– Тот тип был ее начальником, и он не мог потерпеть, что его бросили. Мало того, что он выставил Виржини за дверь,– он создал ей такую репутацию, что она не могла найти работу. В течение полугода он продолжал ожесточенно преследовать ее. Каждый раз, как она собиралась подписать проект, он приходил вслед за ней, все отменял и брал дело себе. Вот она и уехала из Тулузы.

– Чтобы осесть в Сарлате? – удивился Максим.

– По ее словам, мы находимся в такой забытой Богом дыре, что ее бывший не найдет ее здесь. Кроме того, архитекторов между Каором и Перигё не так уж много – конкуренция невелика. Наконец она нашла контракт через частное лицо: перестройка большого дома недалеко от Бейнака. А чтобы не растратить свои последние сбережения, она решила купить дом поблизости.

– Для той хибары, что выбрала Виржини, в самом деле надо быть архитектором, боюсь, она скоро рухнет,– насмешливо улыбнулся Максим.

– Ни на что другое с ее средствами она не могла рассчитывать.

Виктора взволновал рассказ молодой женщины, но не только из-за ее красоты. Подспудно он чувствовал, что Виржини Клозель обладала необходимой для борьбы энергией, чтобы начать все заново, даже при том, что она была одинока, без денег, без кого бы то ни было, к кому она могла обратиться за помощью.

– Я вижу, ты хорошо осведомлен, запомнил даже мелкие детали...

– О, Макс!

– Займись, займись этой продажей и пригласи ее как-нибудь на обед.

Виктор пожал плечами, удивившись настойчивости брата. В самом деле, он уже очень давно не был наедине с женщиной, если точно, то с того вечера, когда Лора три месяца назад сообщила ему, что она любовница Нильса, и объявила о своем намерении уйти. Не о простом намерении, впрочем, а о бесповоротном решении, причем немедленно. Виктору показалось тогда, что потолок падает ему на голову, не считая захлестнувшей с головы до ног волны гнева. Из всего того, что она говорила в тот вечер, он запомнил только одну фразу: «Я люблю его». Лора была влюблена в Нильса, в его разболтанную фигуру, потерянный вид, своеобразное чувство юмора. Была влюблена до такой степени, что страдание Виктора ее едва касалось. Признание в этой связи смертельно ранило его, и с тех пор он чувствовал себя неспособным доверять любой женщине.

– Я принимаю твое предложение! – обратился к нему Максим, выводя из задумчивости.– Я отдаю тебе Виржини Клозель, но ты займешься Жаном Вильнёвом.

Через разделявший их стол Виктор протянул открытую ладонь.

– Сделка состоялась,– обрадованно сказал он.

* * *

Бланш никак не могла избежать встречи с Жаном Вильнёвом, когда столкнулась с ним нос к носу на углу улицы Консулов. Она почти налетела на него и, отвернувшись, хотела проскочить мимо, однако он грубо схватил ее за руку.

– Мы что же, больше не знакомы? По крайней мере, поздоровайся со мной! Я приехал сюда не для того, чтобы делать тебе неприятности...

Волосы с проседью, грузный, неприметный, в своем облике он не имел ничего отталкивающего, однако она задрожала от отвращения.

– Каждый идет по очереди, и моя наступила очень нескоро,– напомнил он с ледяной иронией.– Ты-то своей сразу воспользовалась.

Невыносимые образы, пришедшие из далекого прошлого, захватили Бланш, и она чуть не пустилась бежать. Жан, должно быть, догадался об этом, и сильнее сжал ее руку.

– Надеюсь, твои сыновья будут на высоте, и у нас не возникнет никаких проблем,– добавил он ей в самое ухо.

Почувствовав на себе его дыхание, Бланш попыталась высвободиться. Неужели он ей угрожал? Собрав всю волю в кулак, она четко произнесла:

– Отпусти меня, Жан!

Тридцать лет назад она сказала ему то-же самое, тем же умоляющим тоном, но он не отпустил ее.

Двое прохожих приближались к ним по узкому тротуару, и она поспешила громко заговорить:

– Я в самом деле очень сожалею о твоем дяде...

Он дождался, пока пара удалилась, и хитренько засмеялся.

– А я нет!

Он отпустил ее и отодвинулся на шаг.

– Все это не сделает нас молодыми, а? Давай беги!

Конечно, ему от нее не надо было ничего. Ничего больше, кроме молчания. Она поспешила уйти, потрясенная до глубины души.


День угасал. С диктофоном в руке Виктор продолжал инспекцию, начатую час назад. Метрах в десяти от голубятни он внимательно рассматривал крышу, увитую плющом.

