Джулия, пригубив кисловатое, разбавленное водой вино, не могла понять пристрастия леди Лоу к этому напитку. Отец мадемуазель Дюпре считал, что подать плохое вино гостям — значило проявить либо скаредность, либо неуважение, либо и то, и другое. Искоса взглянув на худое серое» лицо губернатора острова Святой Елены, Джулия подумала о винах, которые он мог подавать к столу своего знаменитого пленника, человека, который был императором страны, где вино считается соком жизни.

В это время один из секретарей Лоу, в красно-сером мундире пятьдесят третьего подразделения, вошел в комнату и положил перед хозяином записку. Сэр Гудзон Лоу, кивком отпустив секретаря, быстро пробежал глазами записку и, повернувшись к обществу, сказал:

— Леди и джентльмены, рад сообщить вам, что пленник надежно охраняется. Генерал Бонапарт поужинал и рано лег спать.

— Честное слово, ваше превосходительство, — воскликнула жена капитана, — должно быть, вы располагаете очень эффективной системой надзора!

— Естественно. Вы заметили семафорные вышки на острове? Охрана на них отслеживает любые передвижения узника. Эта записка говорит о том, что генерал не вышел к обеду, а заказал его в свой кабинет на подносе. Через некоторое время свеча в спальне была потушена.

Жена капитана содрогнулась.

— Не хотела бы я оказаться под таким надзором!

— Человеческие чувства мало что значат для меня, мадам. Бонапарт чрезвычайно опасен. Однажды он бежал и был задержал вновь слишком дорогой ценой — ценой человеческой крови. Мой долг — следить, чтобы этого не произошло снова, поэтому я отношусь к делу весьма серьезно.

— Как низко падает былое могущество, — тихо произнесла женщина.

— Благодарите Бога, — отрезал губернатор. — Лично я считаю его счастливцем, так как он до сих пор жив. Со многими правителями за последние годы судьба обошлась гораздо более жестоко.

Жена капитана умолкла, очевидно, из вежливости.

Джулия смотрела на человека во главе стола с отвращением. Ходили слухи, что войска, охранявшие императора, получили разрешение применять любые средства для получения информации, вплоть до заглядывания в окна. Судя по записке, полученной капитаном, это весьма походило на правду. Джулия не осознала, что гримаса презрения появилась на ее выразительном лице, пока не поймала на себе удивленный взгляд русского комиссионера. Она быстро постаралась изобразить улыбку, но взгляд Бальмена все же не раз возвращался к ней в течение обеда.

Наконец хозяйка неохотно предложила дамам покинуть столовую.

— Не задерживайтесь за портвейном, джентльмены, — сказала она, особенно ласково улыбаясь Редьярду Торпу.

Увидев иронически приподнятую бровь Джулии, Ред нахмурился.

Дамы, утешив себя кофе с большим удовольствием, чем крепким вином, провели часок за сплетнями и праздной болтовней. В благодарность за новинки лондонской моды гостей ввели в курс последних скандалов на острове, в число которых неизбежно входили пикантные подробности об императоре. Леди Лоу считала, что великий человек болен. Прошли недели, сказала она, с тех пор как он последний раз выходил за стены Лонгвуда. Довольно продолжительное время он не появлялся и за обеденным столом. Окна его спальни и кабинета занавешены одеялами, что в такую жару равносильно самоубийству, хотя, конечно, это защищает их от любопытных взглядов. Генерал отказался от услуг британских врачей, объявив их бесполезными, и предоставил своему организму возможность самому лечить себя. В Джеймстауне свирепствует гепатит, иногда вспыхивает тропическая лихорадка, но никто не имеет понятия, чем болен Наполеон.

— Лично я, — разоткровенничалась леди Лоу, — вовсе не уверена, что генерал отправляется спать, когда задувают свечу. В конце концов, ему только пятьдесят, и лучшие из его маневров, как военных, так и любовных, всегда имели место между закатом и восходом. Разве имена более десятка самых красивых женщин Европы не были связаны с его именем за последнее десятилетие? Говорят, что Альбина, графиня Монфолон, благоволила ему. Ее дочь, родившаяся на острове, получила имя Наполеона. Потом эта девчонка Балькомб, ее звали Бетси, — он был очень увлечен ею, хотя она только что окончила школу. Чем она ублажала великого полководца, мы можем только догадываться, но она умело пробиралась через ряды охранников, навещая его в самые неподходящие часы. Ей было позволено ездить на его лошадях и даже, один раз, Надеть знаменитую мантию, которую он носил при Маренго. Если это не благосклонность, я просто не знаю, как это назвать!

