Артем знал, как свои пять пальцев, каждый квадратный метр городка, и хотя он не привык впадать в сентиментальность, но всегда признавался себе в том, что любит Сосново. Сейчас уже в городке не так ощущался налет провинциальности, но остались прежний покой, тишина, немноголюдные даже в праздники улицы, зеленые набережные и дымящие заводские трубы. Городок Сосново, будучи неотъемлемой территориальной единицей Питера, и по сей день варился в собственном соку, окруженный со всех сторон бескрайними капустными полями пригородных совхозов.

Если бы не причины сугубо личного свойства, Артем, возможно чаще бывал бы на своей малой родине. Но в последнее время он лишь иногда заглядывал в гости к родителям и Сергею Панину, и никогда особенно долго не задерживался. Артема знала тут каждая собака, но не с каждой собакой Артем хотел бы встречаться. Население Сосново уже перевалило за сто тысяч, и шанс нарваться на улице на нежелательного человека был не так уж велик, но Артем предпочитал не создавать себе лишних проблем.

И уж никак он не мог предположить, что Марина окажется в Сосново.

Артем вел свою машину по неширокой разбитой в хлам дороге, ведущей из Сосново в Фанерный. Он пытался сохранять равнодушный вид, но то и дело невольно косился в зеркало на сидящую рядом женщину.

Она рассеянно смотрела в окно, думала о чем-то своем и совершенно не обращала внимания на водителя. Удивительно, как она вообще снизошла и согласилась на то, чтобы Артем довез ее до дома.

— Ты давно в Сосново? — нарушил Артем тягостное молчание.

— Не в Сосново, а в Фанерном.

— Ну, это одно и то же.

— Да не совсем, — спокойно отозвалась Марина.

— Так сколько ты здесь?

— Скоро десять лет…

— Ого! А как ты оказалась здесь? Ты же вроде бы где-то на Петроградской жила…

— Какая тебе разница, как?

— Мне интересно.

Она поморщилась и пожала плечами:

— Я переехала к старой больной родственнице.

— Зачем? Ухаживать за старушкой? Или ты таким образом из дома сбежала?

— Считай, что сбежала. Для меня это был единственный способ стать себе хозяйкой.

— Никогда не думал, что ты хотела стать себе хозяйкой.

— А что ты думал? — неожиданно резко бросила Марина и взглянула на Артема с неприязнью.

— Я всегда считал, что ты стала кому-нибудь послушной и заботливой женой, хлопотливой и верной хранительницей домашнего очага… — усмехнулся Артем.

Тут он несколько покривил душой. Не думал он о Марине, совершенно не думал, даже не пытался представить, где она и что с ней. После их ссоры и разрыва много лет назад Артем быстро забыл о матрешке-толстушке. Обиделась, да и Бог с ней. Несколько раз он, конечно, вспоминал о ней, но это случалось тогда, когда Артем встречал смешных интеллигентных клушечек, напоминавших ему давнюю знакомую чисто внешне.

— Так и живешь с родственницей? — снова задал вопрос Артем.

— Она давным-давно умерла, — равнодушно ответила Марина.

— Значит, ты теперь…

Она усмехнулась и покачала головой:

— Тебе надо знать, одна ли я живу?

— Да уж, любопытно, знаешь ли…

— Я живу с сыном. Что еще?

— Спасибо, больше ничего, — вздохнул Артем.

Он понял, наконец, что его беспокоит: Марина не проявляет к нему никакого интереса.

Нет, конечно же он не ожидал, что она вдруг начнет кокетничать с ним и строить глазки. Но он вспоминал сегодняшний день и обнаружил, что Марина не задала ему ни одного хоть сколько-нибудь значащего вопроса. Она ни разу не спросила ни где Артем обосновался, ни где он работает, ни о том, женат ли он и есть ли у него дети.

Неужели это ей совершенно не интересно? Вряд ли. Или же она вспомнила о своей старой обиде и в угоду ей не дает волю естественному женскому любопытству?

Самому рассказать о себе? Так, между делом, как бы между прочим?

Но Марина молча смотрела на мелькавшие за окном придорожные кусты. Вряд ли она оценит откровения Артема.

— Ты давно в аудиторах?

— Полгода, — равнодушно сообщила она.

— Нравится?

— Что нравится? — устало вздохнула Марина.

— Ну, работа, коллектив, и все прочее…

— Работа ничего. Коллектив так себе. А все прочее — не очень… — без улыбки пояснила Марина.