– Прочистка водосточных желобов...

Сухой щелчок возвестил, что пленка закончилась, и он перевернул кассету. Счет кровельщика его разорит, а к нему еще счет от садовой фирмы. К сожалению, буйная растительность захватила кровлю и фасады. Даже каменные плитки аллеи, ступени перед дверью и цоколь здания были покрыты мхом. Виктор уже составил график работ на предстоящие год-два, прекрасно зная, что не терпит отлагательств. Ремонт водосточных желобов относился к числу срочных дел, поэтому он закончил запись фразы, прежде чем убрал диктофон в карман. Рок станет финансовой бездной, мысль о которой уже сейчас вызывала у него головную боль. Накануне он заказал самодвижущуюся газонокосилку, машинки для стрижки кустарника и формирования живых изгородей и высокую стремянку, а также основной инвентарь, включая вилы и грабли, так как все найденное им на чердаке заржавело или пришло в негодность. Септик был вычищен, но слесарь объявил, что потребуется вырыть новую сточную канаву для слива из стиральной и посудомоечной машин. Программа работ приобретала устрашающие размеры.

Изможденный, он пошел к дому. Надвигалась ночь, и все дела придется отложить до утра. Когда они жили на вилле, именно Лора занималась стрижкой газонов и обрезала розовые кусты в их маленьком садике, но здесь почти три гектара. Когда парк хоть немного будет приведен в порядок, ему одному не справиться с уходом. Отец забросил Рок, обескураженный мыслью о том, что воспользоваться им не сможет никогда, а то, что он называл «ежегодными ремонтными работами», выглядело смехотворно.

Виктор остановился посреди просторной прихожей и огляделся. Разумеется, дом стоил тех средств, которые он в него вкладывал. Однако, если ему предстоит жить одному, разумно ли тратить столько энергии и денег? Пока он проводил основное время на кухне и в спальне, почти никогда не заглядывая в гостиную или в кабинет на первом этаже, где он предполагал работать над принесенными накануне документами. На самом же деле, стоило ему войти туда, как он начинал наводить порядок и выявлять неполадки.

Он вспомнил, что Максим подарил ему энциклопедию домашнего мастера с детальными рисунками на каждой странице, которую он едва открыл.

Время от времени, когда он злился, соединяя электрические провода или смазывая дверные петли, он думал о Виржини Клозель, у которой, по всей видимости, возникали те-же трудности и которая не имела средств, чтобы облегчить себе жизнь. Должен ли он протянуть ей руку помощи? Это будет хороший повод снова увидеть ее, отвлекающее средство от одиночества.

Тебе нет никакой надобности развлекаться, ты отказываешься от любых приглашений, ты похоронил себя здесь ради удовольствия...

По крайней мере, без малейшего огорчения. Никогда он не думал, что сможет посвятить себя дому, который завладеет всем его вниманием. Неужели отсутствие Тома и Лоры ввергло его в эту безумную деятельность? Во всяком случае, отец был прав в главном: невозможно тешить свою печаль, когда у тебя столько дел!

Через несколько дней на пасхальные каникулы наконец-то приедет сын, и Виктору хотелось, чтобы его мальчик оказался под очарованием Рока. Если ему здесь понравится, он с удовольствием будет приезжать на выходные два раза в месяц и проводить здесь большую часть лета. Привык ли он жить в квартире Нильса, ведь на вилле он так любил играть на свежем воздухе? По телефону он говорил, что ему не нравится новая школа, что он боится засыпать, поскольку ночью ему снятся кошмары, что по средам, когда в школе нет уроков, он тоскует и не знает, чем заняться. Жаловался ли он, чтобы привлечь внимание отца, как считала Лора, или на самом деле был несчастным?

Расстроившись от этих мыслей, Виктор прошел на кухню. Сумерки всегда навевали на него меланхолию, а тем более сейчас, когда он думал о том, как Нильс укладывает Тома в кроватку и читает ему книжку на ночь. В кладовой он открыл шкафы и мрачно окинул взглядом запасы провизии, которые сделал за последние недели. В основном это были консервы и брикетики быстрого приготовления, в которые надо было просто добавить кипяток. Там же стояли два картонных ящика с шампанским, которые он не рискнул перенести в погреб, потому что пока не навел там порядок. На верхней полке стеллажа его внимание привлекла стопка книг по кулинарии. Он не заметил их раньше и придвинул табурет, чтобы рассмотреть поближе. Его мать великолепно готовила, и он часто видел ее изучающей рецепт, если затевалось какое-то сложное блюдо. Среди книг он нашел блокнот, куда она записывала все новинки, а также ученическую тетрадку, которую начал машинально листать. Заинтригованный тем, что ему бросилось в глаза, он спустился с табурета и подошел к лампе. Все сто страниц сверху донизу были исписаны одним словом: «Нет, нет, нет, нет...» Почерк был ему незнаком, писали с таким нажимом, что в некоторых местах бумага была порвана. Кто бы мог придумать для себя столь идиотское упражнение, а главное, какого черта тетрадь сохранена?

