Кэтлин Уинзор - Роберт и Арабелла

– Еще немного, пожалуйста, – задыхаясь от восторга, вымолвила она.

Она так часто повторяла эти слова, находясь с Робертом в постели.

Но он крепко держал ее за руку и упорно тянул к берегу. Когда вода была ему уже до колен, он поднял ее на руки и прижал к груди. Арабелла обняла его за шею, ощущая прикосновение его насквозь мокрых рубашки и штанов.

– Возьми меня там, в воде… Я хочу знать, на что это похоже. Прошу тебя…

Роберт усадил ее на песок и отошел, чтобы принести ей плащ. Однако Арабелла не стала его дожидаться: она вскочила в седло и обнаженная поскакала по берегу по направлению к кибитке. Ее мокрые волосы развевались на ветру, а спутанные пряди налипали на лицо.

Арабелла слышала за спиной стук копыт Одиссея и, оказавшись первой у подножия холма, пригнулась к шее своего коня и стала колотить кулаками по бокам. Роберт догонял ее абсолютно молча.

Вдруг он рассержен и собирается наказать ее? Но что он может сделать? Только запретить ей снова войти в воду. Впрочем, он наверняка догадывался, что произойдет. Вряд ли он ожидал от нее чего-нибудь другого.

Возле кибитки она спешилась и стала поджидать Роберта, который подъехал несколько минут спустя, открыл дверь и первый поднялся по лесенке, чтобы помочь ей. Арабелла принялась расчесывать свои мокрые волосы перед зеркалом и услышала, как он снимает с себя промокшую одежду.

– Теперь я знаю, на что похоже море, – с улыбкой промолвила она. – Путешественник был прав. Оно похоже на шелк. И просто восхитительно! – Именно этим словом цыган пытался описать те ощущения, которые ей предстоит испытать впервые во время близости с мужчиной. Сейчас он стоял у нее за спиной и не сделал шага в ее сторону. Они долго молчали. Наконец Арабелла осторожно поинтересовалась: – Ты сердишься?

– Я никогда не сержусь на тебя, так что не опасайся.

– Мы не можем провести остаток дней в опасениях.

– Если хотим выжить, то должны.

Они прильнули друг к другу, и Арабелла обняла его за шею.

– Море властно. Оно хотело поглотить меня, – сказала она, словно делясь замечательным открытием.

Роберт молча опустил ее к себе на колени и мягко вошел в нее, отдаваясь головокружительному любовному танцу. Арабелле казалось, что она плавно покачивается на морских волнах. Она оставалась неподвижной, с закрытыми глазами, ощущая его тело как свое собственное.

За последние три дня потребность в близости стала просто неодолимой, так что те часы, которые ему приходилось тратить на уход за лошадьми, исследование окрестностей и поездки в город, представлялись ей вечностью. Арабелла чувствовала себя спокойно и уверенно, только когда он был рядом: в эти минуты мир снова обретал смысл и становился устойчивым.

Роберт бурно извергся и откинулся на спинку стула. Он опустил голову, и было понятно, что ему не хочется делиться своими мыслями с Арабеллой.

Немного погодя он поднялся и зажег свечу, потом взял Арабеллу за руку, притянул к себе и пристально посмотрел ей в глаза. Ее не покидало ощущение, что Роберт стремится не только прочитать ее мысли, но и понять, из каких элементов состоит само ее существо.

Внезапно он отстранился от нее. Арабелла не имела представления о том, удалось ему решить загадку или нет. Сама она давно отчаялась постичь суть человека, с которым не разлучается уже несколько месяцев. Ей казалось, что она вообще никогда не жила без цыгана.

Должно быть, сама судьба уготовила Арабелле встречу с цыганом, когда в то утро она с подругами выехала из замка на прогулку. Они издалека заметили разноцветную кибитку и подъехали ближе, чтобы посмотреть, каков из себя цыган, о котором давно шли разговоры. Роберт с первого взгляда поразил ее. И с тех пор не переставал поражать каждый раз, когда она на него смотрела. Неужели этот человек действительно существует, а не является плодом ее воображения?

По окончании ежедневного осмотра Арабелла вымылась и с трудом расчесала слипшиеся от морской воды волосы. Ее вдруг поразило предположение, что Роберт не захочет ее больше, после того как она выпьет снадобье и скинет младенца.