— Балькомб, — задумчиво произнесла жена капитана. — Кажется, я знаю эту семью. Был такой Вильям Балькомб, о котором болтали, что он сын безумного старца из Виндзорского замка.

— Отец Бетси Балькомб, моя дорогая, — кивнула леди Лоу. — Удивительно, как девушка из такой семьи привязалась к человеку с таким воспитанием, но тем не менее Бетси проходила в Лонгвуд, не здороваясь и не прощаясь и уж тем более не спрашивая разрешения. Гудзон что-то заподозрил и установил слежку за ее отцом, который доставлял французу продовольствие и напитки. Оказалось, он тайно переправлял почту для генерала, и в этом все дело. Их отправили обратно в Англию. Думаю, ваши корабли разминулись в пути. В самом деле, неудивительно, если сейчас мысли Наполеона там, где он расстался со сговорчивой супругой графа де Монфолон,

— Мне нравилась Бетси, — вставила падчерица. — Она была такая живая и веселая. Служащие гарнизона просто не могли перед ней устоять.

— О, я не отрицаю, моя дорогая, она действительно красавица, — ответила леди Лоу. — Я только хочу сказать, что лучше, если бы за ней присматривали. Слухи о ее жизни на острове Святой Елены, безусловно, докатятся до Англии, независимо от того, являлась ли она на самом деле любовницей генерала Бонапарта или нет. Что за жизнь ее ждет там с подобной репутацией?

В голосе губернаторской жены Джулии послышался оттенок черной зависти. Уж не жалеет ли она, что ей самой не представилась возможность стать близким другом Наполеона? Тряхнув головой, она отогнала эту мысль. Тем не менее Джулии вовсе не нравилась вульгарная и спесивая жена губернатора. Ее презрение лишь усилилось, когда она увидела, что леди Лоу тайком вынимает из сумочки маленькую флягу и подливает спиртное себе в кофе.

Через некоторое время к ним присоединились мужчины и начались разговоры на общие темы. Джулия обменялась несколькими замечаниями с падчерицей леди Лоу, но по большей части оставалась в тени. Опасаясь сказать что-нибудь лишнее в стане врагов императора, она выбрала благоразумный курс на немногословие.

— Мадам Торп, разрешите приветствовать вас на Святой Елене, — Русский, комиссионер с поклоном подошел к ней. Получив приглашение сесть рядом, он продолжил:

— Всегда приятно встретить новое лицо в нашем замкнутом обществе, особенно такое очаровательное. Вы предполагаете задержаться надолго?

Загадочный славянин граф де Бальмен был привлекательным мужчиной с безупречными манерами. Он был гладко выбрит и пах горьковатой геранью. Белая лента подчеркивала синее поле его сюртука с многочисленными орденами и знаками отличия, поблескивающими на груди.

— Благодарю вас, — улыбнулась Джулия, — вы очень добры. Однако мы с мужем находимся здесь проездом в Рио-де-Жанейро и пробудем не дольше, чем задержится в гавани «Давид».

— Вот как? — сказал он задумчиво. — Возможно, я тоже скоро вернусь к цивилизации.

— В Россию? — осведомилась она.

— Когда-нибудь мы все возвращаемся к матушке России. И все же я еще не повидал мир. Рио-де-Жанейро, например.

Было бы нелепо полагать, что мужчина, сидящий напротив, собрался предпринять такую поездку только ради нее. Однако Джулия не сомневалась, что за его словами что-то кроется.

— Думаю, это прекрасное место в столь же прекрасной стране, — осторожно произнесла она.

Он медленно кивнул, словно взвешивая ее слова. Взгляд Бальмена случайно упал на золотую пчелу, которая в тот вечер висела у нее на груди на тонкой цепочке.

— Я понимаю, мадам, что мне не следует расспрашивать об украшении, которое вы носите, но оно совершенно уникально. Никогда не видел ничего подобного.

— Оно принадлежит моей матери, — сказала Джулия, слегка пожав плечами.

— Интересно, нет ли в нем какого-либо особого смысла? К примеру, может быть, это королевская пчела или у нее есть жало в хвосте?

Джулия резко повернула голову.

— Что вы имеете в виду? — тихо и требовательно спросила она. Во взгляде его темных загадочных глаз прочесть что-либо было невозможно.

— Извините, мадам Торп. Я просто оговорился: меня иногда подводит английский. Такой варварский язык. Французский гораздо цивилизованнее, не так ли?

Произнося последнюю фразу, граф перешел на упомянутый им язык. У Джулии было лишь несколько секунд, чтобы решить, подкрепляет ли он этим собственное утверждение или подвергает ее какой-то форме проверки. Она слегка наклонила голову.

