— Интересно, что бы я могла надеть? — спросила я. — Вот было бы забавно так преобразить свою внешность, чтобы никто не узнал.

Она подала мне одну из масок — я надела.

— В ней у вас такой вероломный вид.

— Вероломный?

— Настоящая соблазнительница.

— Да, разительно отличается от привычной моей роли. — Я глянула в зеркало, и мной овладело невероятное возбуждение. Мое настроение передалось и ей, потому что она вдруг присела на кровати и спросила:

— Ну, так как, сестра?

— Если бы у вас нашлось для меня платье…

— Хотите костюм островитянки?

Я распахнула шкаф, зная, что в ее гардеробе имелся большой выбор экзотических нарядов. Она закупила их в восточных портах, когда добиралась в Англию со своего острова. Мне приглянулось зеленое с золотом платье. Мигом сбросив сестринский убор, я примерила его. Она захлопала в ладоши.

— Прямо на вас, сестра.

Я вытащила из волос булавки — пышная копна упала мне на плечи.

— О, сестра, да вы прямо красавица, — невольно восхитилась она. — Волосы местами как огонь.

Я тряхнула головой.

— Что, не очень похожа на сиделку?

— Вас никто не узнает.

Изумленная, я уставилась на нее: уже приняв решение, была удивлена, что она одобрила меня. С видом деланного смущения я глянула на нее.

— Берите все, что хотите, — разрешила она. Я достала золотистые туфельки. — Эти я купила, когда плыла сюда, — сообщила она.

Туфли оказались немного великоваты, да это было неважно. Главное, что замечательно шли к платью.

— Но кого я должна изобразить? — Тут мне попалась на глаза картонка с рисунком Эдварда, который мальчик принес показать матери. — У меня идея! — воскликнула я и, скрутив остроконечный шпиль, достала иголку с ниткой: минутой позже была готова шляпка. Потом я воспользовалась ее пояском из золотого шифона и, обернув картоновый каркас, оставила длинные, падающие на спину концы.

Она чуть не прыгала от удовольствия.

— Теперь наденьте маску, сестра. Точно, никто не узнает!

Но это было еще не все. Талию я обернула давно примеченной серебряной цепью, которой она подпоясывала пеньюар, и прицепила к ней связку ключей, лежавших на столике.

— Прошу любить и жаловать: леди-ключница Замка, — представилась я.

— Леди-ключница? — переспросила она. — Кто это?

— Так в старину называли хозяйку дома. Ту, у которой ключи.

— О, это как раз для вас.

Я надела маску.

— Ну, хватит духу?

Безрассудства мне всегда хватало. Селина с детства приметила его в моем характере и не раз предостерегала. Конечно же, я решилась.

Что это был за вечер — уверена, никогда его не забуду! Я была внизу, вместе со всеми: мне не составило труда смешаться с толпой. Дикое возбуждение охватило меня. Селина как-то сказала, что мне следовало бы пойти в актрисы. В тот вечер я сыграла отменно. Впрочем, вряд ли это была игра: я в самом деле ощущала себя леди-ключницей, хозяйкой, а остальных представляла своими гостями. Только я появилась, сразу нашелся и партнер. Я танцевала, не уступала его настойчивым уговорам открыться, словом, ударилась в легкий флирт, ради которого, собственно, и было затеяно это предприятие.

Мне не терпелось узнать, как идут дела у Рекса с Хеленой Деринхем. Почему-то была уверена, что он должен был ее избегать, если узнал под маскарадным костюмом. И напротив, должен был найти меня. Так оно и случилось в свой час. Я кружилась в танце с осанистым мужчиной в костюме дворянина эпохи Реставрации, когда меня схватили за руку и оттеснили от партнера. Со смехом приглядевшись к маске, я узнала в моем трубадуре Рекса.

Я испугалась, что и он мог меня узнать. Впрочем, мой маскарад был куда полнее, льстила я себе. К тому же я рассчитывала на эту встречу, а он наверняка нет.

— Простите мое грубое обращение, — заговорил он.

— Да, серенада была бы уместнее для начала.

— Не смог удержаться, — продолжал он. — Это от цвета ваших волос. Они такие необыкновенные.

— Теперь вы должны сочинить про них балладу.

— Постараюсь не ударить в грязь лицом. Сдается мне, мы должны держаться вместе — ведь мы друг другу пара.

— Пара? — не поняла я.

