— Неприятель сменяет караул к заутрене, и в это время у них всегда неразбериха, — сказал капитан Мод. — Вас вряд ли заметят. Колокола начнут звонить к тому времени, как вы доберетесь до их лагеря. — Он взглянул вверх: облака закрыли луну. — Вы должны отправляться сейчас же, пока темно. Быстрее!

Один из солдат уже медленно спускался со стены на белых холщовых простынях, крепко обвязав их вокруг талии. Он благополучно опустился на землю у берега реки и отвязал простыни, которые опять подняли.

— Вы готовы, миледи? — спросил другой солдат.

Мод кивнула, и он надежно обвязал ее вокруг талии простынями.

— Храни вас Бог, — тихо произнес капитан. — Я буду молиться, чтобы вы в безопасности добрались до Абингдона.

— Помяните меня во время сексты, перед тем как сдадите замок. Я не забуду вашу преданность.

— А я ваше мужество, мадам. — Капитан сунул что-то тяжелое в руку Мод, одетую в перчатку. Ее пальцы сомкнулись на рукоятке тонкого ножа. — Возможно, вам придется защищаться, — прошептал он.

Благодарная, она засунула нож в кожаный кошель, висевший у нее на поясе под плащом и простынями.

У Мод сильно забилось сердце, когда два солдата осторожно перенесли ее через стену. Она медленно опускалась все ниже и ниже, пока наконец ноги не коснулись земли. Затем простыни отвязали, и несколькими минутами позже двое остальных солдат присоединились к ней. Капитан махнул на прощание рукой, затащил наверх простыни и исчез.

Четыре фигуры молча спускались по берегу. Они пошли через замерзшую реку, пригибаясь как можно ниже, скользя по льду. Жутковато завывающий ветер обжигал холодом щеки и губы Мод. Наконец они добрались к противоположному берегу — к краю неприятельского лагеря.

Кругом не было и признака живой души, лишь бивачные костры слабо светились в ночной темноте. Мод и ее спутники осторожно двигались по направлению к неприятельским шатрам, тихо ступая по свежевыпавшему снегу и с трудом выдыхая клубы пара в морозный воздух.

Они прошли уже почти через весь лагерь, когда колокола зазвонили к заутрене. И тут же раздался звук трубы. Мод неподвижно застыла.

— Начинается смена караула, — напомнил один из ее спутников.

Сквозь снежную пелену донеслись звуки голосов, и все четверо затаили дыхание, прислушиваясь. Один из сопровождающих Мод солдат схватил ее за руку и притянул к шатру. Мод, дрожа, прижалась к его стенке.

— Говорю тебе, я сию минуту видел, как что-то двигалось.

— Ты тронулся, парень. Сквозь такой снег не видно собственной вытянутой руки.

Послышался смех. Голоса стали затихать, потом совсем умолкли.

— Нам лучше идти дальше, миледи, — предложил один из солдат.

Наклонив головы навстречу сильному ветру, беглецы осторожно пробирались мимо оставшихся шатров. Когда они уже дошли до последнего ряда, на них неожиданно наткнулся одинокий часовой. Он быстро сделал шаг назад и направил на них длинное копье.

— Кто идет? — спросил он и вдруг от ужаса открыл рот и стал креститься.

— Боже, помилосердствуй! Привидения!

Мод в страхе застыла на месте.

Часовой приблизился к ней и концом копья откинул белую простыню и капюшон плаща.

— Пресвятая Богородица!.. Графиня Анжуйская! — выдохнул он, потрясенный.

Защищая Мод, два солдата тесно окружили ее, а третий начал что-то нащупывать под белым балдахином. Никто не произнес ни слова. Рука Мод потянулась к ножу, спрятанному под простыней и плащом.

— Стража? Что случилось? — знакомый голос, охрипший от сна, послышался из шатра.

Мод взглянула вверх, и сердце ее забилось. Да, над шатром полоскался на ветру королевский флаг. Она была слишком поглощена своими мыслями, чтобы заметить его раньше. И это был голос Стефана!

Когда часовой открыл, наконец, рот, чтобы поднять тревогу, солдат выдернул из-под рубашки руку, выбросил ее вперед и вонзил прямо в грудь стражника зажатый в кулаке кинжал. Копье выпало из рук часового, и он повалился в снег без единого звука.

— Все в порядке, сир, — отозвался солдат, прикрывая рот краем простыни, чтобы заглушить звук.

— Тогда пойди поспи немного, храни тебя Господь.