— Володя мне говорил примерно то же самое, — усмехнулся Артем. Помолчав, он неожиданно для самого себя спросил: — Наверное, Володя много для тебя значил?

Она повела плечами и ответила холодно:

— Достаточно много, чтобы ни с кем это не обсуждать.

— Господи, Марина! Ты разговариваешь со мной, как со злейшим врагом!

— Не преувеличивай.

— Да уж что тут преувеличивать! В глаза не смотришь, отвечаешь, как под пыткой…

— Согласись, что через столько лет после шапочного знакомства мне трудно считать тебя добрым другом, — спокойно отозвалась она и отвернулась.

— Вот уж действительно, никого нет злопамятнее женщины! — оскорбленно буркнул

Артем.

— Я не злопамятна. Я всего лишь привыкла хорошо учить уроки, кто бы их ни преподавал.

Артем замолчал.

* * *

Ага, обиделся… Не подавая вида, Марина злорадно отметила, что Артем уязвлен ее словами. Оно и понятно. Вряд ли какому мужчине будет приятно, когда женщина, для которой он был первым, назовет его шапочным знакомым.

Из Марины получилась классная стерва.

Они въехали в Фанерный. Шесть-семь улиц с разномастными домами от довоенных деревянных лачужек до двенадцатиэтажных кирпичных точек.

— Куда? — коротко уточнил Артем. Пускаться в расспросы он больше не желал.

— Центральная, шесть.

Унылый двухэтажный деревянный барак с газовыми баллонами в металлических ящика снаружи. Четыре многокомнатные коммуналки, постоянно меняющиеся жильцы, сдающие свои комнаты кому попало… Одним словом, тот еще гадюшник.

Артем остановился у троттуара, не выключая двигатель, поспешно вылез и, обойдя машину, открыл дверь.

— Спасибо, — произнесла Марина, вылезая наружу и одергивая немного помявшийся плащ. — Всего хорошего.

— До свидания, — кивнул Артем.

Марина пошла к открытой двери подъезда и ни разу не обернулась.

Она боялась, что Артем ее окликнет, и придется останавливаться, снова брать себя в руки и отвечать на его бесконечные, бессмысленные идиотские вопросы. Сколько, с кем, когда, почему… Господи, какая ему разница?

Но Артем не стал ее окликать. Марина быстро поднялась в квартиру и вошла в свою комнату.

Костя, забравшись с ногами на стул и сидя на пятках, что-то быстро строчил в тетрадь и поглядывала в окно.

— Привет, ма.

— Привет, — отозвалась Марина, вешая плащ на крючок. — Сядь нормально.

Костя даже не пошевелился.

— Кто это тебя привез? — спросил он, ткнув концом авторучки за окно.

— Знакомый. Сядь нормально, позвоночник испортишь.

— Красивое авто, — со знанием дела обронил Костя. — А что он не уезжает, твой знакомый?

— А я откуда знаю?… Ты сядешь нормально или нет?! — рассердилась Марина.

Костя досадливо надул губы, но нехотя сползл, спуская ноги на пол.

Марина подошла к окну и посмотрела сквозь занавеску. Водителя не было видно за тонированными стеклами. Словно испугавшись ее взгляда, автомобиль Артема медленно тронулся с места и неторопливо поехал, выбирая на разбитом асфальте участки поровнее. Скоро он скрылся за поворотом.

Марина грустно усмехнулась, сама не зная чему.

Было время, когда из-за этого чернобрового блондина она едва не довела себя до полного нервного и физического истощения. Сначала были горькие слезы. Потом появились слезы злые. Слезы кончились, остались мысли, тоже злые и горькие. Когда, наконец, не осталось ничего, Марина поняла, что первое и единственное приключение ранней юности закончилось, и возвращаться к нему даже в мыслях больше не стоит.

А поначалу…

Поначалу Марина Казакова ног под собой не чуяла от свалившегося на нее счастья. Тот, по ком сохла, как утверждала Танюша Мелехина, добрая половина студенток, обратил внимание не на кого-то другого, а именно на нее. Марина ходила, задравши нос, и слышала, как девушки завистливо и удивленно шушукались за ее спиной. Еще бы!

В институте вовсю шла сессия, но Николаев не забыл тот разговор на даче. Несколько раз он после экзаменов разыскивал Марину и ехал к ней домой.

Завистливые подружки, несомненно, имели свое мнение по поводу того, чем Артем занимался с Мариной у нее дома. Они были бы изрядно удивлены, если бы узнали, что Николаев несколько часов подряд не мог оторваться от Марининых книг.

