Франсуаза Бурден - Роковая любовь

Она провела его в крошечную кухню, куда ей удалось поместить одноногий круглый столик с мраморной столешницей и два табурета.

– Конечно, у меня не так просторно, как у вас! – с иронией сказала она,– Я пока займусь салатом, а вы попробуйте растопить камин... Мадам Дьёдонне утверждала, что тяга очень хорошая.

Ничего не говоря, он вышел из кухни, и Виржини услышала, как хлопнула дверь. Вероятно, он заметил кучу поленьев у входа в сад. Она взяла большой поднос и принялась готовить. Почему Виктор Казаль заявился к ней в девять вечера? Из симпатии, от безделья или имея в виду задние мысли? Мужчины такие предсказуемые! Ей следует расставить все точки над «i», прежде чем он начнет флиртовать – если, конечно, он пришел ради этой цели.

Через четверть часа они уселись прямо на полу, на старой циновке, поставив между собой поднос. Огонь давал такое тепло, что Виржини сняла жилет и поставила шампанское в ведерко со льдом.

– Не знаю, понравится ли мне здесь когда-нибудь,– сказала она между двумя глотками.– Очень сильное впечатление уединенности, особенно по ночам.

– Иначе говоря, вам страшно? Я очень хорошо вас понимаю, мне иногда тоже бывает не по себе в Роке. Вам надо завести собаку или купить ружье.

– Вы сами-то собираетесь сделать то же самое?

– Очень возможно!

Она выпила свой бокал и протянула ему, чтобы налить еще.

– Мне очень нравится ваше шампанское... и то, что вы пришли. Сейчас я буду откровенна, в настоящее время мне не надо ничего, кроме того, чтобы немного побыть с кем-то в дружеской компании. Если это не то, на что вы рассчитывали, то вы ошиблись дверью и просто потеряли время.

Он озадаченно посмотрел на нее, нахмурившись, но затем легко рассмеялся.

– Ну что ж, вы меня предупредили, но я пришел не за этим. Неужели у меня вид этакого...

– ...волокиты и мачо? Да.

Она даже находила его настоящим обольстителем, при таких ярко-синих глазах и шраме через всю щеку. В другой период ее жизни он мог бы ей понравиться, но теперь она избегала мужчин этого типа.

– Волокиты? – повторил он.– Да, я был таким, пока не женился, но потом я был верен своей жене, а она мне нет. А что касается «мачо», то здесь вы не правы, вы ведь меня едва знаете. По правде говоря, я не считаю себя выше кого бы то ни было, ни мужчины, ни женщины.

– Однако вы производите впечатление очень уверенного в себе покровителя.

– Ах так? Значит, я должен был заняться салатом, а вам предоставить возможность таскать дрова.

– Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать.

– Нет! Я пришел сюда в некотором смущении, вовсе не убежденный, что вы обрадуетесь нашей встрече... Чтобы ничего от вас не скрывать, я скажу, что вечер начался у меня непросто.

Говоря это, он выглядел усталым, и Виржини пожалела о своих нападках.

– Ладно,– сказала она, улыбнувшись.– Каждый по очереди! Прошлый раз я пришла искать у вас убежища. Могу ли я что-то сделать для вас?

– Да вряд ли. У меня состоялся неприятный телефонный звонок, и от этого я расстроился...

Она подумала, что он продолжит, но он лишь пожал плечами. Если у него возникло желание довериться ей, то она пока не сделала ничего, чтобы ему стало легче.

– Ваша жена? – спросила она наугад.

– Мой брат. Но это одно и то же, потому что они живут вместе.

Это признание, сказанное через силу, далось ему непросто. Чтобы не смущать Виктора еще больше, она отвернулась и стала смотреть на огонь. Когда она рассказывала ему свою историю, он казался очень внимательным, терпеливым, и теперь она понимала почему.

– Плохой звонок,– пробормотала Виржини.

– В таких случаях ответственность всегда на обоих, разве не так? Ведь это не происходит случайно, за один раз, а ведь я ничего не видел, пока она сама мне не рассказала. Известно, что муж узнает обо всем последним. А я был так погружен в свою работу...

– И все же вам не стоит винить себя! – возразила она.– Нет, я не согласна! Разве заслужены те удары, которые вам наносят другие?

Она увидела, что Виктор улыбается, и почувствовала к нему волну симпатии. Они оба пережили истории, которые плохо для них закончились, и, по крайней мере, могут утешить друг друга хотя бы на один вечер.

