Мари Форс - Роковое дело

– Нам нужны ваши отпечатки.

– Они в личном деле, – пробормотал Ник. – Все, кто имеет отношение к Конгрессу, проходят проверку.

Она что-то черкнула в записной книжке, которую вытащила из заднего кармана серых облегающих брюк. Ее прекрасное лицо носило отпечатки времени, которых не было, когда Ник последний раз имел возможность близко смотреть на него. Он не мог сказать, стали ли ее волосы длиннее, поскольку они были собраны на затылке. Стройная фигура и бесконечные ноги совсем не изменились.

– Взлома нет, – отметила Сэм. – У кого есть ключи?

– Лучше спросить у кого их нет?

– Мне нужен список. Полагаю, у вас ключ есть.

Ник кивнул.

– Иначе как бы я вошел?

– Сенатор с кем-нибудь встречался?

– Ничего серьезного, но недостатка в женском обществе не испытывал.

И не уточнил, что знакомства и секс со случайными женщинами часто были причиной споров между ним и его другом: Ник опасался, что личная жизнь Джона когда-нибудь приведет к неприятностям на политическом поприще. Но и представить не мог, что это могло бы привести к убийству.

– Когда последний раз вы его видели?

– Прошлым вечером, когда он уезжал из офиса на ужин, устраиваемый демократами Вирджинии. Около шести тридцати.

– Говорили с ним?

– Около десяти, когда сенатор сообщил, что едет домой.

– Один?

– Он не сказал, а я не спрашивал.

– Расскажите, что произошло сегодня утром.

Ник рассказал, начиная с семи утра: как Кристина безуспешно пыталась дозвониться Джону, как сам Ник пришел в квартиру, думая, что сенатор в очередной раз не услышал будильник и проспал.

– Такое прежде случалось?

– Нет, прежде его не убивали.

На лице Сэм ничего не отразилось, она лишь внимательно посмотрела на него.

– Вы считаете, это повод для шуток?

– Вряд ли. Умер мой лучший друг, сержант. Убит сенатор Соединенных Штатов. Какие уж тут шутки?

– Вот поэтому вам нужно отвечать на вопросы и придержать дурацкий юмор для более подходящих случаев.

Сдерживаясь, Ник сказал:

– Он не слышал будильник и не отвечал на звонки телефонов, по меньшей мере, раз, если не дважды, в месяц.

– Он пил?

– В соответствие с положением, но я никогда его пьяным не видел.

– Принимал лекарства? Снотворное?

– Просто слишком крепко спал, – покачал головой Ник.

– И руководителю предвыборного штаба достается забота будить его? А что, больше никого нельзя было послать?

– Сенатор ценил неприкосновенность частной жизни. Случалось, что он оказывался не один, и никто из нас не горел желанием сделать его личную жизнь достоянием общественности.

– Но его не волновало, что лично вы знаете, с кем он спит?

– Он знал, что может рассчитывать на мое молчание. – Ник поднял взгляд. И оказался не готов к удару под дых, настигшему его, когда встретился с ней глазами. И подумал, глядя на непроницаемое выражение лица Сэм, почувствовала ли она то же самое? – Нужно сообщить его родителям. Я хотел бы сделать это сам.

Сэм долго изучала его, потом сказала:

– Я устрою. Где они живут?

– На своей ферме в Лисбурге. Нужно поторопиться. Мы отсрочиваем голосование, которое готовили несколько месяцев. Во всех новостях появится, что случились непредвиденные обстоятельства.

– Что за голосование?

Он рассказал о поворотном законе об иммиграции и роли в нем Джона, как соавтора законопроекта.

Коротко кивнув, Сэм ушла.

***

Час спустя Ник ехал пассажиром во внедорожнике без опознавательных знаков, принадлежавшем городской полиции. За рулем сидела Сэм. Они направлялись на запад в Лисбург. Она оставила напарнику впечатляющий список инструкций и настояла на том, чтобы сопровождать Ника для разговора с родителями Джона.

– Тебе нужно перекусить?

Ник отрицательно покачал головой. О еде он даже думать не мог, учитывая, что ему предстояло сделать. Кроме того, желудок еще не оправился от недавнего приступа рвоты.

– Знаешь, мы все еще можем позвонить в отделение полиции Лаудуна или в полицию штата Вирджинии и поручить это им, – уже во второй раз предложила Сэм.

– Нет.

