Став напротив Натальи, она замерла, перевела взгляд на Николя, а потом протянула букет мастерице. Наталья поднялась, взяла розы, улыбнулась, но вдруг что-то промелькнуло по ее лицу, брови вздрогнули, она зажмурилась, прикусила нижнюю губу и села, опустив букет на стол. Николя, наблюдавший за этой сценой, положил свою руку на дрожащую руку матери и спокойно пожал. Наталья испуганно глянула на сына.

— Все хорошо, мама, успокойся, — тихо сказал он.

Катерина отстранилась, повернулась одним боком к столу, а другим к гостям и, сдерживая в голосе дрожь, коротко выразила благодарность автору за ее талант и согласие приехать, хозяйке галереи — за гостеприимство и Ане — за всевозможную помощь. Она села на место, порылась в сумочке, достала зажигалку и крутила ее в руках, не поднимая глаз.


После официальной части гости на какое-то время последний раз разбрелись по галерее посмотреть картины, а усатый помощник Яны Никитич уже ходил по залам, сверяя работы со списком тех, которые были куплены, и считая те, которые нужно будет упаковывать.

Леся провела маму по залам, обменялась впечатлениями от работ и от новых старых знакомых, а потом пошла к молодежи, взяв с мамы обещание, что та останется на фуршет. Светлана вышла на улицу позвонить Степану, но вдруг увидела в наступающих городских сумерках Катерину, которая курила и вытирала ладонью слезы. Это было слишком неожиданно при данных обстоятельствах, потому что даже в Египте, рассказывая о своем горе, она держалась.

— Катя, что случилось? — взволнованно спросила Светлана.

Катерина глянула на случайную знакомую и показалась такой беспомощной, такой слабой и беззащитной, что Светлана обняла ее, прижала к себе и спросила:

— Ну-ну, да что ж такое случилось, а? Вроде все хорошо?..

— Николя… Николя, — всхлипывая, проговорила Катерина, — Николя — мой сын.

Светлана сначала подумала, что чего-то не поняла. Но такой уж, наверное, был день — одни неожиданности. Вдруг в ее голове пронеслись египетские откровения Катерины, в которых постоянно чувствовался намек на ее собственную вину, потом вдруг вспомнилась давняя история с грудничком, от которого отказались родители, а другая женщина, потерявшая ребенка в родах, его забрала. Затем в памяти всплыли короткие телефонные разговоры с Ириной и слова о куме, у которой мальчик с больной ножкой… А сегодня еще эта встреча в галерее…

«Неужели это она разыскала сына аж во Франции и таким образом устроила встречу с ним?! Ничего себе детектив! — подумала Светлана. — Господи, а он знает? А матери как? То есть Наталье. Через столько лет… Да и этой не позавидуешь… Вот так наказана… Но разве можно через столько лет надеяться на сыновнюю любовь?»

Катерина рыдала тихо, беззвучно, сотрясая Светланино плечо и орошая его слезами.

— Я все поняла. Знаете… Знаешь, я ведь тоже в тот день… Моя Леся родилась двадцать шестого декабря. Я помню эту историю. Не знаю, простит ли он тебя, — вздохнула Светлана.

— Он уже простил, — всхлипнула Катерина.

— Так вы поговорили?!

— С ним — да. А от Натальи я держалась в стороне. Но вот надо было быть тут… Что теперь? Она, наверное, думает, что я буду вмешиваться, что захочу переманить его к себе. Да разве же это возможно? Я просто… просто хотела просить, чтобы он меня простил. Я и так наказана, дальше некуда…

— Не уходи никуда. Я сейчас найду Наталью и попробую ей все объяснить. Она ничего не знает, ясно, что взволнована. Жди тут!

Светлана развернулась и решительно пошла в галерею. Не найдя нигде ни Ирины, ни Натальи, интуитивно направилась в туалетную комнату. А там как раз развернулась драма. Наталья рыдала на плече у кумы, которая сочувствовала, но не знала, чем утешить.

— Господи, столько лет! Столько лет я боялась этой минуты! Там, во Франции, чувствовала себя спокойно! — Наталья всхлипывала, вытирала ладонью нос и глаза и опять заливалась слезами. — И оказывается, эта змея уже поговорила с Николкой! Он все знает, он знает, что я не его мать, хоть ничего мне не сказал. Бедный ребенок! Зачем ему такое испытание?! Мало нам было трудных времен? Только все наладилось. Какая же змея! Как ловко все устроила — выследила, организовала выставку, задурила мне голову, будто я и правда чего-то стою как мастер! А все для того, чтобы заманить Николку и сообщить ему, кто он такой и кто его родители! Странно, что папашу еще не привела показать, на кого он похож.

— Нету больше папаши, — вставила Светлана свое слово в поток Натальиных рыданий.

Ирина удивленно посмотрела на нее, а Наталья выпрямилась и перестала плакать.

— А вы что об этом знаете? Тут, кажется, все всё знают, кроме меня?

— Нет, так уж вышло, мы встретились в Египте. Но Катерина прилетела домой неделю назад. Я не знала про Николку. Она только что рассказала. Она там, на улице, плачет. Я знала другое. Три года назад в Египте перевернулся автобус с туристами. Там погибли ее муж и дочка. А она выжила. Теперь каждый год в начале мая летает туда, чтобы положить венки и побыть на том месте…

— Господи… Как же страшно приходится платить за свои грехи, — тихо сказала Ирина, а Наталья всхлипнула и утерла нос.

— А теперь, когда она осталась одна, она решила отнять у меня сына?!

