Патриция Гэфни - Роковое сходство

Через минуту Броуди повернулся спиной к подоконнику и прислонился к нему, скрестив лодыжки и сплетя руки на груди. Он не часто прибегал к молитвам, но сейчас возблагодарил Бога от всей души, потому что Анна наконец перестала плакать. Еще одной минуты он бы не выдержал. Перед тем, как она затихла, он уже начал отыскивать взглядом сброшенные башмаки, чтобы надеть их и вышибить дверь ногой.

Но оказалось, что тишина еще хуже. В голову ему полезли скверные мысли. Он воображал, как она лежит в постели, уставившись в потолок, слишком измученная, чтобы пролить еще хоть одну слезу. В сотый раз Броуди проклял Николаса на вечные муки. Небо он тоже проклинал за то, что Господь так распорядился судьбой Энни.

Хотя все его чувства были предельно обострены, Броуди не услышал, как медленно растворилась дверь гардеробной. Анна стояла, не двигаясь, в луче лунного света. Он ощутил ее тревогу: она искала его глазами на постели и не могла найти. Потом обнаружила его у окна и сделала еще один робкий шаг вперед.

– Мистер Броуди, – сказала она тихо.

– Да, Энни?

– Я пришла, чтобы… Я пришла, потому что… Я хочу заниматься любовью.

Броуди ничего не сказал, только опустил руки и заложил их за спину, опираясь на подоконник. Ну почему он молчит? Время шло. Она судорожно вздохнула и заставила себя выговорить:

– Вы меня слышали?

Какой-то неясный звук вырвался у него изо рта: не то смешок, не то проклятие.

– Я тебя слышал. Возвращайся к себе, Энни. Ложись в постель.

Анна вздрогнула, словно от удара. Броуди услышал, как она тихонько ахнула.

– Думаешь, я тебя не хочу? Силы небесные, Энни, да я умираю от желания!

Она улыбнулась грустной и нежной улыбкой:

– Но тогда…

– Тебе не следовало сюда приходить. Я хочу, чтобы ты ушла.

Анна упрямо покачала головой:

– Я не хочу уходить. И я тебе не верю.

Броуди посмотрел на потолок в поисках озарения, но на него так ничего и не снизошло. Анне показалось, что он скрипнул зубами.

– Послушай, милая, – начал он с величайшей осторожностью, – когда меня не будет, у тебя по-прежнему сохранится твое честное имя, твоя репутация. Я не хочу отнять у тебя еще и это. Неужели ты не понимаешь, Энни? Я не хочу тебе навредить.

Анна едва не рассмеялась.

– Я не верю своим ушам! – воскликнула она. – Ты скомпрометировал меня при первой же встрече на корабле. Ты чуть было не изнасиловал меня в парке во Флоренции. В Риме ты хладнокровно и расчетливо соблазнил меня в моей собственной постели. Ты… ты… проделывал со мной бог знает что в общественном зале, – ей почему-то до сих пор казалось, что это было постыднее всего, – а вот теперь… теперь… – Анна начала заикаться от возмущения, – ты не желаешь ко мне прикоснуться, потому что тебя заботит моя репутация? – Она в ярости топнула ногой. – Это моя репутация, и я сама буду о ней заботиться. А кроме того, – добавила Анна, видимо, послав логику ко всем чертям, – никто ничего не узнает. И вообще, в любом случае все будут думать, что мы были близки, и не важно, правда это или нет. Уж если все равно пропадать, так хоть не зазря!

Броуди наконец отошел от подоконника и направился к ней, но остановился на полпути, разглядев в ярком лунном свете, что кремового пеньюара на ней уже нет, одна только ночная рубашка.

– Боже милостивый, сжалься надо мной, – беззвучно пробормотал он, застыв в четырех шагах от нее. – Энни, милая, меньше всего на свете мне хотелось оскорбить твои чувства, – с трудом проговорил он, – но пойми, все должно быть не так, как сейчас. Тебе больно из-за Дженни, но неужели ты думаешь, что тебе станет легче? Станет только хуже.

Она поняла, что Броуди говорит серьезно, и едва сумела прошептать:

– Николас тут ни при чем.

«Мне нужен ты!» Но этого она не могла сказан» вслух: слова не шли с языка.

Она выждала еще десять секунд, потом наклонилась, подхватила ночную рубашку у колен, стянула ее через голову и швырнула на пол ему под ноги.

И сразу же ее охватила дрожь. Ей хотелось выглядеть соблазнительной, но невозможно было удержаться и не обхватить себя обеими руками поперек груди. Надо было прикрыться и в то же время не дать ему увидеть, как ее трясет. Анна заставила себя поднять на него глаза, хотя его неистово-жадный взгляд прожигал ее насквозь. Если он сейчас ее отвергнет, она умрет.

