— У моего брата сильная рука, — сказала я.

— Я вижу, вы гордитесь им. Мы тоже едем в Йорк. Пусть они едут с нами, а, Гарри? — обратилась она к одному из мужчин.

Человек по имени Гарри добродушно посмотрел на нас и кивнул.

— Чем нас больше, тем безопаснее, — сказал он, подмигнув.

Жена трактирщика суетливо вошла в гостиную.

— Хотите остаться на ночь?

— Думаем, придется остаться, хозяйка.

— Трактир битком набит, — ответила она, обвела всех взглядом, почесала голову, сдвинув для этого чепец, затем тщательно вернула его на место. — Все, что я могу сделать, это дать вам постели в галерее. Мы называем ее «Ночлег на одну ночь». — Она хихикнула. — В такие ночи желающих всегда больше, чем кроватей.

Женщина, которая разговаривала с нами, сказала, что она рада в такую погоду иметь крышу над головой.

Жена трактирщика посмотрела на нас.

— Двое молодых гусят тоже будут спать на галерее. Это все, что мы можем предложить.

Сердце мое упало. Я видела, что эти добрые, сердечные люди вторглись в нашу сказку. Теперь мы были только членами группы.

— Могло быть хуже, — шепнул мне Дикон. — Мог приехать мой дядя, чтобы вернуть нас… кто знает, для чего.

Весь вечер снег валил так, что совершенно укрыл дорогу и засыпал подоконники. Наши попутчики не волновались. Это было для них веселым приключением. Та же женщина подошла к нам и стала задавать вопросы. А как же наша бедная матушка? Она станет беспокоиться о нас, верно? Но она будет думать, что с нами грумы. Неужели мы сыграли с ними злую шутку и нарочно потерялись?

Я решила, что это удачно, если они будут так считать, и постаралась выглядеть застенчиво-лукавой.

— Ну и плуты! — сказала самая молодая из женщин, грозя нам пальцем.

И мы едем из Торли Мэйнор? Господа, значит? Да, она понимает. Это написано у нас на лицах… Ну ничего, они присмотрят за нами. Они тоже едут в Йорк, и нам лучше поехать с ними. На дорогах могут встретиться грубияны, которые не раздумывая перережут горло за кружку эля. Ну, ничего. Нам повезло. Мы стали попутчиками Мэксонов и Фрили, занимающихся изготовлением шерсти. Они — партнеры и едут в Йорк со своими семьями, чтобы продать шерсть.

Они были добрые, хорошо к нам отнеслись и понравились нам.

Потом они запели. Их пронзительные голоса заполнили гостиную, а трактирщик и его жена приходили время от времени, чтобы выполнить их просьбы. С таинственным видом нам было сказано, что на ужин подадут молочного поросенка; все одобрительно закричали, а один из мужчин добавил:

— И побольше начинки, хозяйка!

— И-и-и, я позабочусь об этом, — был ответ хозяйки.

Снег продолжал падать; свечи оплывали; компания пела. У самого молодого мужчины был хороший голос. Он пел:

Вы, джентльмены Англии!

Ваша жизнь весела и легка.

Вам нет дела до лишений и бед —

Суровой судьбы моряка.

В конце каждого куплета все подхватывали:

Когда ветры бушуют над морем, о-о!

Когда ветры над морем бушуют!

И я знала, что всякий раз, когда вновь услышу эту песню, я опять буду вспоминать эту гостиную с горящим камином и снег, падающий за окном.

В надлежащее время появился молочный поросенок, и вся наша веселая компания вместе с другими путниками, остановившимися в «Рыжей корове», отдала ему должное. Мужчины говорили о волнениях.

— Говорят, претендент идет сюда… может быть, даже уже высадился на берег.

— Он должен оставаться там, где находится сейчас. Я быстро взяла Дикона за руку и предупреждающе сжала ее, испугавшись, что он выдаст себя. Компании не понравится, что среди них есть якобит.

— Они дошли до Престона, — сказал один из путников. — Но мы были уже готовы к встрече и разбили их наголову, этих горных шотландцев. Зачем они пришли в нашу страну? Ничего в этом хорошего не было, это ясно.

— Мы быстро отправили их назад.

— Как вы думаете, будет война? — спросила одна из женщин. — Никакой войны мы не хотим. Я помню, как дедушка говорил мне, что это такое, когда в стране война.

— Ведь совсем недавно была война, — заметила одна женщина.

— О, это происходило не здесь. Не называй это войной. Я имею в виду такую войну, когда англичанин против англичанина сражаются здесь, на английской земле, так что твой сегодняшний друг завтра оказывается врагом… и кто знает, что еще. Вот что я имею в виду. Такой войны нам не надо.