— Да, из одного времени. Средневековая леди-ключница Замка и смиренный трубадур, ждущий под окнами час, когда можно будет петь любовную песнь.

— Кажется, этот трубадур, нашел способ пробраться внутрь Замка.

— Вам бы прийти в костюме сиделки, — вдруг сказал он.

— Это почему? — похолодев, спросила я.

— Вы прекрасно знаете роль.

— А вам бы нарядиться судовым магнатом. Интересно, что бы вы надели? Морскую форму с гирляндой игрушечных корабликов на шее?

— Похоже, нам нет нужды представляться, — сказал он. — Неужели вы в самом деле думали, что я вас не узнаю? Ни у кого другого нет таких волос.

— Выходит, меня выдали волосы! И как вы намерены поступить? Уволите меня, когда подойдет время?

— Надо подумать.

— Тогда, быть может, позволите мне уйти самой, без позора. Боюсь, завтра утром меня потребуют к ее светлости: «Сестра, мне только что донесли о вашем неподобающем поведении. Прошу немедленно удалиться…»

— А что станет с вашими больными, если вы их столь жестоко бросите?

— Я бы их никогда не бросила.

— Надеюсь, что это так, — ответил он.

— Но теперь, когда вы меня поймали, что называется, с поличным, мне больше нечего сказать в оправдание.

— Я думаю, есть — и многое. Простите, что не послал вам приглашение. Сами знаете, если бы это зависело от меня…

Я изобразила вздох облегчения, хоть с самого начала видела, что он рад моему присутствию.

Так мы танцевали и подтрунивали друг над другом — он не отходил от меня. Видно было, что он делает это не только, чтобы доставить мне удовольствие, но и себе тоже. Но если он забыл про мисс Деринхем, то я нет. Я спросила с присущей мне непосредственностью, в каком она костюме. Он ответил, что не интересовался.

— Будет ли оглашение? — осведомилась я.

Он сказал, что сегодня во всяком случае не ожидается. Деринхемы пробудут до седьмого числа, а накануне вечером состоится грандиозный бал. Все будет обставлено церемоннее, чем сегодня.

— Ни малейшей возможности проникнуть посторонним? — уточнила я.

— Боюсь, что нет.

— Будет сделано оглашение, произнесены надлежащие случаю тосты, наверное, устроят празднество и для прислуги… Ну а тем, кто не принадлежит ни к нижнему этажу, ни к верхнему, вроде сестры-сиделки или страдалицы мисс Беддоус, может быть, позволят принять участие в общем ликовании?

— Более или менее так.

— В таком случае позвольте пожелать вам того счастья, которого вы заслуживаете.

— Откуда вы знаете, что я его заслуживаю?

— Этого я не знаю. Только желаю, чтобы оно вам досталось, если заслуживаете.

Он засмеялся.

— Как мне с вами нравится, — вдруг вырвалось у него.

— Тогда, быть может, мне отпустят мои прегрешения?

— Это зависит от того, что за вами числится.

— Сегодняшнее, к примеру. Явилась незваная. Леди с поддельными ключами, даже без пригласительного билета.

— Я же сказал, что рад вашему приходу.

— Кому сказали? Я не слышала.

— Если не говорил раньше, то говорю сейчас.

— Ах, господин трубадур, давайте же танцевать! — воскликнула я. — Вам известно, который час? Подозреваю, что в полночь все снимут маски. Я должна скрыться до наступления ведовского часа.

— Значит, леди-ключница обернется Золушкой?

— Да, ровно в полночь опять станет скромной труженицей-замарашкой.

— Никогда не подозревал в вас особого смирения, хоть и признаю, что у вас много куда более приглядных достоинств.

— Что с того? Я всегда не доверяла скромникам. Однако пойдемте. Мы совсем остановились. Меня так возбуждает музыка, а времени осталось совсем немного.

Мы принялись танцевать. Видно было, что ему не хотелось меня отпускать. Но за двадцать минут до полуночи я удалилась: не хотела рисковать быть обнаруженной леди Кредитон. Да и Моник наверняка не терпелось услышать мой рассказ. С ней никогда нельзя ни в чем быть уверенной. Вдруг взбредет на ум появиться? Я вздрогнула, представив, как она спускается и разоблачает меня.

Когда я поднялась к ней, она не спала, дулась. Где я пробыла столько времени? У нее были перебои дыхания — что если бы случился приступ? Разве не рядом с ней мое место? Она думала, я только спущусь глянуть и сразу вернусь.

