— Я думаю об этом с самого детства. Всегда, когда он был мне нужен, он оказывался рядом. Я не могла понять, откуда он знает.

— Дело не в том, что он тебе не доверяет, — говорила Клара, хмурясь все сильнее и сильнее, словно сомневаясь в верности решения. — Дело в том… что порой он знает о людях такие вещи, о которых страшно говорить и которые тяжело знать.

— Что вы имеете в виду? Какие вещи?

— Я не могу… я не могу говорить за Джейка. Люби его, Сэмми. Ты у него в сердце, ты у него в душе. Ты там с того дня, когда он вытащил из тебя первые слова. Что может быть крепче этой связи — если мужчина, который видит человека насквозь, любит кого-то так, как Джейк любит тебя?

— Он вернулся в дом, Клара, но он не сказал, что любит меня. Мне нужно, чтобы он сам сказал мне это.

— Слова — они как глазурь на пирожном, — с неуместной игривостью вмешался Джо.

— Раньше он не испытывал с этим затруднений.

— Ты отдала ему старый рубин? — вдруг пристально посмотрела на нее Клара.

Сэмми почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Ее сомнения, ее вопросы наконец нашли свое воплощение. Их символом стал этот камень, причина страшной вражды между Рейнкроу и ее теткой. Что может сказать ему этот камень? Что будет с их жизнью, если он снова в ней появится?

— Ты отдала его? — сурово переспросила Клара.

—Нет.

— Хорошо. Не отдавай. Никогда не отдавай.

Сэмми вспоминала, какими путями шли они друг к другу. Как он спас ее от удушья в захлопнувшемся сундуке. Как он нашел их с Шарлоттой в лесу, когда они сбежали от тети Алекс. И вдруг поняла, как он выследил Малькольма Друри.

Она представила себе Джейка в тюрьме. Только в нее верил он тогда, впечатывая клятву в свою кожу. Только на нее он надеялся. Она дождется его и откроет перед ним все двери. Будет ждать хоть до бесконечности. И сохранит для него рубин.

И только один вопрос не давал ей покоя, но она боялась его задать.

Если он может найти все, что хочет, что же мешает ему обнаружить рубин, который она закопала рядом с бабушкиным источником.

* * *

Тим посмотрел на Александру и с гримасой презрения смешал листки с заметками журналиста небрежным жестом одной руки.

— Чего ты от меня хочешь? Извинений? Но я играл по правилам, которым научился, глядя на вас. Прошу прощения, что я не блестяще играю. Но это единственное, за что я прошу прощения.

— Кажется, ты забыл, — тихо сказала Александра, — что заварил всю эту кашу все-таки ты. И в первую очередь я беспокоюсь о твоих затруднениях.

— Вот уж нет, мамочка. Когда я был маленький, ты бы, если бы могла, охотно продала меня, и незадорого, как недоразвитого жеребенка. Не сомневаюсь, что и сейчас ничего не изменилось.

— О, я тебя умоляю. Ты что, всю жизнь намерен объяснять свои идиотские демарши воображаемыми страданиями, которые якобы перенес в детстве?

— А разве ты не хотела бы воспитывать вместо меня твою обожаемую Саманту?

— Как у тебя только язык повернулся? — патетически воскликнула Александра. — Ты — мой сын. Я всю жизнь пыталась защитить тебя от себя самого. Я предоставила тебе возможности, какие были у редких детей.

— Моя фамилия Вандервеер. Для всех, кто меня окружал, только это имело значение. А это имя дала мне не ты. Наоборот, ты погубила единственного человека, который меня действительно любил. Вы с Оррином отняли у меня счастье быть любимым.

— Это самое смехотворное обвинение, которое ты можешь выдвинуть против меня. К тому же оно не имеет ничего общего с предметом разговора.

— Имеет. Я больше не собираюсь тебе ничего доказывать и объяснять, И мне наплевать, кто и что обо мне знает, — а также о тебе и об Оррине.

— Пока у тебя это не пройдет, изволь не мешать мне и держи рот на замке.

— Не обо мне сейчас надо беспокоиться. — На его губах заиграла язвительная улыбка. — Я заезжал к Гвен. Ты знаешь, я относился к ней так, как ты всегда относилась ко мне. Я считал, что эта странная смесь любви и ужаса, которую я ей внушаю, навсегда удержит ее в моей власти. Но я ее недооценил. Как и ты всегда недооценивала меня.

— Ты хочешь сказать, что это Гвен пошла в газету и выложила там все это? Ни за что не поверю. Если она не сделала этого в момент развода, то сейчас-то зачем?