— Такой войны и не будет. Не успели якобиты начать, как их уже побили. Спой-ка нам лучше песню, Бесс.

Они опять запели, а Дикон и я сидели и слушали; наконец, мы все поднялись на галерею и улеглись на постели. Дикон и я лежали рядом. Мы держались за руки, но молчали, боясь разбудить других. Впрочем, слова были не нужны. Я лежала, думая о чудовищности того, что он сделал ради меня. Он отрекся от своего дяди, от своей убежденности в правильности своего выбора, и все это из любви ко мне. Я не знала, как смогу отплатить ему.

Сон не шел ко мне. Я чувствовала, что и Дикон не спит. Ночью полил дождь и к утру смыл весь снег.

Мы поднялись рано и выехали в компании наших попутчиков. К наступлению темноты перед нами возникли башни Минстера и древние стены города.

— Ваши друзья здесь? — спросил Дикона торговец шерстью.

— Да, — ответил он. — Благодарю вас за то, что позволили ехать с вами.

— Э-э, не стоит, парень. Так просто приличнее. Двое таких молодых птенцов, как вы, не должны путешествовать одни. Куда направитесь?

— К дому мэра, — сказал Дикон.

Я затаила дыхание. Я рассказывала ему, что, когда мы были в Йорке, мой дядя, Ланс Клаверинг и я останавливались в доме мэра.

На компанию это произвело впечатление.

— Разве я не говорила вам, что это благородные люди? — прошептала старшая из женщин.

Мы проехали через Бараньи ворота, добрались до бойни и там попрощались с нашими попутчиками. Я уже ездила по этой дороге и знала, как попасть к дому мэра. Вот и он — внушительная резиденция в стороне от маленьких домов на узких улочках.

Когда мы подъехали к дому, сердце мое забилось: из дома выходил Ланс Клаверинг.

Увидев меня, он остолбенел от изумления.

— Кларисса! — воскликнул он.

Я уже и забыла, какой он красивый. Он великолепно выглядел в своем вышитом мундире с обшлагами, отделанными розовато-лиловым и голубым самых нежных оттенков. Его жилет был сплошь в рюшах; бледно-голубые чулки кончались чуть выше колен, что, как я узнала, соответствовало последней моде. Сверкающие черные башмаки на высоких каблуках были украшены пряжками. Широким жестом сняв свою треуголку, он низко поклонился.

— О, Ланс! — воскликнула я. Ланс взял мою руку и поцеловал.

— Как?.. Что это значит?

Он посмотрел на Дикона, который уставился на него как на чудо, словно не веря, что это сверкающее видение действительно существует.

— Это, э-э… — я помедлила, испугавшись. Опасность еще существовала, и я должна была соблюдать осторожность, чтобы не выдать Дикона. — Это Джек Торли, — выпалила я. — Он привез меня сюда.

— Добрый день, Джек Торли.

— Это сэр Ланс Клаверинг, — сказала я. — Друг моей семьи.

Не было необходимости что-то объяснять. Я уже говорила Дикону, что мой дядя Карл и Ланс Клаверинг сопровождали меня до Йорка. Ведь именно по этой причине меня держали в плену.

— Вам лучше войти в дом, — сказал Ланс. — Тогда вы все нам и расскажете. Мы думали, что вы в Хессенфилде. Должен вам сказать, мы очень беспокоились из-за того, как обернулись дела. Давайте сведем ваших лошадей на конюшню. — Он шел рядом со мной. — Я удивлен, что ваш дядя позволил вам уехать из Хессенфилда.

— Надо многое рассказать вам, Ланс. Дядя Карл здесь?

— Он будет сегодня вечером. У него полно дел. С тех пор, как мы расстались, кое-что произошло.

— Я знаю.

Дикон все это время молчал. Я догадалась, что он не знает, как ему теперь поступить, после того как он благополучно доставил меня и сдал на попечение Ланса Клаверинга. Наверно, он прикидывал, разумно ли будет покинуть нас немедленно.

— Вы приехали одни? — спросил Ланс. — Только вдвоем?

— Ну… мы путешествовали с попутчиками, — уклончиво ответила я.

Ланс взглянул в сторону Дикона:

— Надеюсь, прогулка была неплохая.

— Да, благодарю, — сказал Дикон. — Все благополучно.

— Вы, вероятно, утомились. Вам дадут еды и постель на ночь. Думаю, вы хотите вернуться в Хессенфилд как можно раньше.

— Я должен вернуться, — ответил Дикон.

— С вами ничего не случится. Мы выгнали этих проклятых шотландцев. Какая наглость! Представляете, они дошли до Престона. Теперь они по ту сторону границы — те, которые успели.

Я увидела, как Дикон поморщился.