После неловкого молчания она сказала:

– Я сожалею о случившимся с твоим другом. И что тебе пришлось все это увидеть.

– Спасибо.

– Ты собираешься ответить? – спросила Сэм, имея в виду его безостановочно звонивший телефон.

– Нет.

– Тогда, может, выключишь? Терпеть не могу без конца звонящие телефоны.

Потянувшись к ремню, он выхватил «блэкберри». Ник еще не мог оправиться после зрелища, как уносят Джона в пластиковом мешке. Прежде чем отключить устройство, он позвонил Кристине.

– Эй, – ответила та голосом, полным облегчения и волнения. – Я пыталась до тебя дозвониться.

– Прости. – Расслабляя галстук и расстегивая верхнюю пуговицу, он бросил косой взгляд на Сэм, чей теплый женский аромат заполнял тесное пространство салона. – Я общался с копами.

– Где ты сейчас?

– Еду в Лисбург.

– Бог мой, – вздохнула Кристина. – Не завидую тебе. Как ты?

– Лучше не бывает.

– Прости. Глупый вопрос.

– Все в порядке. Кто бы знал, что нужно делать или говорить в такой ситуации. Ты отсрочила голосование?

– Да, но Мартина и Макдугала хватил удар, – сказала она, имея в виду со-поручителя законопроекта Джона и лидера большинства Демократической партии. – Они требуют информации, что происходит.

– Придержи их. Еще час. Может, два. То же самое и с командой. Я дам добро, как только поговорю с родителями.

– Хорошо. Все понимают, что что-то случилось, потому что Полиция Капитолия опечатала офис Джона и никому не разрешает входить туда.

– Потому что копы ждут ордер на обыск, – пояснил ей Ник.

– Зачем им нужен ордер, чтобы обыскать офис жертвы?

– Что-то связанное с цепью сохранности улик и спокойствия Полиция Капитолия.

– О, понимаю. Я тут думала, что нам стоит поручить Тревору подготовить заявление для прессы.

– Вот поэтому я и звоню.

– Мы сделаем.

Казалось по голосу, ей стало легче, что можно что-то делать.

– Ты в состоянии поговорить с Тревором? Или хочешь, я сам поговорю?

– Думаю, смогу, но спасибо, что спросил.

– Как ты? Держишься? – спросил Ник.

– Я потрясена… все эти обязательства и планы пропали… – Она снова заплакала. – Когда пройдет шок, будет ужасно больно.

– Да, - тихо подтвердил он. – Без сомнения.

– Я буду тут, если тебе что-нибудь понадобится.

– Я тоже, но на время отключу телефон. Без конца звонят.

– Я вышлю по электронной почте текст заявления, когда мы его подготовим.

– Спасибо, Кристина. Позже позвоню. – Ник закончил разговор, просмотрел последние сообщения по е-мейлу: неожиданной новостью стало излияние испуга и беспокойства по поводу отсрочки голосования. Одно подобное послание поступило лично от сенатора Мартина: «Что, твою мать, происходит, Каппуано?»

Вздохнув, он выключил «блэкберри» и сунул в карман пальто.

– Это была твоя девушка? – поразив Ника, спросила Сэм.

– Нет, мой заместитель.

– А.

Размышляя, почему она поинтересовалась, Ник добавил:

– Мы давно работаем вместе. И хорошие друзья.

– С чего это ты так ощетинился?

– А у тебя что, какие-то проблемы?

– Да никаких. Это у тебя проблемы.

– Так все это грандиозное давление, пресса, которая тебе недавно досаждала, для тебя не проблема?

– Ба, Ник, я и не подозревала, что тебе есть до этого дело.

– А мне и нет.

– Да, ты это ясно дал понять.

Он повернулся и уставился на нее.

– Ты серьезно? Это ведь ты не ответила ни на один мой звонок.

Сэм воззрилась на него: на лице одно сплошное удивление.

– Какие такие звонки?

После того как долго рассматривал ее с недоверием, он откинулся на сиденье и уставился на поток машин, деливших с ними федеральную автостраду.

В неловком молчании миновало несколько минут.

– Какие звонки, Ник?

– Я тебе звонил, - тихо промолвил он. – Несколько дней после той ночи я пытался связаться с тобой.

– Я не знала, - с запинкой произнесла Сэм. – Мне никто не сказал.

– Сейчас это уже неважно. Много воды утекло с тех пор.