— Какой в этом был бы смысл? — возразила я. — Ведь я должна была доказать вам, что сумею провести всех.

Она решила сменить гнев на милость. Я в подробностях описала танцы, изобразила в лицах флиртовавшего со мной толстяка, даже выдумала разговор, который мы будто бы вели. Под конец я протанцевала по комнате в костюме, который мне так не хотелось снимать.

— Сестра, да вы вовсе не похожи на сестру! — воскликнула она.

— Во всяком случае, не сегодня, — ответила я. — Сегодня я леди-ключница Замка, но утром снова стану строгой сиделкой. Вот увидите.

Она смеялась чуть не до истерики, я даже начала беспокоиться. Наконец, я дала ей пилюлю опия и, сняв маскарадный костюм, облачилась в рабочее платье и, пока она не уснула, сидела у ее изголовья.

Потом я пошла в свою комнату. Выглянув в окно, снова услышала музыку. Должно быть, они продолжили танцы после того, как сняли маски.

Бедняга Рекс, не без злорадства подумала я. Теперь ему не спрятаться от мисс Деринхем.


7 июня. В Замке царит странное уныние. Деринхемы отбывают. Прошлой ночью была развязка, большой церемониальный бал. Кругом только о нем и разговаривают. Под предлогом проверки Бетси в мою комнату явилась Эдит — на самом деле, чтобы поболтать.

— Очень странно, — с ходу заявила она. — Не было никакого оглашения. Мистер Бейнс все заранее подготовил. Даже прислуга собралась праздновать на своей половине, и — на тебе! — никакого оглашения.

— Очень странно, — повторила за ней я.

— Ее светлость рвет и мечет. Она еще не говорила с мистером Рексом, но разговор обязательно будет. Сэр Генри очень раздосадован. Даже забыл вручить мистеру Бейнеу обычное вознаграждение, а всегда был такой щедрый. Мистер Бейнс обещал мне новое платье: до того был уверен, что после оглашения сэр Генри будет щедрее обыкновенного.

— Вот так стыд! И что все это значит?

Эдит придвинулась ко мне.

— То и значит, что мистер Рекс, как говорится, спасовал. За весь бал так и не решился сделать предложения мисс Деринхем. Страннее не бывает — все только этого и ждали.

— Еще одно доказательство, что никогда нельзя быть уверенным наперед, — отозвалась я.

С чем от души согласилась Эдит.


9 июня. Леди Кредитон явно не в духе. Между ней и Рексом происходят «сцены». Обмен колкостями между матерью и сыном трудно скрыть от слуха прислуги. Могу только догадываться, какие разговоры шли за обитой зеленым сукном дверью, если о них судачили за столом у важного Бейнса, а после и остальная прислуга. Понятное дело, Эдит с удовольствием делилась со мной всем, что знала. Я была заинтригована и сожалела, что мой особый статус в домашней иерархии не позволял мне участвовать в общих трапезах прислуги. Уверена, что разговоры, которые шли за этим столом, в какой-то мере компенсировали для них упущенный праздник.

— Право слово, — докладывала Эдит, — ее светлость рвет и мечет. Каждую минуту напоминает ему, чем он ей обязан. Видите ли, сэр Эдвард был высокого мнения о ее деловых способностях — у нее и сейчас ясная голова. Она привыкла, что за ней всегда последнее слово. И если не может, как говорится, оставить без гроша, то вполне способна отобрать большую долю акций. Она так и сказала «отобрать» — мистер Бейнс слышал своими ушами.

— Хотела бы я знать, в чью пользу. Капитана Стреттона?

— Ни в коем случае! Скорее, передаст какому-нибудь попечительскому фонду… возможно, для детей мистера Рекса, если он их заведет. Но в ее силах сделать так, чтобы от него мало что зависело после ее смерти. Не больше, чем зависит сейчас. Да, скажу я вам, ее светлость в ярости.

— А что мистер Рекс?

— Повторяет, что ему нужно время. Мол, не хочет делать опрометчивых шагов и все такое.

— Значит, определенно не отказался от этого брака?

— Нет. Просто не хочет себя связывать. Но он обязательно дозреет.

— Почему вы так уверены?

— Как же, ведь этого желает ее светлость — она всегда добивается, чего хочет.

— Один раз не добилась.