Стены кабинета были оклеены фотообоями, на которых были изображены Гималаи, деодаровые, кедровые, леса Кашмира и озеро Дал. Так хотел сам Ананд и так посоветовал ему дядюшка Джавахарлал. Бывая в Кашмире, Ананд каждый раз поражался красотой этого прекрасного озера. И если дома эти обои были вроде бы ни к чему, то в конторе они были очень даже кстати.

Раджа встал, выключил компьютер и размял плечи, а затем пальцы. Он был невысокого роста, худощав и кудряв, как барашек, подвижен, быстр и сообразителен, но временами не в меру болтлив, что раздражало Ананда. Но точность, четкость в работе, умение сходиться с людьми, выуживать необходимую информацию и прогнозировать с лихвой искупали этот безобразный, с точки зрения Ананда, недостаток.

Раджа дернул за шнур, подняв жалюзи. Взор его упал на площадь, где проходила красочная ярмарка-распродажа. Ему была отчетливо видна яркая танцовщица и более десятка музыкантов. Все двигалось, плясало и веселилось.

— Ананд, подойди сюда! — позвал он. Посмотри, какое чудесное зрелище!

— Что там еще? Тебе бы только хлеба и зрелищ! Больше ничего тебя в этой жизни, «ходячий компьютер», не интересует! — проворчал Ананд, однако поднялся со стула. Развернувшись широким торсом, он пригладил волосы и подошел к окну.

Несколько минут друзья стояли, как завороженные, не в силах оторвать глаз от увиденного.

Наконец Ананд отошел от окна, окинул взором помещение своеобразную клетку для работы и на какой-то момент почувствовал себя галерником, прикованным к веслам.

— Вот так, наверное, всю жизнь, Раджа, мы с тобой будем прикованы к этому какофоническому буйству стекла и бетона… Он нервно повел бровями, оттянул галстук, поглядывая в окно за площадь, где шла жизнь… простая, какой и должна она быть.

— Раджа! Ты знаешь, я завидую дяде. Он в Кении, в Найроби. А Найроби называют городом вечной весны. Прекрасное горное плато. Воздух, экзотический животный мир. Еще немецкий путешественник Ганс Шомбур сказал: «Кения — самая прекрасная страна в мире. Природа щедро наградила Кению яркими и разнообразными ландшафтами…»

— Да будет тебе, Ананд! Лучше нашего Бхарата нет страны в мире, — вдохновенно произнес Раджа, подняв палец кверху.

— Это правда. Вот, скажем, Сринагар, Кашмирская долина, Дели, да и Малабарское побережье! Мне не нравится, Раджа, что так плотно, тесно и высоко застроен Бомбей, а ведь здесь раньше был прекрасный пальмовый лес… Да… без Индии я бы не смог жить. Дядя часто звонит и жалуется на тоску по Родине.

— Понятно! Каково ему там, среди черных, львов и бегемотов! — смеясь, заметил Раджа.

— Кстати, он прислал мне письмо и фотографию.

— Какую фотографию, чью?

— Фотографию девушки, которую я не знаю и ни разу в своей жизни не видел.

— Странно! Зачем ему присылать фотографии девушек? Их что, мало здесь, у нас? Хотя бы вон, погляди, как танцует! Какова! Таваиф! Апсара!

— Да перестань ты, я серьезно! — оборвал его Ананд.

— И я серьезно.

— В письме дядя Джавар пишет, что эту девушку он прочит мне в невесты.

— Какой кошмар! Ананд! Это же катастрофа! Она кто? Нилотка из Сомали или людоедка из Танзании?

— Хватит паясничать! Вот, взгляни.

Ананд подал ему фотографию, которую Раджа долго рассматривал и наконец сказал дипломатично:

— Видишь ли, дружище, фотография — это мертвый плоский слепок, — который не выявляет объемно ни плоть, ни душу, ни духовность.

— Ведь я не знаю этой девушки! А когда я не знаю человека, как я могу жениться. Это абсурд!

Ананд взглянул в окно, подошел к столу и сложил бумаги в папку.

— На сегодня все! Я поехал домой, — сказал он решительно.

— А я еще поработаю, — ответил ему озадаченный Раджа.

Ананд вызвал лифт. Спустившись в холл, он покинул здание. Глубоко вдохнув морской воздух, он зашагал по направлению к площади, где был припаркован его автомобиль «премьер», по внешнему виду напоминающий «фиат».