— Пойдемте дальше, миледи, — прошептал один из спутников Мод. Остальные нас догонят.

Но звук голоса Стефана, распростертое тело часового, чьи невидящие глаза, казалось, с упреком глядели прямо на нее, лишили Мод способности двигаться. Она не могла оторвать взгляда от безжизненного тела, которое солдаты оттащили подальше в обледеневшие кусты. Кровавый след, тянущийся за ним, ярко алел на алебастровом снегу. Один солдат носком сапога забросал снегом капли крови, а другой накидал кучу снега на тело часового. Через несколько мгновений от него не осталось и следа. Убитого не обнаружат до утра, но даже и тогда все предположат, что это — дело рук разбойников, прячущихся в лесу.

Солдат повернулся к Мод.

— Мадам, что вас беспокоит? Мы должны идти дальше. — Крепко взяв за руку, он повел ее прочь.

В сознании Мод слились в одно расплывчатое пятно воспоминания о ночи, когда они пробирались среди сугробов, скользили по льду замерзших ручьев, борясь с жестоким ветром и морозом. И к тому времени, когда они, едва ковыляя, вошли в ворота Абингдонского аббатства, над горизонтом уже забрезжил серый рассвет. От мороза Мод уже не ощущала своего лица, а руки окоченели даже в подбитых мехом рукавицах. Они задержались здесь лишь для того, чтобы отогреться у жаркого костра да подкрепиться гороховым супом и ломтем черного хлеба. Аббат согласился дать им четырех лошадей, и теперь они могли в безопасности домчаться прямо до Уоллингфорда.

К большой крепости Уоллингфорда они подъехали в тот момент, когда колокола зазвонили к повечерию. Сперва часовой у ворот не хотел опускать подъемный мост.

— Королева Англии бежала из Оксфорда и пешком дошла до Абингдона? Через такой снег? Вы считаете, что я — дурак?

— Сейчас же позови лорда Уоллингфорда! — собрав остаток сил, крикнула Мод.

Она соскользнула со своей лошади в глубокий снег. Раздались чьи-то голоса, послышались шум и крики. Потом один из солдат наклонился к ней и сказал, что за лордом Уоллингфордом уже послали. В полубессознательном состоянии Мод услышала скрип поднимающейся решетки и глухой стук моста, упавшего на землю.

Сильные руки подняли ее из сугроба. Удивленные голоса перешептывались вокруг с восхищением и недоверием. Мод смутно запомнила, что ее внесли в замок и посадили в лохань с такой горячей водой, что она вскрикнула от боли, чувствуя, как возвращаются к жизни закоченевшие руки и ноги. В горло ей влили какой-то обжигающий напиток; затем уложили на мягкую постель, согретую горячими кирпичами, и накрыли шерстяными одеялами. И наконец она провалилась в желанное забытье.

* * *

Медленно, еще не очнувшись ото сна, Мод начинала понимать, что кто-то сидит рядом с ней на постели и щекочет ее лицо. Ей было тепло и дремотно, не хотелось открывать глаза, не хотелось шевелиться. Откуда-то издалека раздался приглушенный звон колоколов, возвещавших вечерню. Мод поняла, что проспала всю ночь и целый день. А может быть, и два дня. Лицо ее продолжали щекотать. В раздражении Мод открыла глаза и с изумлением встретила взгляд двух дымчато-серых глаз на веснушчатом лице. Пухлые ручки обвили ее шею. Господи Боже, Пресвятая Богоматерь! Это был Генрих!

На смену первому удивлению пришла радость. Кровь веселее побежала по жилам, возвращая к жизни ноющее тело. Мод с усилием подняла руки и обняла сына. У обоих по щекам покатились слезы. Все испытания осады, мучительное бегство через льды и снега остались в прошлом: Мод снова обрела сына.

22

Бристоль, 1145 год.


— Ты видела, мама? — спросил Генрих Анжуйский. — Я все время попадаю в цель!

— Да, сынок, ты делаешь удивительные успехи, — крикнула в ответ Мод.

— Неплохо, племянник, — похвалил его Роберт Глостерский.

Генрих с достоинством принял комплименты, беспечно помахав рукой матери и дяде. Мод и Роберт обменялись взглядами, в которых гордость смешивалась с весельем. Они стояли во дворе Бристольского замка холодным октябрьским утром 1145 года, наблюдая, как юный наследник Анжу упражняется в стрельбе из лука по мишеням.

