— Их всего ничего, — также шепотом ответила я.

— Может, и вовсе ничего нет.

— Хорошо бы.

Он наклонился еще ближе ко мне, наши губы соприкоснулись. Мурашки побежали у меня по затылку и шее. Я с трудом разбирала его слова:

— Ведь это все лишь передозировка, а не убийство.

— Так в газетах.

— Это подтвердило вскрытие.

— Точно?

— Точно. Я заглянул в дело.

— Заглянул в дело? — с шепота я сорвалась на крик.

Кайл слегка отодвинулся, чтобы получше разглядеть меня и сообразить, довольна я или нет. Но я сама еще не решила.

— Что ж, и я выложил свои карты, — сказал он. — Я хотел понять, во что ты на этот раз впуталась.

— И какие проблемы из этого воспоследуют?

Дистанция между нами увеличилась, и я смогла оторваться от спинки дивана.

— Не подгоняй ни себя, ни меня, — попросил Кайл.

— Да, но я хотела бы понять…

— Я тоже хочу понять. Прежде у меня плохо получалось, я все запутал. Не стоит повторять ошибки.

Мне сто раз объясняли, как недостойно выражать свои чувства на публике, но плевать — обеими руками я сцапала Кайла и поцеловала его так крепко, что сама испугалась: не останется ли у него метка на всю жизнь. А если и останется, опять-таки плевать, все равно я больше никогда его не отпущу, а из-за меток, оставленных мной самой, я париться не стану.

Это было похоже… похоже на киндер-сюрприз, первое шоколадное яйцо, которое вытягиваешь из корзинки пасхальным утром, после стольких недель поста; спозаранку, еще до службы, не терпится вспомнить этот вкус, сладкий, насыщенный, мягкий, и уже поверить не можешь, что чуть ли не два месяца обходилась без него, и я собиралась угоститься целой корзиной пасхальных яиц, но смутный шум клуба прорезал насмешливый голос Кэссиди:

— Надо было нам подольше возиться с прическами!

Мы с трудом разлепились, взяли себя в руки. Кэссиди притворно хмурилась, Трисия откровенно сияла.

— Прошло еще лучше, чем я надеялась, — заявила она, дергая Кэссиди за рукав.

— Тебе премию за это выдать? — буркнула Кэссиди.

— Леди, леди! — попыталась я их перебить.

— Ага, премию за то, что я всегда в них верила! — охотно согласилась Трисия.

— Так ведь и я тоже, — не смолчала Кэссиди.

— А я не говорила, что ты нет.

— Господи, как же я скучал по вашим милым голоскам, — вздохнул Кайл, стаскивая меня с дивана. — Пошли ужинать.

— Мы еще шампанское не допили, — напомнила Кэссиди.

— Верно. — Его бокал так и стоял, забытый, на столике, не до него нам было, но теперь Кайл приподнял шипучий напиток и выжидающе глянул на меня. Я промедлила, и он сам провозгласил тост:

— За новое начало!

Звон бокалов и гул счастья в ушах практически заглушили звонок мобильного телефона — или мне просто не хотелось его слышать. Нелегко дается новое начало, старые заботы не отпускают.

С мрачной решимостью Кайл полез в карман за вестником несчастья.

— Да, — напряженно и жестко произнес он в трубку. Веки его опустились, прикрывая глаза, и все пузырьки в бокале и в душе разом полопались. — Да, — повторил он и положил трубку.

Я оглянулась на Кэссиди и Трисию: подружки не сводили глаз с Кайла в надежде, что дело окажется пустое, может подождать. Я-то не надеялась. Кайл с усилием открыл глаза и встретился взглядом со мной:

— Бен передает привет.

— Да. — Попытаемся растянуть губы в улыбке. — И ему привет.

— Ты можешь остаться? — жалобно протянула Трисия. Оптимисты не сдаются.

— Тело остывает, — мрачно буркнул он и сокрушенно покачал головой: не стоило пугать женщин. — Глупая шутка. В общем, кое-что нашли, и надо…

— Мы будем тебя ждать, — вставила Кэссиди.

— Вы не будете, — вежливо, но твердо возразил Кайл. — Если повезет, она дождется. — Он сжал мою руку еще разок напоследок и двинулся прочь.

Хотела бы я проявить хоть каплю сдержанности и самоуважения, но меня как магнитом потянуло вслед за ним — честное слово, я не по своей воле шла за ним до самой двери.

У выхода Кайл остановился, но не поцеловал меня и не подмигнул, а широко ухмыльнулся:

— Учти: наши медэксперты свое дело знают.