Торговля ша успешно. Девушка танцевала и пела, выдавала товар и получала деньги. Вот она поднялась на высокий гранитный парапет, окаймляющий площадь, и стала легко передвигаться по нему, извиваясь в танце. И вдруг, потеряв равновесие, упала с парапета, но, к своему счастью, на стоявшую внизу с противоположной стороны машину. Причиной ее падения, вероятно, послужила усталость, ведь представление длилось около двух часов. А может быть, она настолько вошла в свою роль, что забыла, где находится…

От неожиданности девушка вскрикнула, но поняв, что «приземление» могло бы быть более драматичным, не впала в отчаяние.

К ней подбежали музыканты и зрители. Со всех сторон слышались сочувственные возгласы.

Старый флейтист обратился к полулежавшей на крыше машины танцовщице:

— Стекло выбила! Вот беда! Эй, дочка! Ты не порезалась?

— Ах! — испуганно воскликнула девушка. — Со мной-то ничего, все в порядке. Но вот… — она оглядела машину голубого цвета с некоторым испугом, — но вот с машиной не все в порядке!

— Убегай побыстрее, Деваки! Появится хозяин автомобиля, станет кричать. А там, глядишь, чего доброго, полицию вызовет! — советовал ей длинноволосый барабанщик в клетчатой повязке.

Подошел хозяин товара и вручил девушке ее заработок. Деваки поблагодарила его и спрятала деньги за корсаж.

— Беги быстрее! — раздавались крики из толпы.

Девушка повернулась, чтобы уйти, но вдруг столкнулась с высоким молодым господином.

— Простите, — сказала она, — я спешу! И прошу прощения! Я разбила стекло совершенно случайно. Мне надо уходить, а то, сами понимаете, еще вызовут полицию, — и она собралась уйти, но молодой господин окликнул ее:

— Извините, но я — владелец этой машины!

— Вы?! — она испуганно посмотрела на него. — Вы владелец этой машины? — повторила она в замешательстве. — Ну ладно… я пойду.

— Девушка, постойте! — серьезно сказал Ананд и схватил ее за руку. Рука ее была теплая и нежная. Это прикосновение взволновало его. Он растерялся и не знал, как поступить, но продолжал сохранять строгий вид. Ему не хотелось отпускать девушку, но и как удержать ее, он не знал. Единственное, что пришло ему в голову, это воспользоваться ситуацией, изображая высокомерного пострадавшего. Ананд с сожалением посмотрел на разбитое стекло и слегка помятый верх кузова.

— Да-а! Вы, как видно, перышко из вашего прекрасного веера! — и он посмотрел на сильную, гибкую танцовщицу.

«Опасна сия прекраснобедрая», — сказал он сам себе. От нее веяло каким-то необъяснимым очарованием, хотя она и была в замешательстве.

Деваки действительно было стыдно перед этим красивым молодым господином.

— Что мне теперь прикажете делать, красавица? А? Вы хотите убежать, оставив меня с разбитой машиной «у разбитого корыта».

— Какого «корыта»? Разве ваша машина корыто? — наивно спросила Деваки.

Ананд, едва сдерживая улыбку, в нескольких словах объяснил ей смысл высказанного им образа.

— А вы зря сердитесь, господин! — оправдывалась она своим певучим голосом. — Просто я шла, ну… как все идут, — лукавила она, не зная того, что Ананд из окна своей конторы наблюдал за ее выступлением.

Он продолжал держать ее теплую и гибкую ладонь и смотрел на нее. А она, опустив свои прекрасные черные глаза с бархатными ресницами, продолжала оправдываться:

— Мне очень жаль, конечно, что это стекло… она не посмела выговорить до конца «я разбила» и замолчала. — Но в жизни всякое случается, — добавила она, спустя минуту. Пустите меня, мне домой пора! — умоляюще произнесла она.

Ананд отпустил ее руку, но преградил дорогу.

— Постойте, постойте, юная Апсара! А кто мне будет платить за стекло? Придется вам отвечать! Вздумали бежать? Я все видел. Придется вызвать полицию! — сказал он и тут же пожалел о своих словах, но слово не воробей…

— Полицию?! — всполошилась Деваки. — Что вы! Нет! Прошу вас! — она взяла Ананда, который стоял неподвижно, за руку. Ему нравилась его роль, но «кажется, я переигрываю», — подумалось ему.

«Вы, Александр Македонский, неправы!» — мелькнуло у него в голове.

— Я случайно упала, я не хотела! Просто у меня нога подвернулась! — Девушка говорила с таким искренним сожалением, что казалось, вот-вот заплачет.

