В честь похорон и предполагаемой скорби своей приятельницы Джой оделась в приличествующий случаю черный цвет, волосы были не так ярко блондинисты, как обычно, и глаза подкрашены лишь самую малость. Она приколола брошку в виде ярко-желтого пушистого медвежонка, чтобы отвлекать присутствующих от мрачных мыслей; глаза у медвежонка были из настоящих бриллиантов и подвешены к изумрудным гвоздикам, когда Джой двигалась, они поворачивались то вправо, то влево. Эти глаза купил для нее Джек у приятеля, который занимался импортом ювелирных изделий. В магазине за них пришлось бы выложить тысяч пять долларов, не меньше, а Джек приобрел за пятьсот. Ему это проще простого.

Мисс Фелисити все еще сердилась на Софию, однако же и волновалась за нее. Начать вдруг ни с того ни с сего разыскивать дальних родственников — как это похоже на одержимость, которая охватывала Эйнджел, хотя, конечно, будь София действительно психически больна, болезнь давным-давно бы проявилась. Фелисити убеждала себя, что это ее беспокойство — всего лишь симптом беспричинной тревоги, которую однажды диагностировал у нее какой-то врач, от нее не отвяжешься, липнет, как муха, без всякой причины и смысла, нужно просто ждать, когда она уйдет сама, и она в конце концов обязательно уходит. Пока же Фелисити лишь остается надеяться, что поиски Софии ни к чему не приведут и что отсутствие вестей от нее — добрый знак.

Кладбище, где должны были хоронить Томми, находилось на окраине Мистика за маленькой деревянной церковкой, очень живописно расположенной среди заснеженного пейзажа. Снег, впрочем, был неглубокий, но мир от него стал ярким и чистым, он скрыл опавшие листья, которые в это время года толстым слоем лежат на земле, черные, гниющие, смотреть неприятно. Шофер оказался Чарли, тот самый Чарли, который приехал из Нью-Йорка за Софией, когда она летела на “конкорде”, и вид которого так испугал Джой. Он оставил в холле “Пассмура” на столе свою визитную карточку, но карточка слетела на пол, так уж случилось. Когда Джек поселился в доме, он ее поднял и усмотрел в находке знамение Всевышнего. Джой как раз говорила, что неплохо бы нанять шофера, чтобы был мастер на все руки и делал разные домашние дела, — что ж, пусть это будет Чарли. Джой он вполне по карману. Когда Джой возразила, что нет, не по карману, Джек ответил, что он на редкость выгодно купил дом благодаря ей и с удовольствием возьмет на себя какую-то часть расходов по содержанию шофера, он будет пользоваться его услугами, но лишь от случая к случаю. Чарли был приглашен и расспрошен, оказалось, он из бывшей Югославии, приехал три года назад по программе расселения беженцев. Джек и Джой оказали ему доверие и наняли.

Его поселили в помещении для гостей над гаражом Джой. Конечно, семья может к нему приехать, отказать было бы бесчеловечно, ведь каждый должен сделать все возможное, чтобы мир стал лучше. Само собой, Джой пришлось подписывать какие-то анкеты не читая; само собой, помещение для гостей наполнилось женами, детьми, сестрами, невестками, снохами, там появились молодые женщины с томными лицами и глазами, полными непролитых слез, а также старухи с платками на голове. Две из томноликих, само собой, оказались беременны, и никому не хотелось вникать, кто отец или отцы. Само собой, благодаря умению Чарли пользоваться Интернетом и знанию иммиграционных законов рассеянные по всему свету родственники начали слетаться в Бостон, дабы воссоединиться под единым кровом в лесах штата Коннектикут. Одна из жен, черноглазая, крепкая, энергичная и вечно беременная молодка, заняла место вороватой экономки Джой. Со временем семья расчистит примыкающий к владениям Джой лесной участок, хозяин которого так до сих пор в точности и не установлен, и начнет выращивать все необходимое для собственного пропитания. В конце концов они даже заведут корову, а корове нужно очень много сена для прокорма, ведь в здешних лесных краях с пастбищами плохо, ну, и она, Джой, по доброте своей станет оплачивать ее содержание. Да что там корова, на одни только бриллиантовые глаза новой брошки Джой, этого пушистого медвежонка, которого ей подарил Джек и который доказывает, как она ему дорога, можно спокойно содержать целое стадо. Кто заботится о ближних, не забудет и дальних. Конечно, ни о чем подобном они с Джеком сначала и думать не думали, но не могут же люди сердобольные вечно отгораживаться от остального мира, такого огромного и бурлящего страстями, да и не надо так уж особенно стараться. Сегодня ты проявишь участие к животным, завтра — поможешь людям. Лиха беда начало.

