— Я начинаю понимать, почему вы так дорожите этой пчелой, — промолвил Ред, в раздумье глядя на нее и завязывая на шее галстук.

Понял ли он? Ее охватил озноб при мысли, что она открыла слишком много. Глядя на золотистое мерцание крылышек пчелы, она заставила себя улыбнуться.

— С тех пор минуло много лет. Возможно, глупо с моей стороны надеяться, что император вспомнит.

— У него репутация человека с хорошей памятью, — возразил Ред. Он взял у нее из рук ленту с приколотой пчелой и обернул вокруг шеи, слегка поклонившись.

Джулия молча вздохнула. Торп не станет расспрашивать ее подробнее. Не сейчас. Позже, когда они достигнут острова Святой Елены, ей придется сказать ему…

Ее рука машинально потянулась к впадинке у шеи, где блистала пчела, наполеоновская золотая пчела, которая должна была помочь ему узнать Джулию и ее отца, а теперь уже только одну Джулию. Пчела и Робо должны стать началом освобождения императора и его возвращения к власти.

Глава 7

— Пираты, проклятые пираты, вот кто они такие! И пусть называют себя как угодно — алжирский флот или бич Средиземноморья, все равно они — просто пираты, которых следует ловить и уничтожать, как всякий сброд!

Шел небольшой праздничный обед, за которым собрались ровно двенадцать человек. Уже были съедены суп, рыба, дичь и птица, но оставались по крайней мере еще три перемены блюд. Свечи в канделябрах на стенах и на столе сгорели наполовину. Крошки, винные пятна и скомканные салфетки на столе нарушали гармонию, хотя аромат роз в центре все еще пробивался сквозь запахи пищи. Был назван титул лишь одного из сидевших за столом, говорившего в данный момент, но, без сомнения, остальные гости тоже были достаточно богаты и знатны. Джулия, глядя на них, была рада, что последовала советам тетушки Реда в отношении портнихи. Она не испытывала ни малейшей неловкости, хотя ей начинало приходить в голову, что Тадеус Бакстер — не просто купец, как представил его Ред. И поэтому не удивилась бы, узнав, что Бакстеры вращаются в высших кругах лондонского общества.

Оратор, разоблачавший алжирских пиратов, был представлен как лорд Голланд. Язвительный человек лет сорока пяти, представительный мужчина, со следами былой красоты — если можно так сказать о мужчине, — он приходился племянником великому деятелю вигов Чарльзу Джеймсу Фоксу, но и сам был известен как политик.

— Алжир — не самая богатая страна в мире, — откликнулся хозяин со своего места во главе стола. — Пиратство веками являлось для нее способом выживания. Убейте нескольких — остальные сплотятся теснее и станут еще отчаяннее. Наша компания воевала с ними десятилетиями. В этом году в списке пропавших лишь три корабля, но сколько мелких суденышек погубили их постоянные нападения!

— Американцы правильно считают, — заявил лорд Голланд. — Надо отправить туда моряков, обстрелять их города и вернуть христианских женщин и мужчин, которые силой проданы в рабство.

— И развязать войну роди спасения этих немногих? — осведомился Тадеус Бакстер. — Алжир является вассалом турецкой оттоманской империи. Может оказаться, что мы боремся с гораздо более сильным врагом, чем воображали.

— Ведь не навлекли же на себя войну Соединенные Штаты, напав на пиратов острова Триполи несколько лет назад. К тому же, мой добрый друг, речь идет не о нескольких рабах. Сколько мужчин-европейцев, умерших под плетью, сколько белых женщин, томящихся в гаремах, — сосчитать невозможно. Но я забыл, что присутствуют дамы. Позвольте мне, миссис Бакстер, просить у вас прощения.

— Я не уверена, что дам его, совсем не уверена, — промолвила тетя Люсинда с забавной суровостью. — Случалось ли вам замечать, дамы, что мужчины стараются изменить тему, как только она становится интересной?

— Да, часто, — согласилась леди Голланд. — И никогда не спрашивают нашего мнения по интересным вопросам. По вопросу о рабстве, например. Почему мы должны выделять Алжир? Мужчины и женщины, попавшие в рабство, есть на каждом континенте. Правда, возможно, в их жилах не течет европейская кровь, но тем не менее они рабы.

Двое других гостей за столом переглянулись. Леди Голланд, по словам тетушки Люсинды, хорошо известная своими радикальными взглядами, нередко задавала взбучку трубочистам за то, что их мальчики лазили в горячие трубы, наказывала возчиков, стегавших лошадей, и привлекала к суду мельников за использование детского труда. Говорили даже, что она посещала Бедлам, больницу святой Марии Вифлеемской, где томились скрытые от взоров общества лондонские сумасшедшие.

