— Я у тебя всегда на втором месте. Ты куда больше надежд возлагаешь на них, чем на меня.

— Развитие Саманты и Шарлотты затормозили годы отсутствия должного воспитания. Я пытаюсь сейчас наверстать это. Разумеется, времени уходит много. А ты как хотел бы? Раз, два — и готово?!

— А разве не лучше отправить Сэмми в колледж? Пусть там и совершенствуется. Почему ты позволила ей уговорить себя оставить ее здесь до осени?

— Потому что без нее маленькой плаксе Шарлотте будет здесь тяжело одной. Надо дать ей время привыкнуть и успокоиться.

— Сэмми тебя просто дурачит. Она хочет остаться здесь, чтобы быть поближе к Джейку.

— Нет. У нас было несколько долгих бесед на эту тему. Она не желает продолжать с ним какие-либо отношения. Я думаю, смерть матери заставила ее понять, как тяжело и неинтересно они жили. Причем в этом не было никакой необходимости. — Александра ободряюще кивнула Тиму. — У меня далекоидущие планы относительно каждого из вас. Твое будущее — юриспруденция, затем, естественно, политика. Саманта проявляет отличные способности в бизнесе. Если все пойдет так, как я хочу — а все пойдет именно так, — она будет мне нужна, чтобы управлять моими предприятиями. Ведь Оррин скоро станет губернатором,.и у меня появится слишком много новых обязанностей. Тим чуть успокоился.

— А Шарлотта?

Александра прикусила язык. Она, признаться, не собиралась ему сообщать, что рассматривает Шарлотту просто как необходимое приложение к Саманте. Пожалуй, это самое верное средство удержать Саманту около себя, но и только. Шарлотта была так же мила и восторженна, как когда-то Франни, и так же напрочь лишена амбиций.

— Шарлотта — прирожденная хозяйка, — ответила Александра. — Такие всегда нужны; мы выдадим ее замуж за хорошего человека.

Глаза Тима блеснули.

— А что, если я женюсь на неподходящей девице, ты возмутишься?

— Нет, потому что, если ты захочешь жениться на подобном создании, я пойму, что в тебе наконец проснулись чувства. До сих пор твоя потребность в женщинах диктовалась исключительно гормонами.

— А ты что, хочешь, чтобы обо мне шептались по углам так же, как о Джейке и Элли? В школе даже самые малолетки хихикали, глядя на моих странноватых родственничков.

Александра нахмурилась.

— К несчастью, Джейк доказал, что интересуется противоположным полом. Жаль, правда, что для этого он выбрал Саманту. — Она снисходительно махнула рукой. — Пока ты студент, я не возражаю против твоих похождений. К мужчинам, у которых за плечами нет нескольких громких эскапад в юности, обычно относятся с подозрением. Чересчур развитая добродетель ведет к отсутствию опыта — или, что еще хуже, к отсутствию интереса. Но, помни, с подозрением относятся также и к тем, кто не умеет вовремя остановиться. Пока ты не созреешь для того, чтобы серьезно устраивать свою жизнь, не ной, что я невысокого мнения о твоих женщинах.

— Да тебе совершенно неинтересно все, что я говорю или делаю.

— Господи, ты капризничаешь, как несмышленое дитя. — Голос ее приобрел оттенок сарказма. — Жалуешься, что я проявляю внимание к Шарлотте и Саманте — словно я раздаю мороженое, и ты боишься, что тебе не достанется. И вдобавок хочешь, чтобы я относилась к этому серьезно? Когда ты дома, изволь налаживать с ними хорошие отношения. Я этого требую! — сухо закончила Александра свою воспитательную тираду.

— Если бы папа был жив, он бы тебе не позволил…

— Мне надоело это слышать! Твой отец был глупо сентиментален, и настанет день, когда ты скажешь мне спасибо за то, что не стал таким, как он.

— Настанет день, когда ты пожалеешь, что всю жизнь мешала меня с говном! — И Тим выскочил из библиотеки, изо всех сил хлопнув тяжелой массивной дверью. Александра вновь раскрыла книгу. Стоит ли беспокоиться? Тим ее послушается. Он всегда ее слушался.

* * *

Шарлотта бесцельно брела по коридору второго этажа, ведя рукой по планке из красного дерева, предназначенной для того, чтобы никто и ничто не повредили обоев. В доме тети Александры все было защищено от случайностей и разгильдяйства. Шарлотте нравились солидность и основательность этого дома, и в то же время они возбуждали в ней печаль и запоздалые сожаления.

«Если бы мы переехали сюда раньше, мама, наверное, не умерла бы».