— Но и они не боги, — ухмыльнулась я в ответ. Обмен заговорщическими ухмылками оказался ничуть не хуже французского поцелуя, так что я была в полном восторге и возвратилась на свой диванчик в уверенности, что у нас с Кайлом все продолжается, а старые неурядицы остались позади. Не успела я сесть, как Кэссиди пребольно толкнула меня в плечо:

— Ты ему все рассказала?

— Трисия советовала больше не врать, — проворчала я, потирая ушибленную руку.

— Но не в первую же минуту все вываливать, — простонала Трисия, предусмотрительно отодвигаясь подальше от кулачка Кэссиди.

— Все хорошо. Все будет просто прекрасно, — заявила я и в тот момент искренне верила, что так и будет.

Кэссиди покачала головой:

— Насколько я понимаю, Кайл не принял интересную теорию Оливии?

— Ага.

— Насколько я понимаю, тебе эта теория кажется теперь еще более заманчивой?

— Нет, — возразила я, и снова совершенно искренне. Трисия и Кэссиди подхватили друг друга под ручку — не иначе, отрепетировали сцену, пока находились в дамской комнате, — и изобразили ожидание.

— Мне поручили работу, и я собираюсь ее сделать, — продолжала я. — И я не собираюсь ничего скрывать ни от вас с Кайлом, ни от своего Издателя. — Взметнув руку в скаутском салюте, я торжественно закончила свою речь: — Я буду вести себя, как подобает примерной девочке!

— Ты так и светишься, точно наживка для акул, — скривила губы Кэссиди. — Кто с тобой ужинает, сильно рискует. Даже стоять с тобой рядом и то небезопасно.

Трисия отцепилась от Кэссиди и обеими руками ласково взяла меня за руки:

— Уверена, ты справишься. В твоей жизни наступит гармония. И я всегда рядом, если тебе понадобится помощь.

— Можно подумать, я ее бросаю, — фыркнула Кэссиди. — Я только напоминаю, что быть с ней рядом — небезопасно. За это мы ее и любим, и не только за это.

— И я вас, — откликнулась я. — А теперь допивайте шампанское и пошли поужинаем.

Мы пошли в «Хартбит» и порадовали себя отличной едой, выдержанным вином и дружеским разговором — на все интересные темы, за одним исключением: Кайл. Стоило Кэссиди задать неосторожный вопрос, и я тут же невинно полюбопытствовала, как развиваются ее отношения с Аароном. Кэссиди отступила с непривычной для нее робостью. Трисия охотно заняла ее место, и мы дружно принялись составлять план охоты: довольно Трисии куковать одной. Поскольку наши планы Трисия отвергла, от любовных приключений мы перешли к политике и культуре. Тут проблемы оказались не менее сложными, и мы засиделись допоздна. Вполне удовлетворенные физически и эмоционально, мы сели, наконец, каждая в свой автомобиль и разъехались по домам.

Пока я ехала, кофеин из поглощенного мной ирландского кофе благополучно перебил спиртное, так что уснуть я не могла. О, конечно же не потому, что уже перевалило за полночь, а от Кайла ни слуху ни духу. Не стоило обольщаться надеждой, будто мы сможем как ни в чем не бывало вернуться к прежним отношениям, забыв и об обидах, и о проведенных врозь месяцах, и о подкарауливающих нас заботах.

Направив лишнюю энергию в мирное русло, я нацепила рубашку «Вашингтон Редскинз», в которой обычно сплю, уселась за ноутбук и полезла в интернет: неплохо бы перед встречей с Оливией освежить мои знания о Расселе Эллиоте, Мике Кроули и «Внезапных переменах». Чуть не забыла еще один элемент — для атмосферы. На полке с дисками нашлось «Кино в половине двенадцатого» — третий альбом группы, тот самый, что мы в колледже крутили на всех вечеринках первокурсников.

Сколько лет я не слушала его, но едва раздались первые такты — «Я за тебя пойду на фронт», — воспоминания всплыли с поспешностью ныряльщиков, которым не хватило кислорода, и в нос ударили запахи пота и дыма — куча народу набилась в квартирку возле кампуса, — и во рту вновь отдавало кислятиной дешевое винцо, и басы прокатились волной по моему позвоночнику, а я, вжавшись спиной в стену, что-то орала в самое ухо Тому Доналдсону — жалкая попытка интимного разговора среди всеобщего гвалта. Образы и чувства прошлого ударили в меня с такой прямо-таки физической силой, что я рухнула на диванчик, пережидая, пока закончится песня и с ней уйдет омывавшая меня волнами ностальгия. Если Пруст накатал семь романов, вдохновившись печеньем к чаю, представляете, что бы он мог извлечь из лучшего альбома своей любимой группы и из пары стаканчиков ирландского кофе?

