты опасен, — выдохнула Лера, когда он наконец-то остановился.

Хотя почему «наконец-то»? Она из-за этого не испытывала радости. Лера прижалась лбом к его шее, все еще не открыв глаза — казалось, сил на это не осталось после поцелуя. Ничего не хотелось, только вот так и находиться в поле его тепла, его чисто мужского запаха, его уверенной и такой мощной энергии, которая, само собой, и неудивительна для подобного человека — не просто так достиг столького же. Ничего другого не хотелось… разве что повторения.

Он ей словно в душу пробраться пытался этой своей лаской.

— Не понял? — хмыкнул Карецкий с удивлением. — В чем претензия?

— Ты слишком хорошо целуешься. Я голову полностью теряю. Имя свое вспомнить не могу, Рус, — медленно и будто через силу улыбнулась она, посмотрела ему в лицо, еще не в состоянии полностью оторвать голову от своей опоры. — Это настораживает. Даже пугает… Много практики и опыта, да? — правда, глянула без страха, пытливо.

Руслан, поначалу явно довольный ее признанием, под конец криво усмехнулся и хмыкнул. Перевел на мгновение взгляд в темные стекла, тем не менее продолжая обнимать ее. Но потом вновь прямо посмотрел в глаза Лере:

— Немало, Лера. Врать не буду, — похожим на ее тоном, медленно ответил. — Но не такого, который можно было бы считать успешным в человеческом понимании. Говорил же честно — с длительными отношениями у меня не складывалось по жизни. Даже женат был, да не надолго нас хватило. Развелись тихо-мирно через три года. Сейчас и не вспоминаем друг про друга.

Искренне. Она ощущала, что он и не пытается выставить себя лучше, чем есть. И все же…

— По больнице всякое говорят про бывшую заведующую анестезиологии, хоть я и стараюсь все в рабочую сторону свернуть, — нейтрально заметила Лера, наконец-то найдя в себе силы выпрямиться. Хотя было чертовски трудно самостоятельно лишить себя его поддержки и тепла. — Я не требую подробностей, — Лера вскинула руку, заметив, что он что-то собирается сказать. Опустила ладонь ему на кулак, который Рус сжал, не заметив, похоже. — Рано еще, Руслан. Да и ты сам решаешь, что хочешь или не хочешь говорить. Взрослые люди, темных углов в шкафах обоих хватает, куда не хочется залезать. — Хмыкнула.

Так же прямо выдержала его изучающий взгляд, как и Рус ее несколько мгновений назад.

— А что насчет тебя? — наконец, вопросительно заломил Рус бровь. Но с улыбкой. — Ты тоже целуешься весьма и весьма…

Лера рассмеялась.

— Не очень большой опыт, Рус. Не заставляй меня чувствовать себя ущербной, — легко и беззаботно, с иронией отмахнулась. — Последние два года — я свободна, в принципе. Долго жила с одним человеком. Почти семь лет. Не расписывались, сейчас это не модно… — Она коротко рассмеялась, скорее с сарказмом, чем с весельем. — И расстались. Тоже тихо… очень…

А Карецкий внезапно посмотрел внимательней, словно понял больше, чем Лера сказала. Хотя она точно следила за тоном. Да и все старые эмоции давно отпустила.

— Что-то случилось? — голос Русла зазвучал с другими нотками. Словно отчета требовал.

Значит, он ей не готов ничего говорить, а Лера должна? Ага, чисто мужская логика. Лера невольно иронично хмыкнула.

— Ничего смертельного, Рус. Просто оказалось, что мы по-разному понимаем слово «поддержка». И все.

— Ясно, — сказал он таким тоном, словно всерьез раздумывал, а не принудить ли ее рассказать больше?

Причем это желание было так четко и явно написано на лице Карецкого, что Лера даже брови приподняла, улыбнувшись уголком рта.

Рус не стушевался, конечно. Но точно понял, что больше она пока не собирается говорить. Потому промолчал.

— Спасибо огромное, вечер вышел чудесным, — Лера улыбнулась, переводя их разговор в нейтрал. — На самом деле, невероятно классным, — ей не удалось пригасить своего восторга. Да Лера не особо и старалась. — Я пойду. Нам обоим отдых не помешает…

— Я провожу, — как-то безапелляционно, хоть и мягко, возразил Руслан, первым распахнув дверцу автомобиля.

Вышел. Лера не спорила. Позволила ему помочь и ей выйти. Оперлась на предложенную руку. Пошли к подъезду вместе.

Танцы ее таки до конца исчерпали. И если Руслан решил помочь сумку донести — она спорить не собиралась.

Однако существовал момент, который прояснить однозначно стоило.

— Говорю как есть — не уверена, что готова тебя на кофе домой пригласить всего лишь после одного совместно съеденного фалафеля, — лукаво глянула вполоборота на него сквозь ресницы, поднимаясь на свой второй этаж пешком, на ступеньку выше Руса. — Пусть ты и обалденно целуешься.

Он на секунду растерянно нахмурился, а после — так откровенно захохотал, что и Лера улыбнулась шире.

— Я и не напрашиваюсь, между прочим. Ибо, даже пригласи ты меня, не уверен, что рискнул бы принять приглашение, — Руслан картинно свел брови, изображая трагедию. — Да и не кофе сейчас хочется, а просто завалиться где угодно — хоть тут, под стенкой — и спать.

Лера прыснула, оценив и его ответную откровенность.

— Тогда не смею тебя больше задерживать, — она потянулась за своей спортивной сумкой, остановившись у родной двери. — До завтра, Рус, отдыхай, — привстав на носочки, Лера сама коротко поцеловала его в губы.