Она никогда не говорила этого Сэмми, думая, что тогда и сестра будет винить себя в том, что не поняла этого вовремя. Сэмми никогда не плакала при Шарлотте. Она вообще ни при ком не плакала, но, когда ночью Шарлотта прокрадывалась в ванную, расположенную между их спальнями, и приникала ухом к Самантиной двери, она слышала глухие рыдания, которые даже подушка не могла заглушить.

Шарлотта, полностью уйдя в свои невеселые размышления, шла по коридору все дальше, не отрывая руки от планки красного дерева. Она очень хотела утешить Сэмми и потому говорила, что ей здесь хорошо. Иначе Сэмми будет вечно терзаться из-за проклятых денег на ее воспитание.

Коридор заканчивался дверями. Шарлотта остановилась перед ними и заморгала, словно просыпаясь. Апартаменты тети Александры и дяди Оррина. А тетя с дядей уехали в клуб играть в бридж.

Она толкнула дверь и ступила в комнату, просторную и роскошную. Паркетный пол в восточных коврах, на стенах нежно-персикового цвета висели хорошие копии импрессионистов. Мебель была солидная, европейская; комната вызывала воспоминания о дорогом антикварном магазине. Центральное место занимала широкая кровать с резной спинкой, покрытая расшитым шелковым покрывалом.

Шарлотта кружила по комнате, бездумно трогая то изящную лампу, то гобеленовую подушечку, пробегая пальцами по хрустальным коробочкам на туалетном столике. Она никогда раньше не видела такого количества прелестных вещичек и не могла сопротивляться искушению потрогать их.

Она открыла раздвигающиеся белые двери в стене и увидела огромную ванную комнату с утопленной в полу ванной и двумя туалетными столиками. За китайскими шелковыми ширмами скрывался персиковый унитаз и биде того же цвета. Шарлотта только читала, что бывает такая штука. Ее заинтересовало это приспособление. Она нажала рычажок, мощная струя воды взметнулась вверх. Интересно. Значит, тете Александре, как простым смертным, тоже приходится мыть свои интимные места.

В ванной была еще одна дверь, Шарлотта открыла и ее, попав в гардеробную — небольшую комнатку с толстым белым ковром на полу. Полки, заваленные обувью, поясами, сумочками, бельем, и ряды вешалок с разнообразной одеждой — как в универмаге. Она нажала на выключатель, и над головой вспыхнул мягкий свет. У стены стоял длинный низкий туалетный столик с огромным зеркалом, окруженным лампами, на котором теснились коробочки с украшениями и с драгоценностями.

Драгоценности. Не дыша от восхищения, Шарлотта присела на шелковую подушку скамеечки у туалетного столика и стала открывать бесконечные коробочки. Она вынула из одной коробочки пару клипсов с бриллиантами; камни заискрились в лучах света.

Сняв все четыре своих сережки — и дешевенькие серебряные колечки, и золотые капельки, — она откинула волосы назад, надела бриллиантовые клипсы и печально посмотрела на себя в зеркало. Ей показалось, что в бриллиантах, свитере, связанном руками Сэмми, и в джинсах она неотразима. Наконец ей попалась маленькая золотая коробочка. Шарлотта щелкнула замочком и вздохнула в полном восторге. Это было золотое ожерелье с подвеской. Конечно, Шарлотта не удержалась. Она надела его через голову, поместив подвеску на груди.

— Что ты здесь делаешь?

Она вздрогнула. В дверях стоял Тим, в шортах и спортивной майке, очень большой и мускулистый, просто гора мышц. Ей вспомнилась картинка из кулинарной книги с расчерченной по сортам говяжьей тушей.

Когда Тим приехал из колледжа, Сэмми велела ей избегать кузена и не отвечать на его саркастические замечания. Сэмми сказала — и она, кажется, не шутила, — что, если он посмеет их обидеть, она проткнет его вязальной спицей. Шарлотта не хотела, чтобы из-за нее произошло несчастье.

— Просто бродила, — сказала она, снимая клипсы. Ожерелье, тяжелое, как чувство вины, по-прежнему висело у нее на шее. — Я заблудилась. Этот дом такой большой, что мне надо было сыпать за собой хлебные крошки, чтобы потом найти дорогу назад. — Но говорила она слишком торопливо и витиевато; она старалась казаться дружелюбной, но выглядела скорее испуганно.

— Ты не заблудилась. Ты просто, черт возьми, думаешь, что можешь в этом доме гулять, где тебе нравится.

Неплохо владея грубым школьным жаргоном, с которым ей пришлось познакомиться, чтобы пресекать комментарии по поводу своей пышной груди, Шарлотта огрызнулась:

— Говорю — заблудилась, значит, черт возьми, заблудилась.

Она немедленно пожалела об этом. В глазах Тима сверкнула ярость, одним прыжком он оказался совсем рядом, схватил ее за плечо и стал трясти, да так, что у нее клацнули зубы.