– Что касается меня,– заговорил он снова,– я ведь знал, что Лора мечтала вернуться в Париж, что она задыхается здесь от тоски. Она быстро поняла, что вышла замуж за мелкого провинциального нотариуса и...

– Почему это мелкого? И, в конце концов, она же сама вас выбрала!

– Какое-то умопомрачение. Лето... Она проводила здесь отпуск. Да я ей и времени не дал на размышление, я был влюблен до безумия.

На последних словах голос Виктора дрогнул, но он справился с чувствами, резко поднявшись с пола.

– Уже поздно, я утомил вас! Я помогу вам убрать?

– Нет, что вы! Я займусь этим перед сном, а пока хотела бы закончить с чертежами.

Огонь все горел, и он добавил еще одно полено. Он протянул Виржини руку:

– Спасибо, что приняли меня.

Вдруг он заторопился уходить, смущенный, что разоткровенничался перед женщиной, которую едва знал. Жаловаться – это не самая лучшая тактика обольщения.

«В любом случае, я ей не нравлюсь!» – устало подумал он.

Ночь была темной, без луны и звезд, и, подъехав к Року, Виктор с сожалением вылез из теплой машины. Как всегда, он забыл запереть дверь и удостоверился в этом, впустую воюя с замочной скважиной. По сравнению с тем домом, который он только что покинул, Рок показался ему холодным, огромным, безнадежно молчаливым.

Перед тем как подняться к себе, он заглянул на кухню и взял со стола тетрадь, а потом отправился по первому этажу проверять запоры. Его отец мог бы дать свое ружье, у него ведь огромная коллекция охотничьих ружей. С тринадцати лет он учил своих сыновей стрельбе по летающим тарелкам – до тех пор, пока они не становились непобедимыми. У Виктора никогда не возникало желания целиться во что-то другое, кроме глиняной тарелки, но Максим при случае любил пострелять уток или зайцев. Что же касается Нильса, то, разумеется, сама мысль об убийстве животного была ему противна.

«Ты топишь меня...» – сказал он так жалобно. Верил ли он, что Виктор всегда будет рядом, чтобы протянуть руку?

Он положил тетрадь в секретер, а потом вернулся и отправил ее в ящик, где уже лежали фотографии Анеке. Может, Нильс остановил свой выбор на Лоре исключительно потому, что она была высокой элегантной блондинкой? Начиная с первой победы, все его любовницы были блондинками! Так хорошо знать вкусы и пристрастия брата было для Виктора дополнительной пыткой все эти ночи, когда он представлял его и Лору вместе.

Ванная была ледяная, тем не менее, он отказался спуститься в котельную и решил принять душ. В Виржини Клозель было много очарования, теперь он сможет засыпать, думая о ней. А лет десять назад он мог бы засыпать вместе с ней.

Он проскользнул под одеяло, выключил свет, но еще долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам дома. Почему ему не удается чувствовать себя в Роке хорошо, почему его одолевают все те же страхи, что и в детстве?

– Наше расследование показало, что вы являетесь единственным родственником Робера Вильнёва, а в связи с отсутствием завещания – его единственным наследником,– заключил Виктор.

Сидя напротив, Жан Вильнёв слушал его с некоторой нервозностью. Он без конца закидывал ногу на ногу.

– Хорошо, очень хорошо,– бормотал он.– А какие формальности?

– Нотариальная контора все возьмет на себя.

– Чудесно! Скажите мне, а что известно... ну, как это... об общей сумме наследства?

В одночасье разбогатеть в пятьдесят пять лет – было от чего потерять голову, тем более что собственные средства отнюдь не позволяли ему разбежаться, Жан сам подтвердил это.

– Движимое имущество,– начал перечислять Виктор,– портфель акций, страховые вложения – в общей сложности около трех миллионов евро. Через несколько дней мы представим вам полный перечень. В данном случае, и вы конечно об этом осведомлены, налоги на наследство возрастут.

Жан Вильнёв радостно улыбался, будто бы не придав значения последней фразе. В течение многих лет он не поддерживал с дядей никаких отношений, а потому не знал о его финансовых делах. Цифра, названная Виктором, явно его ободрила.

– Кое-какая наличность также имеется на банковских счетах, кроме того существует сейф, который мы вскроем вместе. Если желаете, я могу отдать вам ключи от дома, который отныне переходит в вашу собственность.