Она взглянула на себя в зеркало и поморщилась при виде глубокой складки, появившейся на лбу. Тряхнув головой, она постаралась прогнать печальные мысли. Роберт учил ее: все сущее – будь то человек или животное – часть вселенной, а посему мир надо принимать таким, каков он есть, без сожаления, разочарования и сетований.

Роберт спокойно относился к физической близости. А как отнесется она сама к тому, что перестанет быть для него желанной?

Арабелла, сколько себя помнила, всегда была объектом вожделения.

Роберт вошел и с улыбкой кивнул ей в знак того, что ночь тиха, мир спокоен. Он задул свечу и лег на кровать. Арабелла села на него верхом, а когда он вошел в нее, горько и беззвучно заплакала, словно в преддверии близкой разлуки.

В течение следующих двух ночей они близко подобрались к цыганскому табору. Арабелла испытывала прилив сил, несмотря на то что в конце этого пути ее ждало серьезное испытание. Она ездила верхом по нескольку часов за ночь, много спала, с радостью просыпаясь в объятиях Роберта, когда он мог позволить себе недолгий отдых.

Она очень огорчилась, когда Роберт сказал ей, что перед абортом надо очистить кишечник. Снадобье приводило человека в состояние, похожее на сильнейшее алкогольное опьянение, в котором он не мог контролировать отправления своего организма.

– Я все время буду с тобой. Слабительное подействует незаметно для тебя, а через несколько часов, когда ты придешь в себя, все будет позади и скоро забудется, как кошмарный сон.

Арабелла молча отвернулась. Он собирался остаться с ней, а значит, будет свидетелем этого отвратительного события. Когда с ее братьями или сестрами происходило то же самое, кто-нибудь всегда был с ними…

– Ты возненавидишь меня после этого. Каждый раз, глядя на меня, ты будешь вспоминать об этом.

– По-твоему, я такой слабак? – с улыбкой спросил он.

Роберт разбудил ее рано на рассвете. Он стоял возле кровати и протягивал ей кубок.

– Выпей.

Это было очень крепкое вино, которое заглушало вкус слабительного. В тот миг, когда она осушила кубок, Роберт подхватил ее на руки и понес на улицу.

Некоторое время спустя Арабелла очнулась, но долго не могла прийти в себя. Наконец она нашла в себе силы и открыла глаза. Роберт сидел рядом с ней на краю кровати и смотрел на нее нежными, встревоженными глазами. Никакого отвращения в его взгляде она не заметила. Возможно, ничего страшного и не произошло? Он не нес ее на руках к двери, не держал над ямой, в которую она со стонами исторгала зловонное содержимое кишечника? Нет, все это было.

Арабелла смежила веки, сгорая со стыда, и почувствовала, как на глазах у нее выступили слезы жалости к самой себе.

– Арабелла… – тихо позвал он, опасаясь, что громкие звуки сейчас для нее невыносимы.

– У меня такое ощущение, что голова стала каменной. Камень, который разрывается от боли. Господи, что за гадость ты дал мне выпить? Похоже на вино, я помню… – Она взглянула на него. – Уже все кончилось? Я избавилась от него?

Она обнаружила, что лежит на кровати совершенно нагая и чистая, укрытая до пояса шелковой простыней. Значит, Роберт не только вымыл ее, но и надушил, чтобы уничтожить малейшие следы того, что произошло. Он ласково погладил ее по голове.

– Нет, моя радость. Еще нет.

В это мгновение ей вспомнилась разрывающая внутренности боль, вызванная действием слабительного. Она вспомнила также, как плакала и кричала, отталкивая Роберта, который стремился помочь ей. Затем наступило блаженное забытье.

Ей казалось, что кибитка движется, оставляя позади ощущение нечистоты и бесчестья.

Роберт сказал, что, как только действие слабительного закончилось, он подъехал вплотную к табору и провел там почти целый день, договариваясь с цыганами об условиях своего пребывания.

Арабелла с трудом села на кровати и сжала виски руками, борясь с головокружением.

Роберт отошел в конец кибитки и вернулся с золотым кубком. Она давно привыкла пить из него воду и вино, но в последнее время Роберт подносил ей в нем исключительно лекарство. Теперь же в кубке было снадобье, которое положит конец ее беременности, а возможно, и самой жизни.

– Пора. Ты должна это выпить.

– Уже? А нельзя позже?

– Нет. Сию секунду.