Под вторую песню мне все-таки удалось добраться до компьютера. На всех фан-сайтах красовалась фотография Мики Кроули из «Роллинг стоунз» — за пару месяцев до смерти он давал журналу интервью, мол, группа ищет новые пути. Мика, голый по пояс, блестящий от пота, длинные волосы облепили лицо и шею, стоит на сцене в «Мидоуленд», одной рукой сжимает микрофон, другую поднял, то ли приветствуя публику, то ли прося успокоиться. А выражение его лица — он казался счастливым и слегка озадаченным, как будто не понимал, за что ему все это. Он был «открытым и уязвимым», прямо по рекомендации Кэссиди, фаны так и набросились на эту фотографию. Она была повсюду: и на сайтах, и на обложке альбома с лучшими хитами, выпущенного уже после смерти Мики.

Найти фотографии Рассела оказалось не так просто, его ведь профессия не обязывала быть в центре внимания. В каждом интервью он твердил, что ему нравится его закулисная роль, что у него нет ни музыкальных талантов, ни честолюбия, и он хочет одного: предоставить Мике возможность реализовать его творческий потенциал. В той же статье из «Роллинг стоунз» я обнаружила фотографию, где Рассел, изящный, в хорошем костюме, стоит позади готовящейся к выступлению группы и что-то шепчет Мике на ухо — оба улыбаются, Детишки, подслушавшие взрослый неприличный анекдот. Грэй Бенедек, игравший на синтезаторе, в этот момент проходит мимо них и ухмыляется знающей ухмылкой подростка — он уже сто раз слыхал эту шутку, надо же, мелкота находит ее забавной. Остальных членов группы почти и не разглядишь, их лица остались в тени.

«Внезапные перемены» успели записать шесть альбомов, и накануне смерти Мики группе прочили место на снежном Олимпе рядом с «Ш» и «Стоунз». Наркотики или другие какие проблемы не упоминались ни разу, вот почему его смерть стала таким потрясением. Еще одна картинка из прошлого: Карл Дэвенпорт входит в редакцию «Красоты и здоровья», где я в ту пору подвизалась помощником младшего помощника, и надтреснутым голосом сообщает печальную весть. Карл, наш бильдредактор, располагал собственным кабинетом с телевизором, и он запустил нас всех туда, чтобы мы могли посмотреть новости по Си-эн-эн: та самая фотография Мики парила над правым плечом диктора. И у каждого из нас нашлась своя история — кто-то побывал на концерте, кто-то услышал песню «Перемен» по радио непременно в судьбоносный момент своей жизни. На миг все мы объединились — такие мгновения становились все реже и вовсе сошли на нет по мере того, как поп-культура утрачивала популярность. Десять лет миновало, только подумать!

В нескольких статьях, написанных сразу после смерти Мики, высказывались робкие надежды на сохранение группы, но вскоре Рассел и Грэй созвали пресс-конференцию и заявили, что Мика был душой группы и без него продолжать нет смысла. Джефф Форд ушел в «Стремительную спираль», заменив погибшего в автобусной аварии барабанщика; басист, Роб Кенилворт, радикально изменил свою жизнь — поселился на блаженном тихоокеанском острове; гитарист Дэвид Вашингтон собрал джазовый квинтет, который, согласно опросу читателей «Даунбит», оказался лучшей электроджазовой группой за последние два года. Грэй Бенедек тоже попробовал создать собственную группу, даже две, но обе скончались после первого же альбома, и нынче он пользуется большим успехом как продюсер, чем как музыкант.

Грэй и Рассел вместе организовали мемориальный концерт к пятилетней годовщине смерти Мики; вся выручка пошла фонду «Женщины против насилия», очередной борцовско-благотворительной организации, в которую после смерти Мики вступила его вдова Клэр. На этом концерте впервые выступал двадцатитрехлетний сын Мики и Клэр: Адаму Кроули пришлось заменить своего знаменитого отца и спеть в самых любимых хитах группы. Все были потрясены: Адам казался точной копией отца, он и пел не хуже, и Рассел тут же заявил, что сделает Адаму альбом. Вот и фотография Адама, в тот самый вечер: усталый, ошеломленный, счастливый мальчик. К нему льнет молодая женщина; подпись под фотографией: Оливия Эллиот.

Как совместить эту девочку в джинсах, которая, не замечая ничего вокруг, вперилась обожающим взглядом в Адама, с той суровой профессионалкой в костюме от «Эскада»[4], что я видела в новостях, посвященных смерти ее отца? За пять лет человек может сильно перемениться, но это были просто две разные женщины. Чем внимательнее я всматривалась в фотографию, тем красноречивее становился язык тел: между Оливией и Адамом явно что-то было. Как устоять перед таким парнем, унаследовавшим отцовское мужское обаяние с толикой мягкости, «открытости», как выразилась бы Кэссиди.