Ей никак нельзя было встречаться с полицией, поскольку за эти выступления придется платить налог, это во-первых; во-вторых, дома лежит тяжело больной отец. Злая мачеха не работает. А ей, бедной, приходится наниматься на любую работу, где требуется пение и танец. Она одна содержит семью.

И все же Деваки решилась отдать этому господину весь сегодняшний заработок.

Она поспешно извлекла из-за корсажа деньги и протянула их Ананду.

— Вот, возьмите!

Ананд спокойно взял деньги и медленно пересчитал их.

— Двадцать пять рупий за день? — спросил он с грустью и изумлением.

— Да! — тихо ответила она.

Ананд, видя, что девушка порывается уйти, вздохнул.

— Ладно, иди! Но улица — не место для плясок, запомни! — нравоучительно заметил он.

«Что делать? Бизнес и производство съедают во мне человека», — устыдился он про себя. Ему стало больно и грустно. Он протянул девушке ее дневной заработок, посмотрел в ее опечаленные глаза и произнес:

— Возьми!

— Благодарю, — ответила она и спрятала деньги на прежнее место.

Она повернулась к нему спиной и, прихрамывая, медленно побрела по площади, но вдруг остановилась, вскрикнув от резкой боли. Посмотрев вниз, она увидела, что по левой ноге струйкой стекает кровь.

Ананд, намеревавшийся сесть в машину, встревоженно оглянулся на внезапное восклицание девушки и увидел, что она прихрамывает.

— Девушка! — позвал он. — Девушка! Вернитесь!

Деваки испуганно оглянулась.

«Неужто он передумал и решил взять деньги Обратно?»— подумала она.

— Иди сюда! — миролюбиво позвал он ее, но увидев, что она не трогается с места, быстро подошел к ней.

— Ты почему хромаешь?

— Я не хромаю!

— А ну-ка, подними юбку! — строго скомандовал он.

— Что вы! Нет, нет! — панически запротестовала она.

— Покажи, что у тебя с ногой! — настаивал Ананд.

Резко наклонившись, он взял ее за ступню и приподнял подол юбки.

— Нет! Нет! — повторяла девушка, зардевшись.

На икре ее левой ноги Ананд увидел порез, из которого сочилась кровь. Было видно, что вена не задета, а повреждены лишь мелкие сосуды.

— Здорово порезалась? — почему-то спросил он. — Подожди минутку!

Ананд пошел к машине, вынул из аптечки аэрозольную упаковку с медицинским клеем и вернулся к «пострадавшей».

— Нет! Нет! Не надо! — отказывалась она.

— Почему? — возмущенно спросил молодой господин.

— Я не хочу! Я лучше дома перевяжу.

Но Ананд, присев на корточки, снова взял одной рукой ее ступню, а другой нацеливался аэрозолью на рану.

— Нет! Не надо! Будет щипать! — тоном капризного ребенка произнесла она.

— Что вы, девушка! Это лучшее средство! Оно и дезинфицирует и одновременно заклеивает рану, прекращая кровотечение. Уверяю вас!

Ананд переходил с «ты» на «вы», сочувствуя ей, и вместе с тем ему показалось, что он давно знаком с этой прекрасной незнакомкой.

— Не надо! Я боюсь! — панически закричала она.

Ананд, не обращая на это внимания, стал брызгать на рану из баллончика, слегка приподняв краешек юбки.

Деваки завизжала, как малолетний ребенок.

— Ну-ка, замолчи! — строго потребовал Ананд, прикрикнув на нее, как на непослушную малышку.

— Ой! Ай! — продолжала повизгивать она потихоньку.

— Подумаешь, как страшно! — подшучивал Ананд.

А Деваки продолжала хныкать.

— Ладно, все в порядке. Можешь идти, — наконец сказал Ананд и направился к своей пострадавшей машине.

— Безжалостный! — донеслось до его слуха слова бедной девушки. — Все вы такие, богачи! — И она побрела домой.

Ананд завел мотор и неспеша поехал домой.

«Все вы такие, богачи», — проносилось в его голове.


Кровь, действительно, сразу перестала течь, а боль вскоре утихла. Деваки ускорила шаг. Через несколько минут, уже после того, как зашла по дороге в аптеку, она была у дверей своего дома. Дом был небольшой, одноэтажный, оштукатуренный.

Она тихонько отомкнула дверь и вошла. В комнате было прохладно и чисто. Лишних вещей, на которых собирается пыль, не было.

Деваки прошла в боковую комнатку, где лежал ее больной отец. У него была астма и больное сердце, и оттуда поминутно слышался глухой кашель.