Джорджетт Хейер - Роковой поцелуй

Часы показывали без десяти одиннадцать и, хотя гости продолжали прибывать, Перегрина по-прежнему не было видно. Джудит поняла – он с радостью воспользовался первым же мало-мальски подходящим поводом не приходить вовсе, поскольку недолюбливал танцы, но еще никогда в жизни она не чувствовал себя столь одинокой, поэтому надеялась, что с минуты на минуту брат все-таки появится.

Миссис Скаттергуд, встретив нескольких своих подруг, затеяла с ними оживленный разговор, однако, вдруг прервав его, поспешно метнулась к своей подопечной.

– Мистер Бруммель! – прошептала она на ухо Джудит. – Умоляю вас, дорогая, держите себя в руках, а если он заговорит с вами, заклинаю не забывать, что это может означать!

Одного только упоминания имени этого денди оказалось достаточно для того, чтобы раздуть искры гнева мисс Тавернер в жаркое пламя. Она выглядела кем угодно, только не смиренной особой, а после того как обратила свой взор на дверь и заприметила вошедшего джентльмена, по ее лицу скользнуло выражение брезгливого презрения.

Но тут на миссис Скаттергуд набросилась какая-то дама в фиолетовом тюрбане с плюмажем и увлекла ее в сторону с видом настолько снисходительным, что Джудит не удивилась бы, узнав: это и есть сама королева Шарлотта. Девушка повернулась рассмотреть мистера Джорджа Брайана Бруммеля.

Она едва удержалась, чтобы не рассмеяться, ибо более нелепую и заслуживающую насмешек фигуру придумать было трудно. На мгновение он застыл в дверях, настоящая кукла-марионетка, разряженная в пух и прах настолько, что напрочь затмил собой двух джентльменов, вошедших следом. Выглядел он сногсшибательно. Начиная с его сюртука зеленого атласа и заканчивая нелепыми туфлями на преогромном каблуке, он оказался именно таким, каким она его себе и представляла. Но, очевидно, апломба и самомнения ему было не занимать. Обозрев комнату в лорнет, отставленный от глаза, по меньшей мере, на целый фут, он засеменил к принцессе Эстергази и принялся расшаркиваться перед ней.

Джудит не могла отвести от него глаз; он же не смотрел в ее сторону, и потому она вполне могла позволить себе улыбку. Понемногу гнев ее сменился задорной веселостью; значит, вот он каков, Король Моды!

В чувство ее привел чей-то негромкий голос, раздавшийся совсем рядом:

– Прошу прощения, сударыня: это не вы уронили веер?

Вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась и увидела перед собой джентльмена, в котором тотчас же узнала одного из тех двоих, что вошли вслед за Красавчиком. В руке мистер держал ее веер.

Джудит приняла свою безделушку, одарив его словами благодарности и свойственным ей прямым и открытым оценивающим взглядом. То, что она увидела, ей понравилось. Джентльмен был среднего роста, со светло-каштановыми волосами, причесанными в стиле «а ля Брут»[48], а лицо его, пусть и не особенно красивое, оставляло приятное впечатление. Губы, казалось, были готовы сложиться в улыбку; в ясных серых глазах таился острый ум; выразительность лицу придавали также густые брови. Одет он был весьма хорошо, но при этом настолько ненавязчиво, что Джудит затруднилась бы описать его наряд.

Он ответил ей столь же насмешливым и лукавым взглядом.

– Я вижу перед собой мисс Тавернер, не так ли? – осведомился он.

Она отметила, что и голос у него оказался очень приятным, а манеры – скромными и ненавязчивыми. Посему девушка ответила ему по-дружески:

– Да, это я – мисс Тавернер, сэр. Не представляю, правда, как вы меня узнали, поскольку раньше мы с вами не встречались.

– Да, целую неделю меня не было в городе, – отозвался он. – Иначе я, естественно, нанес бы вам визит. Ваш опекун – мой добрый друг.

По мнению мисс Тавернер, подобное обстоятельство вряд ли свидетельствовало в его пользу, но она ограничилась тем, что сказала:

– Вы очень добры, сэр. Но откуда же вы меня знаете?

– Вас мне описывали, мисс Тавернер. Я не мог ошибиться.

На щеках ее выступил легкий румянец; она подняла глаза и пристально взглянула на него.

– Быть может, это был мистер Миллз, сэр?

Одна из его выразительных бровей взлетела ко лбу.

– Нет, сударыня, не мистер Миллз. Но могу я спросить – если вы не сочтете это невежливым – что заставляет вас так думать?