Роберт предупреждал ее, что на сей раз вина почти не будет – только снадобье. Арабелла испытает сильную боль, и облегчить эту боль нельзя никакими средствами. Ей придется тужиться и стараться вытолкнуть из себя плод. Когда все благополучно завершится, он даст ей настойку опия, боль стихнет, она заснет, а проснувшись сразу забудет о своих мучениях. При взгляде на кубок, эти обещания показались ей сомнительными.

– Я не смогу выпить это… сразу.

– Прошло уже четыре часа. Ты должна.

Она взяла кубок и осторожно заглянула в него.

Внутри была розоватая жидкость.

– Я до последней минуты надеялась, что все само собой обойдется, – сказала она, оттягивая ужасный миг. – И вот время пришло. Я не могу отступить. – Она вглядывалась в кубок, словно желая увидеть на дне его отражение того, что с ней произойдет.

– Выпей залпом. Оно очень горькое.

– Знаю. Я должна. Мы должны.

Она взглянула на цыгана, ища поддержки, и поднесла кубок к губам. В эту минуту он быстро перекрестил ее. Жидкость оказалась не настолько горькой, как она ожидала. Арабелла выпила ее в несколько глотков и, отшвырнув кубок в угол, закрыла лицо руками.

– Ну вот, я это сделала. Теперь…

Она укоризненно взглянула на него, когда он опустился рядом с ней на колени, и повторила его жест, осенив себя крестом.

– Когда ты в последний раз крестился? Вне церкви?

Роберт смущенно отвернулся, хотя цыгане обычно исповедовали религию той страны, на территории которой жили.

– Никогда.

Сейчас воспоминания о любовном наслаждении не приходили ей на ум. Она думала только о нескольких часах стыда и страданий, которые были позади, и о тех мучениях, которые ей предстоят.

– Что мне делать?

– Ждать.

– Как долго?

– Совсем недолго.

Они молчали, исподтишка наблюдая друг за другом. Арабелла закрыла глаза и задремала. Прошло около получаса, прежде чем ее скрутило первой судорогой. По низу живота, казалось, полоснули острым ножом, и она вскрикнула от боли и неожиданности. Схватившись за живот, Арабелла попыталась сжать его, чтобы боль прошла, но та, напротив, становилась все сильнее.

Роберт взял ее за руку и, преодолевая сопротивление, повел к специальному приспособлению, которое заранее установил в дальнем конце кибитки за занавеской; оно напоминало стул, под которым стояла фарфоровая посудина, расписанная арабской вязью. Эта изысканная вещь должна была принять в себя кровь и плод их греховной любви.

Арабелла села, раздвинув ноги и подтянув колени к подбородку. Очередной приступ боли заставил ее скорчиться и застонать.

Она изо всех сил стала тужиться, как будто уже неоднократно проходила через это испытание. Ею овладело отчаянное стремление освободиться от того существа, которое предательски проникло в ее тело и поселилось там, становясь с каждым днем все больше и больше, ограничивая свободу их передвижения, угрожая самой их жизни. Впрочем, если ее ожидает смерть, то и ребенка тоже.

Боль накатывала волнами, Арабелла сжала кулаки, так что ногти впились в кожу. Словно откуда-то издалека она слышала собственный голос:

– Матерь Божья, помоги мне, спаси меня, спаси…

Арабелла уже не чаяла когда-нибудь избавиться от боли, и в эту минуту она пошла на убыль. Тотчас же на нее нахлынуло полнейшее безразличие и она перестала тужиться.

И тут коварная боль снова поразила ее. В глазах у нее потемнело, на лбу крупными каплями выступил пот, а губы не переставая шептали молитву о спасении.

Роберт стоял у нее за спиной и крепко держал за плечи, не давая упасть. Боль стихала, когда она переставала напрягаться. И Арабелла сдалась. Пусть уж лучше ребенок погибнет у нее во чреве. Тогда и сама она умрет. Видит Бог, она сделала все что могла.

Роберт переменил положение и встал перед ней, не выпуская ее плеч.

– Я не могу этого сделать. И не буду больше пытаться. Я хочу умереть.

– Давай, – прошептал он. – Еще разок. Ты должна. Сильнее! – Он тряхнул ее за плечи.

Арабелла снова закрыла глаза и стиснула зубы, чувствуя, что боль накапливается, чтобы с новой силой обрушиться на нее. На шее у нее надулись вены – она старалась сдержать крик. Ее голова безвольно болталась из стороны в сторону, когда Роберт тряс ее за плечи, тело стало липким от пота. Она побледнела и была на грани обморока.

– Тужься что есть мочи! – скомандовал он.

– Отпусти меня! – крикнула она в ярости.