— Нет, журналист пришел к ней на дом. Она ужасно испугалась и подтвердила все, что он уже и без того знал, и даже добавила подробностей. — Тим подошел ближе и наклонился к матери. — И когда я об этом услышал, я ощутил странное удовлетворение. Потому что я могу сказать тебе, почему она испугалась настолько, что заговорила. Потому что она решила, что за ней шпионит другая часть нашей семейки. — Голос его упал до зловещего шепота, он приблизил губы к самому уху Александры. — Одна из твоих драгоценных племянниц уже навещала ее. К ней на огонек завернула Шарлотта, причем с Беном Дрейфусом.

— Для чего бы Шарлотте встречаться с Гвен? — с тяжелой яростью глядя на него, спросила Александра.

— Гвен не стала этого выяснять, она просто не пустила их на порог. Но теперь-то ты можешь сложить эту головоломку, да, мамочка? Шарлотта пошла в разведку для Сэмми. Вот как славно. Твоя любимица следит за тобой, а за истекший период ее прелестные коготки стали куда острее. Но на самом-то деле за ней стоит Джейк. Сомневаюсь, чтобы он забыл, сколько раз ты пыталась отнять у него Саманту. И заметь, он стал особенно опасен после того, как посидел в тюрьме. — Тим помолчал, наблюдая за ее реакцией. — Испугалась, мамочка? Джейк вернулся, и вот теперь-то он нас всех и погубит, — свистящим шепотом закончил Тим.

Александра размахнулась и влепила ему пощечину. Он отшатнулся и густо покраснел, глаза его сверкнули.

— Прекрати истерику, — дрожа от гнева, сквозь стиснутые зубы процедила она. — Перестань упиваться собственной трусостью. Ты даже не представляешь, какой безжалостной я могу быть. Джейк и Саманта! Ох, напугал. Любой ущерб, нанесенный мне, меркнет в сравнении с тем, который я нанесу в ответ. Пошел вон, слякоть. Я сама этим займусь. Как всегда.

Лицо Тима окаменело, он глядел куда-то ей за спину.

— Думаю, что не в этот раз. — И он вышел из комнаты.

Александра дождалась, когда хлопнула за ним входная дверь, и повернулась к Оррину. Он сидел, неестественно закинув голову назад. Лицо его было пепельно-серым. Испугавшись до дрожи, она собрала всю свою волю в кулак.

— Можно считать, что мы нашли источник неприятностей, — с деланным спокойствием сказала она. — Остается только решить, каким образом его обезвредить. Я обещаю тебе, мы это сделаем. Можно считать, что ничего не произошло.

— Считай… — он не договорил, глаза его закатились, и он повалился на бок.

Глава 31

Когда он был с Самантой, он не мог думать. Не мог думать ни о чем, кроме нее. В те краткие моменты покоя, когда они не растворялись друг в друге, он чувствовал, что ее мучают вопросы, которые она не решается ему задать. И потому он впервые за эти дни зашел в свою палатку, собрал свои тотемы и принес их сюда, на Скалу Знаков, где так хорошо думалось.

Перед ним разворачивалась бесконечная панорама гор, освещенных солнцем. Он сидел, разложив перед собой свою коллекцию газетных вырезок. И вдруг, как ветер наполняет пещеру в высокой горе, в его груди стал подниматься знакомый холодящий трепет. Что-то было не так.

Он пробегал пальцами по каждой вырезке, ведомый своим даром. Кто-то смотрел эти вырезки. К ним прикасались не только его руки.

Саманта? Нет, ее присутствие он почувствовал бы сразу. И потом, если бы она рылась в его вещах, он понял бы это после первого же объятия — он бы ощутил ее безмолвную вину, ее молчаливое признание.

Он закрыл глаза. Его рука легла на фотографию, где рядом стояли Александра, Оррин и Тим с женой.

Шарлотта! Это были Шарлотта и Бен.

Он в ужасе отпрянул. Он долгие годы бесконечно терпеливо и осторожно откалывал по кусочку от основания скалы, чтобы только не подвести Саманту под удар, чтобы камень покатился куда нужно, ни осколочком не задев ее. Он скрывал правду как только мог. Он отвернулся лишь на секунду, отвернулся, чтобы взглянуть на Саманту, — и камень обрушился. И правда разлетелась острыми жалящими неуправляемыми осколками — как шрапнель. Подул ветер и унес газетные вырезки. Джейк вскочил на ноги. Что за дверь он открыл? Каких демонов выпустил из ящика Пандоры? Джейк, замирая от страха, помчался назад, в Коув.

* * *

— Рыбалка меня успокаивает и помогает разобраться со всеми проблемами, — мрачно говорил Бен, искоса поглядывая на Шарлотту и выключая двигатель своего джипа. — Почему-то я надеялся, что такое настроение передастся и тебе.

Она в ответ показала на рыбью чешую, прилипшую к испачканным джинсам.