Виктор вернулся к стеллажам, но больше ничего там не нашел. Эти тысячи ожесточенных «нет» задели его за живое. Рок принадлежал семье Казаль так долго, что не оставляло сомнений в том, что автором этого навязчивого бреда был кто-то из ближайших родственников. Дед и бабушка со стороны отца, которых он не знал, умерли от болезней друг за другом с интервалом в несколько месяцев; трудно было себе представить, чтобы речь шла о ком-то из них. Это было бы тем более странным, потому что в семье о них не осталось никаких воспоминаний, кроме маленького портрета в гостиной. Выйдя замуж и обосновавшись в Роке, Бланш со свойственной ей тщательностью все привела в порядок, она неоднократно хвалилась этим перед детьми. Она охотно рассказывала, что ей было двадцать с небольшим, когда она ощутила себя настоящей хозяйкой поместья, и что счастье переполняло ее, когда у нее родились два сына. До тех пор пока Марсьяль не покинул ее, Бланш считала себя счастливейшей из женщин. Затем она стала самой несчастной из них, но никогда об этом не говорила: с того дня, как муж вернулся, она, казалось, обо всем забыла.

Вдруг в тишине раздался скрип. Виктор вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к этим звукам, особенно к ужасному скрипу, издаваемому то балками, то паркетными полами. Он вышел из кладовой и оглядел кухню. Он иногда забывал о том, чтобы запереть двери на ключ, и потому спускался среди ночи проверить, все ли в порядке. Может быть, ему стоит подумать, не обзавестись ли оружием? Окна Рока были защищены только внутренними ставнями, которые больше спасали от солнца, чем от возможных воров. В ту пору, когда здесь жили его родители, местность была, несомненно, более спокойной, что объясняло подобную беспечность, но времена изменились. Если агент из его страховой компании заявится сюда, он обязательно потребует смены запоров. Ну а пока Виктор был беззащитен, находясь в зависимости от любого бродяги.

Он ощутил потребность включить верхнее освещение, и ему показалось это забавным. Ведь невозможно осветить сразу весь дом, обязательно останутся темные углы.

– Не иначе это тетрадка нагнала на меня страху,– сказал он вполголоса.

«Нет» – кому? или чему? Он снова уткнулся в эту безумную писанину. Сколько же времени понадобилось, чтобы исписать всю тетрадь? И очевидно, что ярость того или той, кто писал, и не думала ослабевать.

Сильно растревоженный, Виктор решил отнести тетрадь к себе в комнату и сохранить ее с фотографиями, обнаруженными в секретере. Интересно, сколько еще подобных находок он сделает? Ведь он только начал обследовать этот дом! Он думал, что раз уж жил здесь в детстве, значит, все сюрпризы давно раскрыты? Самое простое – начать обследовать по порядку, одну комнату за другой, открывая все стенные шкафы и выдвигая все ящики из столов. А в заключение – обследовать чердак.

Только не сегодня вечером, во всяком случае... В данный момент ему следует подумать об ужине. Он поставил на стол тарелку и стакан и на мгновение озадаченно застыл, удрученный жалким натюрмортом. Пожалуй, он станет неврастеником, если ему предстоит есть в одиночестве каждый вечер! Идея приготовить себе что-нибудь и пойти коротать время перед телевизором также не прельщала, но это, по крайней мере, было-бы не так грустно. А может, стоит сесть в машину и поехать в Сарлат? Максим всегда встретит его с распростертыми объятиями, а стряпня Кати стоит того, чтобы потратить время на дорогу. Он глянул на часы: всего восемь часов, вечер еще только начинался.


Нильс увидел, как молодая блондинка встала и нервно бросила монетку на столик. Она вышла из бистро, не обернувшись, не допив свое пиво, возможно, испугавшись той настойчивости, с которой он наблюдал за ней в течение пяти минут. Официант подобрал монету и, убирая стакан, бросил на Нильса осуждающий взгляд, а тот виновато улыбнулся в ответ. Не мог же он объяснять, что определенный тип женщин завораживает его и погружает в бесконечную меланхолию. В каждой блондинке он все еще искал образ матери, психиатр объяснял ему это сотни раз. Возможно, именно в этом скрывалась причина его привязанности к Лоре?