Впрочем, если его реакция, когда он увидел ее снова после того, как шесть лет только о ней и думал, о чем-то говорила, то, видать, все-таки было важно. И очень важно.

Лисбург, графство Лаудун, штат Вирджиния, столица коневодческих ферм Старого доминиона (прозвище штата Вирджиния – прим. пер.), располагался в тридцати пяти милях к западу от Вашингтона. Пологие холмы и зеленые пастбища графства способствовали развитию коневодства. Посвятив сорок лет Сенату и выйдя в отставку, Грэхем О’Коннор с женой переехали в семейное поместье на окраине Лисбурга, чтобы всей душой отдаться своей страсти к разведению лошадей. Жизнь пары вращалась вокруг стиплчезов, гончих, охоты и Бельмонтского загородного клуба.

Чем ближе подъезжала Сэм к Лисбургу, тем напряженней становился Ник. Он откинул на сиденье голову и закрыл глаза, готовясь сообщить родителям друга страшное известие.

– У него были враги? – спросила Сэм после продолжительного молчания.

– За всю жизнь у него не было ни одного врага, – ответил, не открывая глаз, Ник.

– Я бы сказала, сегодняшние события доказывают обратное. Давай, выкладывай. В политике все обзаводятся врагами.

Он открыл глаза и посмотрел прямо на нее.

– У Джона O’Коннора их не было.

– Политик без единого врага? Мужчина с внешностью греческого бога без постоянной любовницы?

– Греческий бог, да? – спросил Ник, чуть улыбнувшись. – Вот, значит, как?

– Кому-то же он должен был не нравиться? Нельзя быть известной личностью и не вызывать при этом чью-то ревность или зависть.

– Джон не вселял такие чувства в людей. – Сердце Ника болело, когда он думал о друге. – Он был своим парнем. С любым мог найти общий язык.

– То есть привилегированный сын мультимиллионера-сенатора общался с простым народом?

– Ну да, – тихо сказал Ник, уносясь мыслями в прошлое. – Он дружил со мной. С того момента, как мы познакомились на курсе истории в Гарварде, он обращался со мной как с давно потерянным и вновь обретенным братом. Я вышел из ниоткуда. Учился на стипендию и чувствовал себя не в своей тарелке, пока Джон не взял меня под свое крыло и не дал почувствовать, что у меня столько же оснований быть в Гарварде, сколько у любого другого.

– А что насчет Сената? Соперники? Кто-нибудь завидовал его успеху? Кому-то мешал закон, который вы проводили?

– Джон не столь уж преуспевал в Сенате, чтобы вызывать зависть. Ему хорошо удавалось находить решения в спорных вопросах. Такова была его роль для партии. Он мог заставить людей прислушаться к себе. Даже когда с ним не были согласны, его выслушивали. – Ник посмотрел на Сэм. – Это как-то поможет в расследовании?

Секунду она раздумывала.

– Это преступление на почве страсти. Если кто-то отрезает член мужику и засовывает тому в рот, этот кто-то явно хочет сильно выразиться.

Сердце Ника сбилось с ритма.

– Так вот что было у него во рту!

– Прости, - поморщилась Сэм. – Я думала, ты видел…

– Господи.

Он открыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуха в надежде, что это удержит его от нового приступа тошноты.

– Ник, с тобой все в порядке? – В ответ раздался глубокий вздох. – У тебя есть какая-нибудь идея, что могло послужить причиной такого обращения с ним?

– Не могу вспомнить никого, кому он не нравился, кто настолько его ненавидел.

– Ясно, что кто-то такой был.

Ник показал ей путь к загородному особняку О’Конноров. Они проехали длинную широкую подъездную дорогу, ведущую к кирпичному дому на вершине холма. Когда Ник взялся за ручку дверцы, Сэм остановила его, придержав за руку.

Он опустил взгляд на ее руку, потом поднял глаза и увидел, что Сэм пытливо изучает его.

– Прежде чем войдем, мне придется тебя кое о чем спросить.

– О чем?

– Где ты был между десятью вечера и семью часами утра?

– Я подозреваемый? – недоверчиво уставившись на нее, спросил Ник.

– Подозреваются все, пока мы не исключили обратное.

– Я всю ночь был в офисе, готовясь к голосованию до пяти тридцати утра, потом на час сходил в спортзал, – ответил он, гневно стиснув зубы от горя и разочарования, от того, что сейчас предстоит узнать людям, которых он любит.