Через десять минут он уже подъехал к улице Президьяль. Мать была одна на кухне.

– Ты пришел пообедать с нами, мой дорогой? – спросила она несколько натянуто.– Отец наверняка скоро явится...

– Не хочу тебя беспокоить,– ответил он, наклонившись поцеловать мать.

– Ты меня вовсе не беспокоишь!

Нахмурившись, Бланш внимательно оглядела его с головы до ног, а потом проворчала:

– Ты похудел, да?

Она заметила, что пиджак висел на нем мешком, а щеки ввалились.

– У меня вкусное жареное мясо, и я поджарю тебе картошки,– решила она.

– Он имеет на это полное право! – раздался от двери голос Марсьяля.

Виктор повернулся в тот момент, когда отец уже радостно хлопал его по спине.

– Если бы ты не пришел, мне на обед достались-бы лишь два листика салата. Как дела? Выглядишь по-прежнему неважно, тебе надо, в конце концов, взять себя в руки. Давай-ка выпьем по стаканчику...

Он казался таким веселым, что Виктор явно смутился. Как мать могла объяснить такое благодушное настроение мужа? Закрывала ли она глаза на его измены или была настолько наивна, что ни о чем не догадывалась?

– Расскажи мне о Роке. Когда Максим говорит мне о твоих работах, у меня голова кругом идет.

– Заезжай ко мне и сам все увидишь.

– Хочешь сказать, что я подарил тебе отравленный пирожок? – громко расхохотался Марсьяль.

– Нет... В сущности, мне там очень нравится.

– В сущности?

– О, это как раз такое...

– ...такое жуткое место! – вмешалась Бланш.– Этот дом сделает сумасшедшим кого угодно. Особенно зимой, я очень хорошо это помню!

Поставив перед ними блюдо с мясной нарезкой, она тут же вернулась в кухню. Марсьяль раздраженно пожал плечами.

– Не пригласишь ли ты меня поужинать сегодня? – спросил он вполголоса.– Мама пойдет на собрание праздничного комитета, и я останусь один.

– Конечно, папа, только я не вернусь раньше восьми часов.

Виктор достал из кармана ключи и протянул их отцу.

– Приезжай не слишком поздно, если хочешь успеть все посмотреть.

– Хорошо. Я привезу пиццу?

Он явно хотел воспользоваться случаем, чтобы поесть то, что ему запрещалось.

– Ты разобрался с этими новыми законами в случае, когда один из совместных собственников переживает другого? – перестроился он, увидев входящую Бланш.

– Они изменяют немало положений о дарении и наследовании,– заметил Виктор.– Ты знаешь Макса, он уже все выучил наизусть, чтобы можно было вдалбливать клиентам.

– А ты нет?

– У меня нет головы, как у...

– Тогда тебе поскорее надо иметь голову на плечах.

Отец переставал шутить каждый раз, когда речь заходила о конторе. Но вместо того чтобы обидеться на произнесенное суховатым тоном внушение, Виктор почувствовал прилив признательности. Без строгого воспитания, которое он получил, без чувства ответственности и вкуса к работе, привитых отцом, он был бы полностью раздавлен уходом Лоры. Окажется ли он, в свою очередь, хорошим отцом для Тома? И какой вес он сохранит на фоне либерализма Нильса – либерализма в черновом варианте, который неизбежно будет иметь огромное влияние на его сына?

Он отогнал эту неприятную мысль и взял стакан с виски, протянутый Марсьялем.

Наконец-то, одним ярким солнечным днем, за несколько дней до Пасхи, пришла весна. Виржини наслаждалась солнцем, а ее заказчик продолжал раздумывать в паре метров от нее, разложив чертежи на капоте машины. Она объяснила ему все в деталях и теперь смиренно ждала вынесения вердикта. Она знала, что это была хорошая работа, как оригинальная, так и привлекательная. Может быть, ей таки выпадет удача? Если все пойдет, как она надеялась, то Пьер перестанет быть в ее жизни несчастным случаем, ошибкой судебного приговора, за которую пришлось заплатить слишком дорогую цену.