Броуди хотел отвернуться, но это было выше его сил. Бог ему свидетель, он всего лишь мужчина, а Энни так прекрасна! Однажды он уже видел ее обнаженной, но был в тот раз слишком возбужден, чтобы оценить ее по достоинству. Миниатюрная и безупречная, точеная, как статуэтка, она была восхитительна. В лунном свете ее кожа отливала жемчугом. Волосы еще не вполне просохли после ванны: она заколола их на макушке, но отдельные мягкие пряди выбились из узла и свисали на плечи, завиваясь и щекоча ей шею. Нежные полушария грудей соблазнительно вздымались над скрещенными руками.

И все-таки Броуди, может быть, нашел бы в себе силы противостоять искушению, но как раз в эту минуту она повернула голову, и в свете луны у нее на щеках блеснули две серебристые дорожки, оставленные слезами. Это добило его окончательно. В два шага он преодолел разделявшее их пространство и оказался рядом с ней.

Анна инстинктивно отшатнулась. Броуди застыл на месте. Она улыбнулась, хотя в глазах у нее явственно читался испуг. Он не стал просить ее о доверии, не стал убеждать, что все будет хорошо. Все его тело было охвачено огнем, но обманывать ее он не хотел. Мгновение растянулось до бесконечности. В последнюю секунду, когда Броуди уже открыл рот, чтобы ее успокоить, солгать, сказать, что все это не имеет значения, она перестала прикрывать грудь и протянула к нему одну руку.

Ее маленькая теплая ладошка коснулась его рубахи и замерла – робкая и нерешительная. Наконец Анна собралась с духом и передвинула руку ему на шею. С быстрым вздохом она прижалась к нему, ее грудь коснулась его широкой груди, покрытой жесткими волосами. Броуди притянул ее к себе порывисто и страстно, потом опомнился и смягчил объятия, вспомнив, что нельзя ее пугать, и призывая себя к сдержанности. Но ее соски – две твердые горячие точки – прожигали ему грудь словно каленым железом, вскоре он уже и сам не смог бы сказать, кто из них двоих дрожит сильнее.

Они поцеловались. Неясный стон сорвался с ее губ, когда он проник языком ей в рот. Ее собственный язычок сначала был робок, потом стал любопытным и, наконец, осмелел: заскользил по его губам все настойчивее. Ее пальцы зарылись ему в волосы и притянули его голову ближе. Глаза у нее были крепко зажмурены, но все тело чутко отзывалось на каждое его прикосновение.

– Энни, – прошептал Броуди, – помедленнее. Энни, не торопись…

Ему пришло в голову, что она хочет поскорее со всем покончить, потому что ей страшно. Он заставил ее попятиться к кровати, покрывая ее закрытые глаза и щеки частыми поцелуями, словно пил ее кожу мелкими глотками.

– Вот так-то лучше, – продолжал Броуди, прижимая ее бедрами к высокому матрацу, – главное, не надо спешить.

«Если можешь», – добавил он мысленно.

Колени у Анны подогнулись, она опрокинулась на спину поперек кровати, а Броуди склонился и навис над ней сверху. Он развел ей ноги и опустился на колени между ними. Анна ахнула. В один миг все ее страхи вернулись и охватили ее вновь. Ей вспомнилось, как он делал это раньше, как целовал ее и ласкал ртом ее грудь, а потом сделал больно. Она вся напряглась, хотя в глубине души ей пришлось признать, что некая потаенная часть ее естества все еще хочет его, жаждет встречи с ним в точности, как и раньше, даже если ей будет больно.

Оказалось, что у Броуди другие планы. Он успокоил ее нежными поцелуями, неторопливыми и изучающими. Анна попыталась сесть, но Броуди решительно, почти что грубо прижал ее к постели и опять опустился на колени у нее между ног. Она пыталась бороться, отталкивала его руки, заставляющие ее раскрыться, но первое же прикосновение его рта просто доконало ее. Она вскрикнула от испуга, потом от наслаждения и, услыхав свой собственный, неприлично громкий вопль, зажала себе рот ладонью, смущенно бормоча:

– Прости, прости…

Броуди оторвался от своего занятия и склонился над ней.

– Ты просишь прощения? – недоверчиво переспросил он. – За что, Энни?

Опьяняющий смех вскипел у нее в груди, но так и не вырвался наружу, превратившись в затяжной стон, потому что Броуди снова прижался к ней ртом. Не может быть, чтобы это было нормально, наверное, это некое ужасное извращение, которому он научился в какой-нибудь дикой, варварской, нецивилизованной… Анна забыла, какое слово должно за этим последовать, вообще утеряла способность мыслить. Она таяла, ее плоть плавилась и кипела в огне, она превратилась в очаг не передаваемого словами желания, и грань была, все ближе, ближе…

Броуди в точности угадал этот момент и поднялся с пола, рывком увлекая ее за собой и крепко прижимая к себе.