Личная ее библиотека оказалась действительно отменной. В ее крутой английской спецшколе был литературный клуб, который контактировал с каким-то американским колледжем, и через него все желающие старшеклассники могли приобретать книги западных авторов на английском языке.

Николаев оказался настоящим фанатом хорошей фантастики. Но увы, английский язык он знал с грехом пополам, и без помощи Марины ему пришлось бы трудновато. Она помогала охотно, и Артем, не уставая нахваливать свою переводчицу, просиживал над ее книгами, попивал предложенный чаек с пирожными и время от времени сам рассказывал ей что-нибудь невероятно интересное. Она слушала его с восторгом, следя не столько за содержанием этих рассказов, сколько за тем, как Николаев улыбается, как жестикулирует, как смотрит…

Это человеку со стороны было бы очевидно, что регулярные визиты к первокурснице были ничем иным, как походом в библиотеку. Николаев скорее всего, просто воспользовался очень редкой в те времена возможностью взять в руки хорошие книги, да еще в подлиннике.

Но Марина считала, что это нечто большее. Обязательно большее! Не иначе как это ее начитанность и эрудиция привлекли Артема. Наверняка он нашел в ее лице достойного умного собеседника со сходными интересами, и чем дальше, тем все лучше и лучше узнает он Марину, а уж узнав, ни за что не захочет прервать так странно, но так удачно начавшееся знакомство.

Марина продолжала пребывать в состоянии восторженной влюбленности.

Она млела от спокойного низкого голоса Николаева, от его красивых рук, бережно листающих страницы, от этого поразительного контраста белой челки и черных бровей. Когда он вдруг обращался к ней, спрашивая о чем-то, странная пульсирующая волна захлестывала Марину, и от нее слегка немели ноги и почему-то бросало в жар…

Потом визиты Николаева вдруг прекратились. Марина встревожилась, несколько дней подряд пыталась отыскать Артема в институтских коридорах, но тщетно. Затем однажды вечером он позвонил:

— Приболел я, Марина. Простудился. Жаль, конечно, у тебя целые залежи особо ценной для меня литературы.

— Если хочешь, я кое-что могу тебе привезти! — храбро предложила Марина, больше всего на свете опасаясь услышать его отказ.

— Ну… — он поколебался и с усмешкой закончил. — Валяй, если не боишься заразиться.

В субботу Марина сообщила бдительным родителям, что уезжает на весь день к подруге, а сама на электричке проследовала на дачу к Николаеву.

Артем выглядел не так уж и плохо, в постели не валялся, хотя на его письменном столе действительно появились жаропонижающие таблетки и витамины. Книги он принял с благодарностью, сразу же сел их просматривать, и короткий зимний день пролетел, как одна минута.

Марина видела, как стремительно темнело за окном, и понимала, что сейчас ей бы нужно встать и распрощаться. Но помалкивала.

— Ой, мать честная! — присвистнул Артем, обнаружив, что за окном уже непроглядная темень. — Как же мне с тобой быть?

Марина пожала плечами с невинным видом. Николаев подозрительно на нее покосился и развел руками:

— Одну тебя на станцию отпускать страшно, пьянь всякая по улицам шатается. А пойду тебя провожать, снова с температурой свалюсь. Оставайся, Марина. Весь дом в твоем распоряжении…

По тому, как екнуло сердце, Марина осознала, что именно на это она и рассчитывала.

На даче имелся даже телефон, и она сообщила родителям, что остается ночевать у подруги. Артем сварганил весьма обильный ужин, который они прикончили внизу в холле, просматривая кассету с какой-то итальянской комедией и хохоча над дурацкими выходками героев.

Потом кончился ужин, а затем и кассета.

И снова Марина прекрасно понимала, что теперь надо попросить Артема показать ей место для ночлега и, пожелав ему спокойной ночи, исчезнуть с его глаз до утра. Но она просто сидела, глядя на пламя разожженного камина.

Она прекрасно помнила, за каким занятием застала в новогоднюю ночь Танюшу Мелехину. Она не была уверена, что ей так уж хочется, чтобы ее раздели и сунули руки, куда не положено. Но должен же наконец Артем понять: Марина давно ждет, что он сядет рядом, скажет, что никогда раньше не видел таких густых красивых волос, или еще какую-нибудь ласковую ерунду вроде этой, посмотрит в глаза, прикоснется губами к щеке…