— Мы не хотим оскорблять ваших чувств, леди Голланд, — сказал Ред, поигрывая рюмкой, — но, насколько я понимаю, вооруженная интервенция обычно вызывает смерть христианских рабов ислама. Хозяева скорее убьют их, чем примирятся с их освобождением. Единственный их шанс — стать мусульманином, так как один истинно верующий не может порабощать другого. Но загвоздка в том, что сначала владелец должен предложить рабу принять мусульманство.

— Вы весьма осведомлены, капитан Торп, — заметила леди Голланд.

— Ничуть. Боюсь, я уже исчерпал все свои знания, которые можно получить в любом средиземноморском порту. Тетушка Люсинда сморщила губы:

— Несмотря ни на что, я согласна с лордом Голландом. Жестоко оставлять их томиться в тюрьмах и ничего не предпринимать.

— Приверженцы ислама не держат монополии на рабство, и их тюрьмы — не худшие в мире, — вставила леди Голланд.

— Верно, — сказал Ред, бросив быстрый взгляд на Джулию, — насколько я понимаю, вы и ваш супруг не одобряете отношения Англии к побежденному императору Франции?

— Не одобряем, — ответил за нее муж. — Позор! Нам подобает быть великодушнее.

Вмешался другой гость, также один из руководителей Ост-индской компании.

— Мы однажды проявили великодушие. Мы дали Бонапарту собственное королевство на Эльбе с маленькой армией, и что мы получили? Сто дней, вот что! И гибель пятидесяти тысяч молодых людей. Послушайте, этот человек, как и любой диктатор, помешанный на власти, должен быть изолирован от остального человечества. Пусть считает, что ему крупно повезло, что у него еще есть голова на плечах!

— Вы говорите так, словно он преступник, — возразила леди Голланд.

— Когда Наполеон отрекся от престола и добровольно отправился на Эльбу, существовала уверенность в том, что страна, которую он превратил в великую, останется неприкосновенной. Однако буквально через несколько месяцев Англия, Австрия, Пруссия и Россия, все его старые враги, стали рвать Францию на части, словно хищные птицы. Мог ли он взирать на это безучастно?

— Ну, — возразил джентльмен, — как женщина, вы этого не поймете. Со своей стороны, скажу, что он устроен гораздо лучше, чем заслуживает. Он живет в полном довольстве и безделье за счет английского народа и поглощает лучшие яства и вина, какие только может ему предоставить наместник королевства!

Лорд Голланд поспешил на помощь своей жене:

— Если вы имеете в виду груз, отправленный Наполеону от нашего имени, не могу сказать, что компания неохотно приняла его. Надо полагать, она извлекла большие доходы, снабжая гарнизон охраны императора!

— Прошу вас, джентльмены, не будем переходить на личности, — предупредил их Тадеус Бакстер и скорее решительно, чем тактично, переменил тему беседы.

Несмотря на перепалку, беседа произвела на Джулию теплое впечатление. Было приятно, что и в Англии некоторые высокопоставленные люди так же глубоко, как и она, переживали заточение Наполеона. В глубине души ее терзали сомнения. Как поступит британское правительство с теми, кто останется на Святой Елене после бегства Наполеона, с теми, кто будет в Британии, когда император окажется на свободе? Наверное, если достаточно много людей видят несправедливость его заточения, не будет особых репрессий против заговорщиков, устроивших его бегство.

Позже, когда дамы перешли в гостиную, оставив мужчин в обществе портвейна и кларета, Джулия отыскала леди Голланд. Они беседовали с живейшим интересом, пока тетушка Люсинда не отозвала Джулию.

— Вы должны сказать кое-что Реду, — тихо сказала она. — Я хотела предупредить его раньше, но вы оба переодевались к обеду. Я не знаю, говорил ли он вам о матери? Вы знаете, что она снова вышла замуж после смерти его отца, и теперь она леди Кэткарт? Я сегодня получила от нее записку; она в городе и собирается меня навестить. Я не знаю, имеет ли она понятие, что Ред находится здесь, но он не сможет уклониться от встречи с ней, если она настаивает на этом.

— Возможно, она видела объявление о бракосочетании, — предположила Джулия.

— Несомненно, — согласилась тетя Люсинда.

— Тогда она хочет приехать посмотреть на меня, как любая мать.

— Любая, кроме Георгины. Сомневаюсь, что ею движет материнское чувство. — Тетушка Люсинда мрачно улыбнулась. — Я могу придумать лишь три причины ее приезда; ни одна из них не делает ей чести.