— Знай свое место, — хрипло прорычал он. — И не смей копаться в драгоценностях моей матери. Они никогда не станут твоими. Никогда.

— Не трогай меня! — закричала Шарлотта. — Я только смотрела. Ведь красиво же!

Он стал выворачивать ей руку, сдавив ее своими железными пальцами. Шарлотта пыталась вырваться, но он не отпускал. От боли и страха она совсем потеряла голову.

— Я больше сюда не приду, клянусь. Перестань. Мне больно. Оставь меня в покое.

Но он наклонился к ней совсем близко, лицом к лицу.

— Нет, прежде давай-ка расставим все точки над «i». Мать с Оррином поселили вас здесь, не спросив меня. А мне это не нравится. И я тебе такое устрою, что ты еще сто раз об этом пожалеешь.

Он схватил ожерелье. Толстая цепь впилась Шарлотте в шею, и она непроизвольно выбросила руку вперед, угодив Тиму прямо в челюсть. Он взвыл.

— Ах ты, сучка! Я сниму с тебя это ожерелье, хочешь ты этого или нет!

Он сдернул ее со скамеечки и бросил на пол. Она закричала. Тим зажал ее коленями и схватил за воротник свитера. Она сопротивлялась, но он стащил с нее свитер и отбросил в сторону. Ожерелье звякнуло, подвеска попала между чашечек ее лифчика.

— Ух ты! — восхитился он, уставившись на ее груди, натянувшие белое кружево. Потом схватил ее за руки и на каждую поставил свое колено. Шарлотта не могла двинуться, она стонала, руки страшно болели.

— Думаешь, вы с сестрой можете хозяйничать в этом доме? Я тебе покажу, кто здесь хозяин! — Он сорвал с нее лифчик и стал мять ее груди, сжимая их своими мощными руками, наклоняя к ней лицо и ухмыляясь. — Я в любой момент могу сделать с тобой это, и ты никому ничего не расскажешь. Потому что я всегда могу сказать, что ты просто лживая сучка и хочешь всех поссорить. И поверят мне!

Не чувствуя онемевших рук, Шарлотта хрипло стонала. Он еще раз сдавил ее грудь, потом стащил с нее через голову ожерелье и, держа его на уровне ее глаз, прошептал

— Поняла? А ну, скажи.

— Я… поняла.

Он поднялся на ноги и перешагнул через нее, как через половую тряпку. Ногой подбросил ее свитер.

— Иди отсюда. Помалкивай и лучше не попадайся мне на глаза, когда я дома, а не то я снова преподам тебе урок.

Шарлотта непослушными руками натянула лифчик и свитер. Ей хотелось плакать. Ей хотелось убить этого самодовольного кретина. Он смотрел на нее, держа в руке красивое ожерелье с качающейся, как маятник, подвеской.

— Поторопись, кузина, — прошипел Тим. — У меня кончается терпение.

Она вскочила на ноги и побежала. И бежала бегом до самой своей комнаты, а там, не включая света, забилась в постель. Ночь была холодная и дождливая. И весь мир был холодный, бесприютный и дождливый. Она даже почти не чувствовала, как болят руки и грудь, и еще царапина на шее. Под дверью их общей с Сэмми ванной показалась полоска света, стало слышно, как плещется вода. В этом доме Шарлотте теперь всегда будет страшно. Но куда им еще идти? Нет, она не станет рассказывать об этом Сэмми.

В дверь постучала Сэмми и тихо вошла, не дожидаясь ответа. После горячего душа она была в халате, с полотенцем на голове.

— Я думала, ты собираешься спать, — сказала она обеспокоенно. Шарлотта не ответила, и Сэмми присела к ней на кровать и обняла ее. Весь этот месяц они почти каждый вечер сидели вот так, обнявшись и молча, и Сэмми не заметила разницы.

— Все будет хорошо, — сказала она, наконец. Голос у нее был усталый и безжизненный. — Через неделю ты пойдешь в школу, а я на работу. И когда мы будем заняты, станет легче.

Шарлотта, дрожа, прижалась к ней, полная страха, которым не могла поделиться.

* * *

Клара повязала банданой свои длинные седеющие волосы, затянула потуже пояс широкой пестрой юбки, отряхнула кожаную куртку и вошла, решительно ступая в своих поношенных высоких ботинках со шнуровкой до колен в элегантное надушенное помещение магазина «Изысканный каприз».

— Здравствуйте, миссис Большая Ветвь. Хотите купить себе белье на Валентинов день?

Клара оторвала взгляд от прилавка с тонкими кружевными штучками. За бело-золотым столиком с золоченным кассовым аппаратом сидела Пэтси Джонс, старшая внучка Кита Джонса, маленькая, стройненькая, очень хорошо одетая и модно подстриженная. Ей было лет восемнадцать.