Все это будет потом, а сегодня, в день первого декабря, мисс Фелисити и Джой ехали на похороны Томми, их вез Чарли, из которого получился отличный, вышколенный шофер, правда, несколько меланхоличный и с разбойничьим взглядом. Он носил шоферскую фуражку, из-под которой выбивались черные курчавые волосы, и у него был ноутбук. Сидя в “мерседесе” и дожидаясь своих хозяев, он прояснял с его помощью туманные положения закона об иммигрантах. Батарейка была рассчитана всего на три часа работы, и Чарли просил, чтобы ему не приходилось ждать больше трех часов или чтобы у него хотя бы был доступ к источнику питания. Фелисити заверила его, что похороны Томми продлятся не больше получаса.

На кладбище было сиротливо, в небе кружились чайки, как будто им взбрело в голову, что они не чайки, а стервятники. Возле зияющей могилы стояла кучка людей, все с откровенным любопытством глядели на остановившийся неподалеку “мерседес” и на двух старушек в дорогих туалетах, которым Чарли помог из него выйти. Да и на что еще было смотреть? Перед ними была лишь зияющая чернотой могила, дешевый гроб, который опускали в нее на веревках равнодушные могильщики, и поглощенный собственными заботами священник.

У Джой замерзли ноги. Надо было надеть меховые сапожки на высоких каблуках, в них ногам тепло, но походка делается нетвердой, а ей не хотелось, чтобы Чарли видел, как она ковыляет, пусть лучше знает, что она крепка и здорова и душой и телом. Прошло время, когда можно было ходить неряхой и распустехой, теперь вокруг нее сплошь мужчины: ее ближайший сосед — Джек, в домике для гостей живет Чарли. И зачем только она пошла к могиле, это так невыносимо тяжело. И с Фелисити напрасно дружит. Ну ладно, дружит и дружит, но Фелисити должна была хотя бы оставить ее, Джой, в машине. Стариков вообще не следует возить на похороны, жестоко лишний раз напоминать им о смерти. Жизнь — это длинная дорога в гору, ты едешь в машине, которую ведет кто-то другой, и лучше уж любоваться окрестными пейзажами, чем размышлять о том, что будет, когда ты доберешься до вершины и заглянешь за нее вниз.

Один из внуков Джой увлекался компьютерными играми, она видела, как в какой-то игре тебя зашвыривают за край и ты падаешь в белую сверкающую пустоту, и это было очень страшно. Сейчас она именно так и представляла себе свою жизнь: нечто на грани виртуального, балансирующее у бездны. Джек протягивает ей руку, но ее не спасти, она все равно сорвется в белое сияние, а там, внизу, в белых волнах плавает Франсина, она, мертвая, тянет ее на дно, как тянула живая, и торжествующе смеется. Джой поняла, что спит, стоя возле зияющей могилы, и даже видит сон. Осторожно, так недолго сорваться и упасть в могилу.

Она стряхнула сонную одурь и принялась считать собравшихся вокруг страшной ямы, их оказалось двенадцать, кого-то, наверное, специально позвали из церкви. Интересно, подумала она, кто оплатил похороны. Приличные похороны стоят больших денег. А покойный был явно не богат и сколько-нибудь заметного положения в обществе не занимал. На месте Фелисити любой нормальный человек просто послал бы венок. Сестра Доун даже спустилась с мисс Фелисити до автомобиля, умоляя ее не ездить, вдруг она простудится, расстроится, сломает ногу в снегу, и вообще надо концентрироваться не на смерти, а на жизни. Да уж, Фелисити не ошиблась с “Золотой чашей”: здесь о тебе действительно заботятся, что есть, то есть.

Кто Фелисити этому самому Томми и кто он ей? Пасынок, сказала она, сын мужа, с которым она развелась сто лет назад. А разве кто-нибудь знает правду о прошлом, знает, за кем мы были замужем, а за кем нет? Все лгут, даже она, Джой, лжет самой себе, она ходила к психоаналитику, и ей все про это известно. В наших воспоминаниях любовники становятся мужьями, мужья — любовниками. Возраст дает нам привилегию подгонять факты под собственные представления о них. Тем более что и сама память становится дырявой: например, ты помнишь антураж церкви, в которой венчалась, помнишь тарталетки с закуской, помнишь, в чем была одета твоя новая свекровь и что тебе ее туалет не понравился, но помнишь ли ты лицо мужчины, который поцеловал тебя и надел на палец кольцо? Не всегда.