– Сегодня?

Его распирала радость, которую он уже не стремился скрыть, однако в ней было что-то раздражающее Виктора.

– Именно так! – сказал он сухо.

Как и было договорено, Максим передал ему досье Вильнёва, и сейчас Виктор пожалел об этом. Он поднял голову и увидел, что Вильнёв смотрит на него с любопытством.

– И все же вынужден вам сообщить о довольно неприятном инциденте,– продолжил он.– Дело в том, что существует завещание, переданное нам тридцать семь лет назад,– оно указано в наших регистрационных книгах. Однако мы не можем найти его в наших архивах.

– О! – воскликнул Вильнёв.– Тридцать семь лет, целая вечность!

– Но не для закона.

– Во всяком случае, дядя Робер наверняка считал меня своим наследником, поскольку я его единственный родственник.

– Вы хорошо ладили?

– В то время? Очень хорошо! Потом, правда, потеряли друг друга из виду.

Он беззастенчиво врал, и Виктор знал это. В действительности Робер Вильнёв выставил племянника за дверь, как только тот достиг совершеннолетия, и если сам Жан не хотел в этом признаваться, то до сих пор жили люди, которые помнили это.

– Мне понадобится ваша помощь,– радостно добавил Вильнёв.– В одиночку я не сумею управиться с этаким состоянием.

Его смущенное нетерпение в начале встречи сейчас полностью улетучилось.

– Нотариусы занимаются подобными вещами? – настойчиво спросил он.

– Да,– уклончиво ответил Виктор.

Этот человек становился ему все более неприятным, хотя внешне он сохранял нейтралитет,– он не мог допустить, чтобы состояние его души отражалось на ходе дела. Если клиент пожелает поручить нотариальной конторе свои вложения, у Виктора не должно быть никаких действующих причин, чтобы отказать ему.

Он взял лежащую рядом с папкой с документами связку ключей и подвинул ее к Жану.

– Мой секретарь назначит вам новую встречу, но некоторое время займут административные шаги, поэтому будьте терпеливы.

– А если мне понадобятся деньги прямо сейчас?

– Я могу разблокировать для вас часть средств.

– Прекрасно!

Виктор поднялся, чтобы проводить клиента в приемную. Из вежливости он поговорил с ним еще минуты три и опять вернулся в свой кабинет. Лишь только за ним закрылась дверь, он позвонил брату по интерфону.

– Ты один, Макс?

– Один, давай говори.

– Вильнёв не показался очень расстроенным из-за истории с завещанием.

– Еще бы! Он знает, где его выгода.

– Он знает это до такой степени хорошо, что перед уходом коварно намекнул мне на то, что нотариальная контора Казаль переходила из рук в руки как раз во времена этого проклятого завещания, так что ничего, мол, удивительного, что оно затерялось.

– Но помещение-то никогда не менялось, и архивы никуда не выносили!

– Я сказал это, но, похоже, ему было наплевать. Тем лучше для нас, разве не так?

– Я терпеть не могу таких типов!

– Он какой-то странный и неприятный, это правда, но он собирается поручить нам управление своим состоянием.

– В самом деле?

В голосе Макса сквозило изумление, и Виктор улыбнулся.

– А ты что думал, что он затеет с нами тяжбу?

– Папа нам выцарапает глаза...

– Если не хуже!

Развеселившись, Виктор отпустил кнопку интерфона и заглянул в свой еженедельник. После обеда встречи следовали одна за другой, без перерыва, и он вздохнул с сожалением. Сейчас он уставал от работы – не то, что несколько месяцев назад, когда он был счастливым женатым человеком. Неужели он и вправду посвящал свою личную жизнь профессии, даже не осознавая того? Лора с утра до вечера была дома с Тома и, наверное, умирала от скуки. Но она никогда не изъявляла желания пообедать с ним в Сарлате – она говорила, что их малыш в ресторане просто невыносим. Если же Виктор советовал оставить Тома с родителями, она всегда находила отговорки. Почему он не почувствовал опасности, которая нависла над их семьей? Какая доза слепоты была ему необходима, чтобы ощущать себя в стороне от разъедающей повседневной рутины?

Приближался полдень, и Виктор решил, что у него есть время навестить отца. Вот уже несколько недель он был настолько захвачен Роком, что пренебрегал сыновними обязанностями, и ожидал, что отец выразит свое недовольство.