— Боюсь, что не понимаю вас.

— Прежде всего, это может быть каприз, во-вторых, она может чего-то от него хотеть и, наконец, она, возможно, желает кого-нибудь смутить или доставить неприятность.

Джулия посмотрела на нее, пораженная злобой, звучавшей в голосе этой обычно мягкой женщины. Наконец она сказала:

— Ред никогда не откровенничал со мной относительно своей матери. Те немногие сведения, которыми я располагаю, сообщил первый помощник на борту «Си Джейд», и я не совсем уверена в его правоте.

— Насколько я знаю мистера Фри, этот молодой человек не склонен к преувеличению.

— Не склонен, — согласилась Джулия. — Но если так, правда ли, что мать Реда способствовала смерти его отца?

— Я бы хотела ответить вам положительно, моя дорогая, но, по правде говоря, никто не знает. Можно только догадываться и не более. Для меня важно, что думает об этом Ред. Я точно знаю: он верит в это всем сердцем.

Вскоре после этого мужчины присоединились к ним. В качестве частичного вознаграждения за гостеприимство тетушки Люсинды Джулия согласилась продемонстрировать гостям свое мастерство за фортепьяно. Ред не остался в стороне, предложив переворачивать ей ноты.

Инструмент стоял в алькове в конце гостиной. Звучала мелодия Моцарта, и Джулия произнесла через плечо:

— К чему такие жертвы? Я могла бы сама переворачивать страницы.

— Не сомневаюсь, — сказал Ред, укрепляя свечу в канделябре над пюпитром и наклоняясь к ней под этим предлогом, — но как я мог упустить возможность вновь сыграть роль обожающего мужа?

— Думаю, легко, если бы не зрители.

— Да, конечно, зрители — это важно. Но если вам угодно, чтобы я продолжал, наедине с вами, уверен, это можно устроить.

— Я вовсе не говорила… — глубоко вздохнула она, — хотя я весьма польщена, боюсь, мне придется уклониться.

— Почему? У вас нет ни одного предлога. У нас есть и светское, и церковное благословение.

Она взяла неверную ноту и тут же исправилась. Любопытные взгляды, обращенные к ней, не вселяли в нее уверенность. Вспыхнув, она бросила на него разгневанный взгляд:

— К чему эти шутки? Вы же знаете, что настоящий брак между нами невозможен.

— Осторожнее, — предупредил он, — гости подумают, что присутствуют при нашей первой ссоре.

— И, возможно, будут правы.

— Не думаю, — сказал он, по ее знаку переворачивая лист, — обмен мнениями — не ссора.

— Можно ли счесть это обменом мнениями, если вы не спросили моего?

— Прошу прощения, мадам Торп! Я настолько привык слышать вашу точку зрения независимо от того, хочу я этого или нет, что мне и в голову не пришло спрашивать у вас разрешения. Итак?

Джулия нахмурилась, подыскивая слова.

— Брак должен основываться на любви, доверии и уважении, — сказала она. — Три составляющих, ни одной из которых у нас не наблюдается.

— Как сложно! — пробормотал он. — Я думал, все, что вам нужно, это мужчина, без которого вы не сможете жить.

Он напомнили ей ее собственные слова, произнесенные на борту «Си Джейд». Это было так давно. Как странно, что он это помнил.

— И это тоже, — ответила она каменным голосом.

— Тогда жаль, что вы ступили на борт моего корабля, — резко сказал он и больше не заговаривал с ней, пока пьеса не окончилась и он не отвел ее к гостям.

Ред по-прежнему пребывал в плохом настроении, когда последние приглашенные уселись в свои экипажи и они с Джулией смогли покинуть гостиную. Он держал дверь спальни открытой и, когда Джулия прошла, с шумом закрыл ее. Не говоря ни слова, он снял сюртук и стал развязывать галстук.

Джулия с беспокойством посмотрела на него, открывая гардероб. Она достала с полки свою черную сорочку и, встряхнув, положила на кровать. Ред мельком взглянул на это пышное одеяние, брови его сдвинулись, но он промолчал.

Взволнованная больше, чем ожидала, Джулия сняла с шеи золотую пчелу, затем вынула шпильки из волос. Она попыталась расстегнуть ряд мелких пуговок на спине. Ред помогал ей застегивать их перед обедом, но она не хотела просить его о помощи сейчас, особенно в его нынешнем настроении. При мысли о горничной, чьими услугами она могла бы воспользоваться, если бы Ред не отказался от них, Джулия в раздражении стиснула зубы. Она молча сражалась с пуговицами, почти обхватив руками собственную спину.