– Мистер Миллз взял себе за правило описывать меня стольким своим знакомым, что подобное предположение с моей стороны было вполне естественным, – с горечью призналась Джудит.

– Вот как! – Он окинул ее проницательным взглядом. – Призна́юсь вам, я очень любопытное создание, мисс Тавернер. Надеюсь, вы расскажете мне, что вас так рассердило, – сказал он.

Джудит улыбнулась.

– Я знаю, не должна делать этого. Но предупреждаю вас, сэр, что разговаривать со мной нынче не в моде.

На сей раз обе его брови взлетели ко лбу.

– По утверждению мистера Миллза? – полюбопытствовал джентльмен.

– Да, сэр, насколько я понимаю. Мистер Миллз был настолько любезен, что окрестил меня Молочницей, равно как и заявил: ни один светский человек не сможет вынести… моего общества. – Она постаралась, чтобы эти слова прозвучали легко и непринужденно, но добилась лишь того, что ее негодование прорвалось наружу.

Он пододвинул к себе стул.

– Позвольте заверить вас, мисс Тавернер: вам нет ни малейшей нужды позволять, чтобы оскорбительное высокомерие мистера Миллза причиняло вам хоть какие-то неудобства. Я могу присесть рядом с вами?

Она кивком головы выразила согласие; ей оставалось только порадоваться тому, что он изъявил подобное желание. Быть может, на нем и не было зеленого с блестками сюртука и весь Лондон не ходил перед ним на задних лапках, но она предпочла бы поговорить с ним, чем с каким-нибудь денди. Джудит откровенно заявила:

– Я все прекрасно понимаю, и это меня ничуть не огорчает. Но, по правде говоря, ужасно злит. Понимаете, мы – я и мой брат – никогда не бывали в Лондоне раньше, и потому мы очень хотели… войти в высшее общество. Но, как мне теперь представляется, это самое общество вполне солидарно с мистером Миллзом – хотя очень многие люди, разумеется, были с нами весьма добры и любезны.

– Знаете, мисс Тавернер, из разговора с вами я понял, что отсутствовал в городе намного дольше, чем полагал, – заметил джентльмен, напустив на себя комически-растерянный вид. – Когда я уезжал из Лондона в Чевели[49], уверяю вас, мистер Миллз еще не задавал тон в обществе.

– О, – возразила она, – вы не должны думать, будто я не знаю, кому это по силам. Мне буквально все уши прожужжали этим Красавчиком Бруммелем! Мне говорят, что я должна всеми силами добиваться его расположения, если хочу иметь успех в обществе, но я заявляю вам откровенно, сэр: у меня нет таких намерений! – Заметив легкое недоумение в его глазах, девушка с вызовом добавила: – Мне очень жаль, если он тоже приходится вам другом, но я уже приняла решение: меня не интересуют ни его хорошее мнение, ни покровительство.

– Мне вы можете излагать свое мнение о нем совершенно свободно, – серьезным тоном уверил ее собеседник. – Но что же он такого сделал, чтобы заслужить ваше презрение, сударыня?

– Да вы только взгляните на него, сэр! – сказала Джудит, многозначительно переводя взгляд на живописную фигуру в другом конце зала. – Сюртук с блестками! – с невыразимым презрением протянула она.

Он проследил за ее взглядом.

– Совершенно с вами согласен, мисс Тавернер. Хотя я лично не рискнул бы назвать это сюртуком.

– О, и это еще не все! – сказала Джудит. – Я только и слышу о его аффектациях и дерзости! Положительно, он переполнил чашу моего терпения.

У нее вдруг сложилось впечатление, будто собеседник от души потешается над ней, но, когда он заговорил, голос его прозвучал с подкупающей серьезностью:

– Увы, сударыня, но ведь именно странности мистера Бруммеля делают его личностью столь известной. Если он перестанет смущать пристальными взглядами герцогинь или не будет небрежно кивать принцам, поворачиваясь к ним спиной, то о нем через неделю забудут. А если мир настолько глуп, чтобы восхищаться его нелепостями – речь не о нас с вами, разумеется, – то о чем это говорит?

– Ни о чем, полагаю, – пожала плечами Джудит. – Однако, если я не смогу преуспеть без того, чтобы всеми правдами и неправдами добиваться его расположения, тогда предпочту потерпеть неудачу.

– Мисс Тавернер, – ответил он, и в глазах его вновь заплясали смешинки, – я предрекаю, что вы произведете фурор.

Она покачала головой.

– Почему вы так думаете, сэр?

Он поднялся.

– Нет, сударыня, я так не думаю. Я в этом уверен. Сейчас на вас устремлены все взоры. Вы занимали меня разговором более получаса. – Он отвесил ей изысканный поклон. – Могу ли я рассчитывать на то, что вы удостоите меня чести принять у себя?