Джой была замужем четыре раза и может подтвердить это свидетельствами о браке: сначала за врачом, потом за адвокатом, потом за деятелями страхового бизнеса — именно в такой последовательности. Если ты сама бросаешь мужа, ты поднимаешься в обществе на более высокую ступень; если же он тебя бросает, выбирать тебе особенно не из чего. В первый же день совместной жизни мужья меняются, хотя все как один утверждают, что изменилась как раз ты, потеряла к ним интерес, то есть можешь заснуть, когда они в сотый раз рассказывают какую-нибудь историю. Зря она ушла от врача, к нему хотя бы приходили разные пациенты, и болезни у них были разные, случалось, они даже умирали, а вот судебные дела не отличишь одно от другого, и уж тем более попробуй не заснуть, когда тебя с увлечением посвящают в тонкости страхового бизнеса. Все это можно было обсуждать с мисс Фелисити; когда Фелисити переселилась в “Золотую чашу”, Джой радовалась, но, оставшись без нее, стала скучать. Теперь не забежишь в “Пассмур” по-соседски, надо ехать в “Золотую чашу”, хорошо еще, что есть Чарли, Джек не хочет, чтобы она водила машину. Джек начал вести себя как муж, то есть она начала засыпать, когда он говорит. Он то появится, то исчезнет, даже не заказал ей кредитную карточку со своего счета, а уж о том, чтобы утешить ее в постели, и не мечтай. Всем этим владела Франсина. Теперь Франсина умерла и хотя бы не стала ее, Джой, наследницей. Ладно, каждому свое. Фелисити вредная, не рассказывает о своем прошлом, однако с интересом слушает других, и на том спасибо. Джой предвкушала, как они наконец-то наговорятся, когда будут ехать домой на заднем сиденье “мерседеса”.

Джой думала, что, возможно, здесь, на похоронах, появится кто-нибудь из бывших мужей Фелисити, это объяснит, почему она так рвалась на кладбище, но нет, никакого мужа не было. Против них, по ту сторону могилы, над которой под вой ветра что-то бубнил священник, стоял довольно красивый пожилой мужчина, правда, не в ее вкусе: Джой нравились мужчины блондинистые и уверенные в себе, в серых костюмах и с бычьими шеями. Богатые мужчины с возрастом делаются жизнерадостными и корпулентными, а этот вряд ли чего-то добился в жизни — кожа да кости, высокий, поджарый, скорее уж в духе Фелисити, но лет семидесяти, по возрасту ей не подходит. Пальто словно с чужого плеча, ботинки сто лет не чищены. Наверное, так будет выглядеть Чарли в старости. Орлиный нос, острый взгляд, густая белоснежная шевелюра — именно белоснежная, а не седая, есть же счастливчики, совсем не лысеют. Мужчины с густыми волосами обескураживали Джой, это противно природе, считала она, они ее обманывают. Мужчинам положено лысеть, так Господь наказал их за то, что они мужчины. С седым была женщина лет сорока в дешевом пальтишке, возле нее стояли два угрюмых подростка, наверное — жена и дети покойного. Седой что-то сказал женщине, и она пошла вместе с мальчиками прочь от могилы, не то чтобы сломленная горем, скорее очень сердитая. Интересно, почему она так рассердилась, подумала Джой.

На гроб упали брошенные сверху комья земли, несколько жидких голосов нестройно затянули гимн. Джой молча открывала и закрывала рот, зачем попусту напрягать голосовые связки, все равно ветер уносит звуки… А это как прикажете понимать? Что за фантасмагория? Фелисити и снежноволосый переглядываются, и при этом как переглядываются! Ну просто двое юнцов, которые понравились друг другу с первого взгляда: отведут глаза чуть в сторону, не встречаясь взглядом, потом поймают ответный взгляд. Она что, умом повредилась? Джой толкнула Фелисити локтем в бок, чтобы та перестала изображать из себя посмешище, но Фелисити — ноль внимания. На ее лице горел яркий румянец. Может быть, это от холодного ветра, какие там румянцы, когда тебе за восемьдесят? Кому интересно, краснеешь ты или нет? С годами мы становимся словно бы невидимы, мир скользит по нас взглядом, не замечая. Продавцы в магазинах продолжают болтать, будто нас и нет. Мы растворяемся на заднем плане среди множества неотличимых друг от друга старушек. По мнению Джой, бороться можно только одним способом: надо одеваться в яркие цвета и носить как можно больше золотых украшений, тогда на тебя будут обращать внимание. Надень она сегодня свои драгоценности, вместо того чтобы из дурацкого уважения к покойному, который его явно не заслуживал, оставить их все дома, этот снежноволосый уж конечно выбрал бы ее, Джой, а не Фелисити. Они с Джой одного возраста, а Фелисити — на тысячу лет старше.