Прямо перед ней был большой белый дом, над перестройкой которого она ломала голову не один вечер. Он выглядел покинутым в слишком ярком свете, и Виржини заранее предвкушала удовольствие от того, как она начнет возвращать его к жизни, придавать ему другой облик. Сколько подобных проектов она с энтузиазмом осуществила, имея к каждому особое отношение? Она так любила свою работу, что вначале и не думала опасаться позиции Пьера. Тем не менее, он постоянно старался, чтобы все говорили, будто это он является генератором идей и ведет надзор за всеми работами, в то время как носа не показывал на стройплощадку. Таким образом ему удавалось пожинать все лавры. Сначала Виржини полагала, что это вопрос ранга, поскольку он был руководителем. Затем она думала, что это неуместное самомнение влюбленного мужчины, не замечая того, что он просто не выносил соперничества с ней.

Прикрыв глаза, она наблюдала за заказчиком, а тот нерешительно повернулся к ней, понурив голову.

– Мне очень жаль, но сегодня я не могу принять решение,– объявил он в явном замешательстве.

– Вам что-то не нравится?

– Нет, не это... Знаете, я... Ну, как вам это сказать? Я слышал о вас не очень благоприятные отклики, вот.

Оторопев, она пристально посмотрела на него, затем поднялась и машинально отряхнула травинки со своей юбки. Она пыталась укротить охватившую ее холодную злобу.

– Понимаю. Думаю, вы говорили по телефону с Пьером Батайе? Что он вам наплел?

– Что он был вашим патроном и что считает вас некомпетентной. Господин Батайе посоветовал мне не доверять вашим чертежам, он сказал, что у вас страсть раздувать сметы, не называя сроков... Короче, чтобы ничего от вас не утаивать, он предупредил меня, что я забреду в густые дебри.

– Не объяснил ли он вам также, по какой причине ему понадобилось вылить на меня столько грязи? – бросила она зло.

Понимая, что абсолютно не права, теряя хладнокровие, Виржини резко повернулась и быстро вышла. Спорить не имело смысла, Пьер умел быть весьма убедительным, когда хотел того! Она и не думала, что Пьер мог разыскать ее здесь; без всякого сомнения, заказчик сам решил навести справки... В ее резюме, которое она имела глупость передать в его руки, фигурировали годы работы в архитектурной фирме Батайе. Теперь из-за этой оплошности Пьер знает, где она находится! Неужели ей придется поменять ремесло или переехать в другую страну, чтобы избавиться от него? Почему он преследует ее с такой ненавистью, о боги!

Задыхаясь от бешенства, Виржини дошла до своей машины. Она могла еще подождать своего клиента, могла извиниться за взрыв эмоций, постараться привести аргументы... Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, но услышала, как хлопнула дверца, и машина тронулась в противоположном направлении.

Когда все стихло, Виржини повернулась к белому фасаду, чуть не плача. Зачем она сдалась без борьбы, полагая, что проиграла изначально? Ей так безнадежно нужны были деньги, а на горизонте нет никакого другого проекта. Пока она будет искать гипотетических клиентов, совсем окажется на мели. Покупка собственного дома была глупостью, но она поняла это слишком поздно. Она думала, что найдет себе убежище, а получилось, что ремонт нового жилья только втянул ее в финансовые трудности. Однако, переселяясь сюда, она была убеждена, что ей необходима крыша над головой, что ее скромные сбережения надо вложить в дело, а не растратить постепенно. Она не сомневалась, что найдет работу, и даже увлеклась мечтами о будущей перестройке, желая сделать из своей халупы игрушку, которую потом можно будет продать со значительной выгодой.

– Что за глупости, бедная старушка... Перретта и горшок молока!

Солнце скрылось за деревьями, и Виржини стало холодно. Сейчас, когда Пьеру известно, где она осела, хватит ли ему наглости заявиться к ней? Сто раз он требовал от нее последний ужин наедине, последнее объяснение, но она слишком хорошо знала этого мужчину, чтобы уступить ему. Из-за него она и так потеряла лучшие годы своей молодости и даже рассорилась с родителями. Они не могли понять любви своей дочери к такому человеку, как Пьер,– они считали его слишком старым для нее, и, кроме того, он заставлял ее работать, вместо того чтобы жениться. В конце концов, родители отдалились от Виржини. Она изредка звонила им, но сами они не звонили никогда. Два года назад, став пенсионерами, они переехали в Перпиньян, куда ни разу не приглашали ее. Должна ли она сообщить им, что рассталась с Пьером? Может быть, эта новость снова объединит семью?

– Нет, только не сейчас,– пробормотала она, садясь в машину.

Нет, она не поедет к ним просить о помощи: прежде чем предстать перед ними, она должна быть в мире с самой собой.

– А для этого мне нужна работа...