– Мы будем рады, сэр.

– В самом деле? – обронил он загадочно и отошел туда, где стену подпирал лорд Олванли.

А в следующий миг к мисс Тавернер подскочила миссис Скаттергуд и заверещала от восторга:

– Любовь моя, что он сказал вам? Немедленно расскажите мне!

Джудит обернулась к ней.

– Сказал мне? – в недоумении повторила она. – Он спросил, может ли нанести нам визит, и…

– Джудит! Нет, правда? О, неужели, наконец-то… Однако! Но вы так долго беседовали! Боже, о чем же вы еще говорили?

Джудит с немым удивлением уставилась на свою дуэнью.

– Но какое это имеет значение, мадам?

Миссис Скаттергуд, обуздывая негодование, сдавленно хрюкнула.

– Господи милосердный! Более получаса вы удерживали подле себя мистера Бруммеля, а теперь спрашиваете у меня, какое это имеет значение?

Джудит, ахнув, побледнела.

– Мадам! О боже, мадам, неужели это действительно был мистер Бруммель?

– А кто же еще? Собственной персоной! Но, моя дорогая, я ведь предупреждала вас! Или вы ничего не поняли?

– Я полагала, вы имеете в виду вон то отвратительное создание в зеленом сюртуке, – потерянно отозвалась Джудит. – Я и представить себе не могла… – Она умолкла и метнула растерянный взгляд туда, где стоял мистер Бруммель.

Взгляды их встретились; он улыбнулся ей одними глазами; нет, он положительно улыбнулся ей!

– Клянусь, что готова обнять его! – провозгласила миссис Скаттергуд, жадно поглащая этот обмен взглядами. – Итак, вы произвели нужное впечатление, моя дорогая! Какое несчастье для мистера Миллза! Должно быть, Бруммель прослышал о том, как он отзывается о вас, смея настраивать людей против моей воспитанницы! Какая неслыханная наглость с его стороны!

– Да, он узнал обо всем, – сухо подтвердила мисс Тавернер. – Я сама рассказала ему об этом.

Два дня спустя мистер Бруммель нанес визит на Брук-стрит, где и задержался на три четверти часа. Мисс Тавернер принесла ему искренние извинения за свою невольную грубость, но он лишь покачал головой, глядя на нее.

– Многим доводилось выслушивать от меня грубости, сударыня, но никто не посмеет утверждать, будто слышал, как я имел глупость извиняться за них, – заявил он. – Единственное, из-за чего вы можете попросить прощения, – то, что приняли мистера Френшама за меня. Призна́ю, это стало для меня ударом. Мне казалось, подобное невозможно.

– Видите ли, сэр, вы вошли вслед за ним… а он выглядел очень уж изящно, – только и смогла сказать она в свое оправдание.

– В этом заслуга его портного, – заявил мистер Бруммель. – Что до меня, я заставляю портных шить так, как считаю нужным.

Мисс Тавернер пожалела, что рядом нет Перегрина, которому не помешало бы выслушать его слова.

К тому моменту как мистер Бруммель поднялся, чтобы откланяться, благоприятное впечатление, произведенное им на Джудит в «Олмаксе», лишь многократно усилилось. Он оказался очаровательным собеседником; его манеры показались ей безупречными, а вел он себя легко и непринужденно. Сентенции свои изрекал с насмешливым видом, словно подтрунивая над собой, чем изрядно позабавил ее. То ли потому, что решил поставить мистера Миллза на место, избрав для себя противоположную точку зрения, то ли оттого, что хотел сделать приятное своему другу Уорту, мистер Бруммель оказался достаточно любезным, чтобы проявить интерес к ее дебюту. Он посоветовал ей ни на йоту не отступать от своей сокрушительной откровенности. В речах и поступках она может быть настолько смела и выразительна, насколько сочтет нужным.

Мисс Тавернер метнула торжествующий взгляд на свою дуэнью.

– А могу ли я управлять собственным фаэтоном в Парке[50], сэр?

– Да бога ради, – ответил мистер Бруммель. – Нет ничего лучше. Делайте все, что в ваших силах, дабы выделиться среди прочих.

Мисс Тавернер последовала его совету и тотчас же подрядила брата приобрести для нее фаэтон с высокой посадкой, равно как и пару упряжных лошадей: его конюшня решительно ее не устраивала. Девушке было очень жаль, что она не может отправиться вместе с Перегрином к «Таттерсолзу». Познаниям и способности брата выбрать нужную лошадь Джуди не доверяла.