— А я чистила и разделывала рыбу. Меня больше успокаивает процесс превращения форели в прелестные кусочки филе.

— Тогда почему же ты весь день со мной не разговариваешь?

— Потому что я не хотела идти рыбачить. Я хотела зайти к Сэмми и посмотреть, как они с Джейком поживают. И заодно спросить Джейка, не знает ли он часом, почему бывшая жена нашего общего двоюродного братца запрыгала, как омар в кипятке.

Шарлотта вылезла из машины и захлопнула дверцу. Чертыхаясь себе под нос, Бен поплелся вслед за ней. Она пошарила в карманах в поисках ключей, потом, потеряв терпение, нажала на ручку.

— Вот хорошо, я опять забыла запереть дверь.

— Мой долг адвоката и друга — сказать тебе, что это квалифицируется как нарушение общественного порядка.

— Не волнуйся. У меня там сигнализация. Маленькая невидимая антенна, которая дает сигнал тревоги, если кто-то входит со мной.

— Так вот в чем дело.

— Но я охотно сообщу тебе мой тайный код. — Она, посмеиваясь, распахнула дверь.

— О, ты уже впустила меня в помещение, но еще не открыла свой сейф.

Шарлотта шагнула в темноту гостиной, приглашая его за собой.

Но из темноты вышел Тим и захлопнул дверь перед носом Бена.

* * *

Вечерело. Сэмми старалась сосредоточиться на своем станке, но никак не могла отвлечься от мыслей о Джейке. Из проигрывателя, стоявшего у ее ног на полу, лились тягучие низкие звуки джаза. Композиция кончилась, и в тишине она особенно остро почувствовала одиночество.

Услышав его шаги на террасе, она хотела было вскочить, но одернула себя, вспомнив о гордости и чувстве собственного достоинства, и переключила проигрыватель на волну поп-рок радио. Если он спокойно разгуливает по лесам со своими страшными тайнами, то и она сделает вид, что полностью поглощена станком и Родом Стюартом.

Джейк вошел в ее рабочую комнатку. Он был как невзорвавшаяся бомба. С колотящимся сердцем смотрела она на него сквозь вертикально натянутые нити.

«Хорошо ли погулял?» — хотела спросить она, но не успела — он поднял ее со скамеечки и молча крепко обнял. У нее перехватило дыхание, и стало — как всегда — не до разговоров. Он нежно обхватил ее лицо ладонями и стал пристально изучать каждую черточку, словно желая убедиться, что ничего в ней не изменилось. Ее охватила тревога. Она еще не совсем свыклась с мыслью о его таланте? даре? проклятии? — она даже не знала, как это правильнее назвать. Она не знала, насколько верно он читает ее чувства.

— Пока тебя не было, приезжали Клара и Джо, — сказала она. Он не удивился. — Я говорила с ними. Джо только догадывался о твоем даре, а Клара знала точно. Она сказала, что Хоук говорил правду, ты действительно отмечен даром божьим.

Он зажмурился и тихо горько чертыхнулся. Сэмми положила руки ему на плечи.

— Я всегда верила в тебя — в твою любовь. Я всегда знала, что ты в моей жизни — это чудо. — Она крепче обняла его и подняла голову. Он открыл глаза, и в них стояли слезы. — Из-за тебя я, пожалуй, готова поверить и в другие чудеса.

Он не сказал ни слова. Не согласился, но уже и не отрицал. Их двоих словно прочной шелковой сетью опутало необъяснимое, невысказанное напряжение страдания. Сэмми спрятала лицо у него на груди.

— Это совсем иначе окрашивает всю твою жизнь, — продолжала она, надеясь, что хоть какое-то ее слово проникнет за стены, которыми он себя окружил. — Ты ведь не такой, как все. Ты иначе общаешься с людьми, иначе любишь, иначе ненавидишь. Ты знаешь что-то о нашей жизни, но не можешь мне сказать, чтобы меня не обидеть?

Он обнял ее еще крепче, почти до боли.

— Так больше нельзя. Ты должен рассказать мне все. Если ты умеешь читать мои чувства, то ты знаешь, что мне страшно. Но ведь ты должен чувствовать, что я смогу справиться со страхом. — Внезапно Джейк поднял голову и повернулся к радио. Сэмми посмотрела в ту же сторону. — Что… — начала было она, но он поднял руку.

— Мы будем повторять сообщения о состоянии здоровья губернатора Ломакса по мере поступления новых подробностей, — раздался голос диктора. — Сегодня днем губернатор Оррин Ломакс в своем доме в Пандоре потерял сознание и был доставлен в больницу. С диагнозом «инфаркт» переправлен самолетом в медицинский центр университета в Дареме; на данный момент его состояние оценивается как критическое. Миссис Ломакс не отходила от губернатора с первой минуты его болезни и сейчас находится в Дареме.