Вот уже в который раз ей придется все начинать с нуля. Искать клиентов, давать объявления в профессиональных журналах, обходить немногочисленные архитектурные агентства, существующие в этих краях. Пьеру, в конце концов, надоест, а может быть, он найдет другую женщину, на которую переключит свое внимание. Он ведь все еще очень привлекательный – излишне самоуверенный голубоглазый брюнет. Абсолютно такой же и Виктор Казаль! Этой их схожести оказалось вполне достаточно, чтобы у нее пропало всякое чувство симпатии к соседу. Что же касается клиентуры, то она была готова смириться с кем угодно, но в личной жизни она не хотела больше никого.

– Квартира, которую я снимал в Каоре, не казалась мне ни маленькой, ни скверной по сравнению с Роком, я ее просто-напросто не замечал... В то время я вообще ничего не замечал, кроме Анеке. Не спрашивай меня, где и как я работал, у меня об этом не осталось почти никаких воспоминаний! Я не знаю, до какой степени ты любил Лору, но сам я был влюблен без памяти. Действительно потерял голову и был счастлив. Когда я наезжал сюда, чтобы навестить вас с Максом, я осознавал, что бросил своих сыновей, не говоря о той головной боли, которую мне причиняла ваша мать, но мне даже мысль не приходила, что я виноват, я был слишком счастлив для этого!

К огромному удивлению Виктора, на отца нахлынула ностальгия, он даже вздыхал, оглядываясь вокруг. Они ужинали в гостиной, которую Виктор не использовал никогда. Убранство ее оставалось неизменным более тридцати лет: обои с крупными лилиями на королевском голубом фоне, занавеси из кремового бархата, мебель красного дерева...

– Бланш была живым упреком мне,– снова принялся говорить Марсьяль.– Худая, страшная... А что я мог сделать? Я бы с удовольствием взял вас с собой в Каор. Там мы с Анеке все время смеялись.

– Ты часто приезжал? – спросил с любопытством Виктор.– Я что-то не помню.

– Нет. Если правда, нечасто. А после рождения Нильса почти никогда.

Признание, видимо, давалось отцу нелегко, так как он пожал плечами с каким-то раздражением.

– Я оплачивал счета, которые с надутым видом давала мне Бланш, подписывал ваши дневники и торопился поскорее уехать. По пути я говорил себе, что она сделает вас несчастными, что это не жизнь для двух сорванцов, что она заперла вас в четырех стенах... Кроме того, это случилось по моей вине, но я успокаивал себя тем, что Бланш хорошая мать, что вы просто не можете чувствовать себя несчастными, когда здесь столько места, чтобы играть и приглашать приятелей... Ты ведь знаешь, я всегда обожал Рок, поэтому думал, что и вы тоже.

– А мы умирали здесь от страха, папа! – пошутил Виктор.

Он хотел, чтобы отец улыбнулся, он хотел развеять его воспоминания, которые и его приводили в отчаяние, но отец лишь тяжело вздохнул.

– Хочешь кофе?

– С удовольствием, только пойдем попьем на кухне, в самом деле, в этой комнате не очень-то уютно... Ты что, экономишь на обогреве?

Виктор рассмеялся и указал на большую чугунную батарею.

– Ты знаешь, сколько лет нашему паровому отоплению?

– Нет...

– Водопроводчику это тоже неизвестно, но он непременно хочет вывезти все на свалку.

– Хорошо, хорошо, согласен,– проворчал Марсьяль,– все это не новое, но...

– Ты хочешь сказать, неподвластное времени!

– Ладно, ты не торопись, постепенно все сделаешь.

Выходя из гостиной, Виктор на секунду задержался.

– Ты посмотрел комнату Тома?

– Нет, я ждал тебя на улице, любовался парком. Ты уже порядочно сделал.

Они поднялись на второй этаж. Марсьяль был в восторге от комнаты, предназначенной внуку, а затем он остановился перед той, которую занял Виктор.

– Она осталась такой, как есть,– сказал Виктор.– Может, хочешь забрать что-нибудь из мебели или...

– Нет, абсолютно ничего! – сухо ответил отец.

Они вышли из спальни и направились бок-о-бок по галерее, но Виктор вдруг остановился.

– Папа, я хотел тебе кое-что показать.

Он привел его в комнату, где стоял секретер, и сначала достал из него фотографии.

– Мне кажется, это твои?

Марсьяль взглянул на снимки и побледнел.

– Где ты это нашел?

– Вот здесь.

Марсьяль не мог оторвать взгляд от лица Анеке и лишь спустя несколько минут поднял голову.