— Нет. Вы не волнуйтесь. Она говорит, что должна была повиниться. Она искала его прощения. И не будет вам мешать. Конечно, она не надеется на его любовь и понимает, какое страшное решение они с мужем когда-то приняли… Если человек снимет тяжесть с души, разве это так уж плохо? Кто из нас не ошибался в жизни? Подумайте, а если бы она тогда поступила иначе, какой была бы ваша жизнь без материнства? Может, она больше никогда не увидит своего ребенка. И доживет век одна, хоть и не в злыднях.

Женщины помолчали. Наталья подошла к умывальнику и ополоснула лицо холодной водой.

— Это мой ребенок! — тихо, но уверенно произнесла она. — А она… Ну что ж, надо быть людьми. Пригласите ее к столу.

* * *

На улице было уже темно. Припарковав машину недалеко от нужного дома, Степан пошел к нему пешком. Галерея была закрыта, но внутри что-то происходило. Он позаглядывал в окна, набрал Светланин номер мобильного, но она не ответила. Степан прошелся по пустой вечерней улице, присел на парапет, выкурил сигарету и все думал — была ли то шутка или Светлана и правда наконец согласилась изменить их отношения.

Если так, то он должен бы радоваться новому этапу жизни. Но что это будет за этап? Она ведь не согласилась уйти от мужа и связать остаток жизни с ним, как Степан и мечтал уже не один год. Нет. А это «переспать» — даже если и так, превратит их в банальных любовников. И долго ли это продлится?

«Господи… А вдруг в этом нашем долгожданном интиме что-то пойдет не так? Вдруг я не понравлюсь ей как мужчина?! Кто знает, какая она в постели? Ничего себе вопросик через семь лет тесных отношений! — горько ухмыльнулся он сам себе. — Да кто знает, были ли бы те волнующие отношения такими долговечными, согласись она еще в самом начале отпустить тормоза?»

Степан встал, так и не додумав свою думу до конца, и снова пошел заглядывать в окна галереи.


Что-то странное видел он через вертикальные щели между полосами закрытых жалюзи. В небольшом зале там и сям были расставлены свечи, в их дрожащем свете сидели на разбросанных по полу подушках две компании: одна — молодежь, которая, жуя какую-то еду и запивая из бутылок колой, разговаривала и смеялась, другая — поменьше, четыре женщины, тоже усевшиеся небольшим кружком на подушках-думочках, о чем-то говорили, не обращая внимания на еду, стоявшую на полу на подносах. Среди них была Светлана, она сидела боком к окну. Степан поднялся на цыпочки, чтобы лучше ее рассмотреть, и сердце его заколотилось. Какая же она была родная и красивая… И как страшно ему стало от мысли ее потерять.

«Может, ну его, тот секс, если она все равно не позволит себе начать жизнь со мной? В погоне за лучшим теряем хорошее… А вдруг все рухнет? И как я тогда без нее?» — снова заколебался Степан.

Он перешел к другому окну и вдруг увидел, что на широком подоконнике спит мальчик, скрутившись калачиком и обняв подушку-думочку.

— Господи! Так это же Ирин Павлуша! Точно он! Я еще утром в офисе похвалил его клетчатую рубашку! Ничего не понимаю! — пробормотал Степан и снова начал приглядываться ко всему уже под другим углом, с другого ракурса. Вскоре он узнал в одной из женщин Ирину.

«Дурдом на выезде! И откуда это Ирина так близко знакома с моей Светланой? Дела-а-а… Да вон же среди молодежи и ее Леся. А вон и Маша, только какой-то странной масти… Клуб семейного досуга, тоже мне… — с легкой обидой подумал Степан и вернулся к своей машине. — Буду ждать тут! Пусть себе как хочет, но я ее сегодня увижу!»

А в закрытой галерее продолжалось странное действо при свечах — кто-то спал, кто-то влюбленно держал свое счастье за руку, а непостижимые женщины, сидя на полу на подушках, время от времени обнимались, оглядывались на молодежь, смеялись, потом плакали и вытирали слезы ладонями.

* * * @@@

Николя, солнышко мое, радость моя, я уже час сижу перед компом, пишу и стираю, пишу и стираю… Я так тоскую по тебе… Я не знаю, как тебе это написать, и вообще не знаю, что делать…

Да уж напишу. Главное — быстро кликнуть на кнопку «отправить» и не успеть снова стереть.

Николя… Наверное, я должна тебе это сообщить. Потому что ты должен знать. И наверное, мы должны решать это вдвоем. Если ты не откажешься.

Николя… Я была сегодня у врача. У меня будет ребенок.

Никто еще не знает. А я не знаю, что делать. Мне так тебя не хватает…

Но если ты скажешь, что это тебя не касается, я попробую понять.

@@@

Маленький глупенький мой любимый эльфик!

Какой же ты у меня еще ребенок, хоть мы и родились в один день.

Как это — не касается?! Как это может быть?!

Если бы ты знала, какой я счастливый!!!

Неужели ты могла подумать, что я когда-нибудь откажусь от своего ребенка?

Кто угодно, но не я!

Солнышко мое! Я тебя так люблю! Терпи, Лесюня! Держись! Положись на меня. Я сделаю все, чтобы мы были вместе!


P.S.

А еще… ☺ Позвони Машке! Спроси, как там у них дела с Сервантесом, может, там тоже какие-то новости? Вот и будут у нас детки друзья-Водолеи! ☺☺☺

Я тебя люблю! Вас.☺


Киев

2001, 2008.



Мила Иванцова