— До завтра, — он расплылся в довольной ответной улыбке.

Она же, подмигнув, отперла дверь, за которой и скрылась. Так и не перестав улыбаться уже самой себе.


Валерия заставила его задуматься. Причем о вопросах, которые Руслан не любил вытаскивать из недр памяти. Он в принципе к самоанализу относился критично. И если момент с окончательным решением по выбору преобладания врачебной или административной работы он еще мог себе позволить хоть на пару дней отложить, оправдываясь согласованием с Кузьмой и Кристиной, то другие… скажем так — открытия, практически самостоятельно прочно обосновались в его мыслях. И никуда не желали из головы уходить.

Она его подцепила. Именно так. Как рыбак цепляет голодную рыбу на наживку и начинает понемногу натягивать удилище. Не выдергивая резко, чтобы не спугнуть добычу. А плавно и медленно поднимая наверх из илистой и мутной воды. Эта женщина не просто вызвала в нем интерес — все его защитные механизмы и «иммунитет» просто не распознавали ее инородности, позволяя пробираться все глубже и глубже в существо Руса. Этакий «супервирус», если позволить врачу в себе немного поиронизировать. И ему самому вдруг захотелось детально изучить и докопаться до всех тайн и загадок Валерии.

Еще ночью, несмотря на тотальную усталость, когда самой Леры рядом не наблюдалось, он обдумал то, что узнал сегодня о ней. Вроде и немного, если говорить о подробностях. И в то же время — колоссальный объем информации, если судить о жизни женщины и ее философии в целом.

Да и Руслан дураком никогда не был. Может, безнадежным мечтателем какое-то время, так то кануло давно в забытье. Но не тугодумом. Вот и понимал: что бы ни заставило Леру сформировать такие взгляды на жизнь — это было чем-то значительным. То же касалось и причин ее расставания с бывшим… О чем, кстати, он все равно хотел бы расспросить поподробней. Однако и тут Руслан уловил ее иронию… Да и права Лера — ему не по нраву пришелся один намек на секреты, которыми Руслан не готов был делиться… Пока ли?

Так ему ли упрекать собеседницу в расплывчатости ответов? Только галочку в уме на будущее все равно поставил ведь! Пусть и понимал, что тогда и своими «скелетами», со всей очевидностью, придется делиться.


Неоднозначные мысли, в общем. И тем не менее, Руслан от них отделаться никак не мог.


Думал Карецкий об этом и следующие несколько дней, когда они с Лерой словно… приноравливались к друг другу по новой, учитывая, что между ними таки что-то изменилось. Не форсировали и не торопили события — а куда коней гнать, собственно? Но прощупывали и определяли открывающиеся границы. Оба не первый день жили, оба имели свой опыт и понимание, да и работа… Имелись нюансы, заставляющие принудительно сбавлять ход, как бы ни тянуло нырнуть во вспыхнувшие ощущения и потребности, махнув на все рукой.

Правда, он не мог себе отказать, да и не отказывал теперь, в праве обнимать и целовать Леру, когда только приспичит. Да и она ему отвечала с видимым удовольствием… И это еще слабо сказано.

Вроде и взрослый человек, и по жизни всякого опыта хватало, тем более — касательно женщин, но от Леры у него почему-то постоянно перехватывало дух и в глазах темнело в буквальном смысле. Начиная с ее первого признания после их поцелуя в машине, что она «и имени своего вспомнить не может», когда Рус ее целует — от такого у любого мужика самодовольство до небес подскачет. И пусть Карецкий комплексами не отягощен вроде, но… ладно, кого он обмануть хочет? Были прецеденты, когда волей-неволей задавался вопросом: почему не он?

А вот рядом с Лерой не то что подобных вопросов не появлялось, а просто — думать сложно было. Да и некогда. Не до того. Тут хоть бы на рабочих моментах сосредоточиться и успеть решить, согласовать, одобрить или обсудить ее предложения, свое видение, пока не «накроет». В буквальном смысле не поглотит воронка такой потребности прижать ее к себе… Обхватить руками сзади, привлекая Леру вплотную. Опустить голову, уткнувшись лицом в дурманящий его аромат — смесь парфюма-арбуза и ее собственного пряного запаха кожи — прячущийся в ямке между ключицей и шеей. И дуреть от того, как у Леры дыхание сбивается: пропадает, а потом резко начинает частить.

И по ее коже «мурашки» от всего этого — потому что Рус не может сдержаться: целует плечо, шею, щеку, упивается теплом кожи Леры. То и дело заставляет мягким давлением своей руки обернуться к нему и нападает на губы. И вновь возвращается на щеку… Шею… Туда, где частым-частым пульсом уже начала биться под его пальцами сонная артерия.

Второй рукой обхватывает ее талию, еще интимней обнимая, притискивает к своему телу, заставляя подняться из кресла, в котором Лера сидела последние минут тридцать…

Да, использует весь свой «тот самый багаж опыта» сознательно и даже с некоторой иронией, посмеиваясь и над ее замечанием, и над своей нуждой вновь и вновь заставить Леру забыть обо всем на свете из-за его поцелуя. Ведь давно не пацан, и столько всего за плечами, а от этой ласки какое-то чистое ощущение удовольствия испытывает. Не просто сексуального напряжения, которого тоже с лихвой, чего лгать? Но… внутри груди тепло разливается, все уверенней завладевая его головой и мозгами Карецкого. Так, что и он уже не хочет вспоминать ни своего имени, ни того вопроса, который они только что обсуждали.