— Его называли языком дипломатии, — сказала она, принимая вызов.

— В Петербурге при дворе царя Александра говорят исключительно на французском. Русский император большой поклонник всего французского, и Наполеона тоже.

— В самом деле? — спросила Джулия, не зная, как на это реагировать.

— Да. При дворе я столько слышал о человеке, с которым и сам хотел бы наконец встретиться, но увы!

— Увы?

— Я так и не видел его вблизи за все скучнейшие месяцы моей службы здесь. Мы обмениваемся посланиями, не более того. Я смотрю на него в подзорную трубу, как и все комиссионеры из Франции, Австрии, Пруссии, сэр Гудзон Лоу и солдаты пятьдесят третьего подразделения. И, судя по вспышкам в его окнах, я подозреваю, что он отвечает нам тем же. Но, к сожалению, это все, что нам удается увидеть. Я иногда думаю, что он превратился в мираж, а мы делаем вид, что охраняем его, потому что о другой возможности страшно подумать.

— Понимаю, — ответила Джулия. Тут ей показалось, что вокруг стало непривычно тихо, и, повернув голову, Джулия обнаружила, что они с графом стали центром внимания. Ред первым нарушил наступившее молчание.

— Моя дорогая, вы встретили кого-то, владеющего вашим родным языком, и теперь совершенно счастливы. — Он повернулся к губернатору. — Видите ли, ваше превосходительство, моя жена — американская креолка из Нового Орлеана. Семья ее отца происходила из Франции, хотя уже несколько поколений живет в Новом Свете. Моя жена владеет двумя языками, понимает по-испански и знакома с основами латыни и греческого.

— О, — медленно произнес сэр Гудзон Лоу обиженно.

— Прошу прощения, — виновато улыбнулась Джулия. — Так безрассудно с моей стороны говорить на иностранном языке.

— Нет-нет, это моя вина, — возразил граф. — Я первый начал. Мадам Торп лишь проявила вежливость, отвечая мне на французском.

— Я бы тоже хотела свободнее говорить на этом языке, — сказала жена капитана с вызовом. — Конечно, в детстве мне преподавали основы, но как было совершенствовать знания, если десятилетиями шла война!

Граф наклонился вперед.

— Следовательно, император, который был бы весьма рад, если бы англичане перешли на французский, виноват в том, что вы не преуспели в языке.

Женское хихиканье немного разрядило обстановку, однако сэр Гудзон Лоу даже не улыбнулся. Из-за его молчаливого недовольства вечер закончился и гости разъехались.

Собственный экипаж губернатора, один из немногих на острове, доставил чету Торпов вместе с капитаном и его женой обратно на корабль. Присутствие кучера ограничивало возможность беседы, пока они не оказались на борту. Остаток вечера они скоротали за рюмкой великолепного вина. Наконец Ред встал, и Джулия последовала его примеру, хотя ноги у нее были точно ватные.

В комнате Джулия положила ридикюль и перчатки. Ред не спеша снял сюртук. Затем, повернувшись к ней спиной, спросил:

— Неужели граф оказался настолько очарователен, что вы позабыли обо всем, или же вы намеренно старались возбудить подозрения у губернатора?

Джулии не понравился его тон и постановка вопроса, но она постаралась дать честный ответ.

— Ни то, ни другое. Когда граф заговорил со мной, это прозвучало как вызов. Каждый, кто слышит мое произношение, без труда догадается, что мой родной язык — французский. Мне показалось, что разыгрывать незнание было бы не менее подозрительно. Мне и в голову не пришло, что русский комиссионер играл на публику, и к тому же я не подозревала, что сэр Гудзон Лоу настолько чувствителен.

— Он не просто чувствителен, он невероятно подозрителен. Вдобавок он недолюбливает аристократа де Бальмена. Постарайтесь не забыть об этом в следующий раз и ограничьте ваше общение дамами.

Джулия глубоко вздохнула.

— Очень хорошо, — проговорила она отчетливо. — Я постараюсь, если, в свою очередь, вы послушаетесь моего совета. Вам более пристало посвятить свое внимание мужчинам. Ни один мужчина, находящийся в здравом уме, не получает удовольствия оттого, что другой уделяет повышенное внимание его жене прямо перед его носом. Разумеется, — мягко продолжила она, — флирт бесценен, если направлен на то, чтобы отвлечь внимание губернатора от вашего интереса к Наполеону. Другими словами, вы необоснованно преувеличиваете опасность провала готовящегося побега.