Потрясенная до потери рассудка, Анна ухватилась за него, вся дрожа, что-то бессвязно бормоча и ничего не понимая. Он отпустил ее и принялся расстегивать брюки. Она ощутила холодок в животе и отвернулась, но уголком глаза продолжала следить, как он стягивает их и отбрасывает в сторону. Но вот он опять повернулся к ней и остановился неподвижно. Анна не была трусихой. Она посмотрела на него:

– О, Джон…

Должно быть, она сказала это вслух, хотя сама не заметила. В комнате не было другого освещения, кроме лунного света, но даже в этом неярком серебристом сиянии Анна увидела куда больше, чем хотела: нечто смутно белеющее в полутьме, огромное, устрашающее, вскинутое, как копье. Броуди взял ее дрожащие руки и поднес их к губам. Она заподозрила, что будет дальше, и ее догадка оказалась верна, но не успела она хоть что-то предпринять, как Броуди ее опередил: сжал ее пальцы вокруг своей мужской плоти и удержал их, когда она попыталась отдернуть руки. На миг оба они затаили дыхание.

Очень скоро Анна убедилась, что он ей совсем не противен: она держала в руках нечто упругое, теплое и бархатистое на ощупь. Когда Броуди взял ее за плечи, она начала осторожно и бережно исследовать неожиданный подарок. А потом она увидела его лицо – такое открытое, беззащитное, взволнованное, – и последние остатки страха улетучились. Расстановка сил переменилась в мгновение ока. Они были равны.

– Давай ляжем в постель, – предложил Броуди. Они вытянулись на кровати бок о бок, целуясь и обнимаясь, тихонько вздыхая и переговариваясь шепотом.

– Я хочу целовать тебя везде, – жарко признавался Броуди, заставляя ее дрожать от нетерпения. – Тебе это нравится, Энни?

Его пальцы забрались в мягкое гнездышко волос у нее между ног; он нажал коленом, еще шире раздвигая ее ляжки.

– Да, да, нравится… ах! Да, да!

Его пальцы скользнули внутрь, и он принялся ласкать ее, пока она не застонала сквозь зубы, вцепившись ногтями ему в плечо.

И вот он уже оказался сверху и осторожно проник в нее, не сводя внимательного взгляда с ее лица. Она была подобна шелку, смазанному маслом.

– Энни, Энни, – повторял он снова и снова, стараясь двигаться как можно осторожнее. – Тебе не больно?

Анна лишь улыбнулась в ответ. Больно ли ей? Она обхватила его руками и ногами, упиваясь блаженством близости, чувствуя, как облегчение и радость окутывают их обоих волшебным плащом.

– Почему ты пришла? – спросил Броуди, не отрываясь от ее губ. – Зачем ты вернулась?

– Я хотела тебя увидеть… Просто увидеть тебя… – Они опять страстно поцеловались, а потом перестали, чтобы не отвлекаться. Броуди позабыл, что надо сдерживаться, быть терпеливым и делать все вовремя, позабыл об осторожности, когда почувствовал, как нежно пульсирует ее плоть, как она сжимается и распускается вокруг него подобно цветку. Они достигли вершины вместе – легко и просто, безо всяких усилий, и для Анны это стало ответом на все вопросы, самым чудесным решением, о каком она только могла мечтать.

* * *

– Мою мать звали Элизабет Броуди. Она была родом из Ирландии. Когда я был маленьким, она казалась мне очень красивой. Волосы у нее были почти такого же цвета, как у тебя, Энни. Но очень скоро она превратилась в старуху. Ей было тридцать шесть, когда она умерла.

– Отчего она умерла?

Пальцы Броуди поглаживали волосы Анны, рассыпавшиеся у него по груди, но, услыхав вопрос, он захватил полную горсть и сжал в кулаке.

– Она надорвалась на работе. Чтобы мы с Ником не умерли с голоду.

Анне стало зябко, она натянула одеяло, укрывая и себя, и Джона. Она лежала на сгибе его локтя, положив голову ему на плечо, а руку – на грудь.

– Расскажи мне о ней.

Броуди прижался губами к ее лбу.

– Я никогда раньше никому о ней не рассказывал. Но тебе я хочу рассказать.

Анна закрыла глаза и стала ждать.

– Ее семья была небогата, но родители дали ей хорошее образование. Она покинула родной дом, когда ей исполнилось восемнадцать, и отправилась в Уэльс, чтобы занять место гувернантки. Ее нанял Риджис Ганн, граф Бэттиском. Он жил в старинном особняке в долине Глеморган. Его жена умерла, оставив ему маленькую дочь. Моя мать полюбила Ганна, и стала его любовницей.