— Безнадежно! — продолжал Ланс. — Не могу понять, о чем они думали. Что же случилось, Кларисса? Вам так захотелось домой?

— Пора было возвращаться. Ланс громко рассмеялся.

— Это решительная молодая леди! — сказал он Дикону. — Думаю, в Хессенфилде это заметили!

Дикон кивнул.

Когда мы вошли в дом, Лаура Гарстон, жена мэра, тепло встретила нас, выразив свое удивление при виде меня.

— Молодые люди совсем выбились из сил, — сказал Ланс. — Кларисса потом все нам расскажет. А пока им надо помыться, поесть и отдохнуть. Это Джек Торли, молодой человек из Хессенфилда.

Ланс сразу отметил благородство манер Дикона. Сначала он принял его за грума, но уже спустя несколько секунд, будучи светским человеком, стал относиться к Дикону как к равному. Я была благодарна ему за это, и несмотря на то, что я беспокоилась о Диконе, для меня было огромным удовольствием опять находиться в веселом обществе Ланса.

В доме нам приготовили комнаты, и мы смыли с себя дорожную грязь.

Как только мы справились с этим нам подали обед, во время которого я и Дикон имели возможность обменяться несколькими словами.

— Я не могу здесь остаться, — сказал он. — Мне надо ехать.

— Мы еще увидимся?

— Обязательно. Мы не можем не увидеться. Я что-нибудь придумаю.

— Они отошлют меня домой. Нас будут разделять мили.

— Я сказал тебе, что найду способ. Если я останусь здесь… если они узнают, кто я…

— Да, да. Ты здесь в такой же опасности, в какой я была в Хессенфилде. Эти глупые, глупые люди! Я так сердита на них.

— Сейчас не время для гнева. Я немедленно должен уехать.

— Да, я понимаю. Когда дядя вернется, когда начнут задавать вопросы…

— Тогда они не будут столь дружелюбны ко мне. О, Кларисса, почему ты должна быть с ними? Ты же наша.

— Я принадлежу сама себе и держусь в стороне от этих дурацких свар. Мне все равно, за кого ты — за Георга или за Якова. Ты знаешь это.

— Я люблю тебя, — сказал Дикон.

— Я люблю тебя, — ответила я. Мы улыбнулись друг другу.

— Эти дни в мансарде… Я никогда не забуду их, — сказал он.

— Я тоже. Я бы хотела вернуться туда. Хотела бы быть еще в пути, очутиться на галерее «Ночлег на одну ночь».

— О, Кларисса, Кларисса… — повторял он мое имя, заставляя меня трепетать. — Я вернусь за тобой. Что бы ни случилось, клянусь, я приду.

— Да, знаю. А теперь ты должен ехать, Дикон. Ты очень рискуешь, и чем дольше ты здесь, тем опаснее это для тебя. Я буду думать о тебе, пока ты будешь в пути и вернешься домой… Ты поедешь в Шотландию? О, Дикон, не надо! Пусть они ведут свои глупые войны, если это им нужно, но ты… только не ты… Давай подумаем, как нам соединиться!

— Когда все кончится, и истинный король будет на троне я приеду за тобой и буду просить твоей руки. Я увезу тебя к себе… и мы заживем счастливо.

Мы посидели молча, держась за руки. Потом Дикон поднялся и сказал:

— Теперь я пойду к нашей хозяйке. Я скажу ей, что должен уехать рано утром. Так лучше. Когда я уеду, ты можешь сказать им правду о том, кто я… Так будет проще.

Я потерянно кивнула.

Эту печальную ночь мы провели каждый в своей комнате. Он делил комнату с одним из старших слуг, потому что других не было. У меня была своя маленькая комнатка. Я лежала, думая о нем и знала, наверняка, что и он думал обо мне.

На рассвете я спустилась в конюшню. Мы бросились друг к другу и несколько мгновений стояли, не в силах разжать объятия. Его последние слова были:

— Я вернусь. Помни об этом. Я вернусь за тобой, Кларисса!

Я стояла и смотрела, как он удалялся в свете раннего утра.


Надо было очень многое объяснить, и когда дядя Карл и Ланс услышали мою историю, они пришли в ужас.

— Как лорду Хессенфилду пришло в голову отправить тебя таким образом! — воскликнул дядя Карл.

— Разве он мог держать ее там? — спросил Ланс. — Он правильно сделал. Господи! Что было бы с ней, окажись она сейчас в руках Френшоу!

— Они считали, что я шпионка, — объяснила я.

— Хорошенькое дело! — сказал дядя Карл. — Теперь надо решить, что делать с тобой. Ты же знаешь, что происходит. Страна в состоянии напряжения. Тот факт, что эти горцы дошли до самого Престона, всех нас потряс. Кто бы мог поверить, что это возможно? Север — это рассадник измены.