Почти три года прошло с того дня, как Мод бежала из Оксфордского замка, и за это время Генрих успел подрасти и превратиться в мускулистого подростка с живыми серыми глазами и каштановой шевелюрой. Он буквально лучился природной энергией и всепобеждающим обаянием; он преуспевал во всем, за что бы ни брался. В свои двенадцать лет Генрих уже умел владеть копьем, охотиться с соколами и гончими, читать и писать, а также освоил несколько языков.

— Я все подготовил к возвращению Генриха в Нормандию. Он отправится в конце недели, — сообщил Роберт сестре, и на лице его появилось озабоченное выражение. — Под покровом ночи он доедет до Уорхэма, где уже готово судно, которое доставит его на ту сторону пролива.

Мод нахмурилась.

— Надеюсь, у него будет большой эскорт. Если сторонники Стефана узнают о его отплытии…

— Большой эскорт возбудит подозрения, — перебил ее Роберт. — Доверься мне, и я все устрою, как следует.

Мод стиснула его руку.

— Я верю тебе, брат. Из-за постоянных волнений и тревог я стала пуглива, как норовистая лошадь. — Она повернула голову и с любовью взглянула на сына. — По правде сказать, мне очень не хочется расставаться с ним.

Мод связывали с Генрихом Анжуйским неразрывные узы глубокой любви и такого полного взаимопонимания, какого она не достигала ни с кем в своей жизни. Она то и дело замечала в нем удивительное сходство со Стефаном: в случайном движении, гибком и плавном, наклоне головы, улыбке, от которой внезапно замирало сердце и тело охватывала слабость. Однажды Генрих обнял ее за талию точь-в-точь, как когда-то Стефан, и Мод едва сдержала слезы. Мысль о том, что ей предстоит разлука с сыном, повергала ее в отчаяние.

— Мне тоже не хочется, — отозвался Роберт. — Он покорил наши сердца. Но в Англии для него становится слишком опасно. Я пообещал Жоффруа, что если не смогу обеспечить Генриху полную безопасность, то немедленно отошлю его домой. И сейчас такое время настало.

Мод со вздохом опустилась на каменную скамью. Роберт сел рядом. Подставив лицо слабым лучам осеннего солнца, она вспоминала последовательность событий, заставившую брата в конце концов отправить Генриха в Нормандию.

Вдобавок ко всем осадам, мятежам, дезертирствам и насилию, ставшими для англичан привычными, последние три года принесли Мод череду ошеломляющих несчастий, не только наносивших ущерб ее делу, но и ранивших ее в самое сердце. Все началось со смерти Олдит в Анжу. Мод не виделась с ней шесть лет, но все время скучала по ней. Олдит была для нее матерью, подругой и верной советчицей; никто не смог бы занять ее место в сердце Мод.

За смертью Олдит последовали внезапная гибель Майлса Глостерского от несчастного случая на охоте; неожиданное отступничество графа Честера, вновь переметнувшегося на сторону Стефана, и, совсем недавно, два месяца назад, — необъяснимое поражение Роберта в битве у замка Фариндон, где Стефан одержал триумфальную победу.

С тех пор единокровный брат Мод впал в какую-то мрачную апатию: дело в том, что в гуще битвы он заметил своего сына Филиппа, ожесточенно сражавшегося с воинами собственного отца. Это разбило сердце Роберта.

Кроме того, статьи его дохода значительно сократились, и теперь Роберту приходилось на всем экономить. У него не было ни денег, ни людей, чтобы укрепить все замки от возможных атак.

— Мне и впрямь порой кажется, что удача отвернулась от нас, — пробормотала Мод. — Я слабею, Стефан набирает силу. И все же узурпатор — он, а не я. Неужели мой кузен никогда не получит по заслугам?

* * *

Вестминстер, 1145 год.


— Стрела отклонилась из-за ветра, сир, — жалобно проговорил принц Эвстейк. — Разве вы не видели?

— Нет, не видел, — ответил Стефан. Он взглянул на серое нормандское небо, а затем — на землю, на сухую траву и опавшие красные и золотые листья, которые не тревожило ни малейшее дыхание ветерка. — По правде сказать, мальчик мой, никакого ветра нет.

— Значит, стрела была плохо оперена. — Эвстейк раздраженным взглядом обвел окрестности Вестминстерского замка. — Я велю выпороть того, кто ее сделал.

— Прошу прощения, сир! Я не хотел бы перечить юному принцу Эвстейку, но со стрелой все в порядке, — прошептал Стефану оруженосец. — Мальчик просто промахнулся.

— Знаю, знаю, — с досадой вздохнул Стефан. — Я сам разберусь.