— К сожалению, я не понимаю вас, — сказала Джулий сначала по-французски, затем по-испански.

Женщина презрительно фыркнула и вихрем вылетела из комнаты. Джулия села. Раньше чем она коснулась пола, вошла служанка, внесла маленький круглый столик, на котором был накрыт завтрак — жареный ягненок, пшеничные лепешки, свежий инжир и засахаренные абрикосы, а также горячий мятный чай. Джулия помыла лицо и руки горячей водой из сосуда и села за стол. Пока она ела, женщина подошла к сундуку и извлекла оттуда пару панталон цвета морской волны из прозрачного газа и свободную вышитую блузку из турецкого шелка, которая перехватывалась поясом ниже груди. Все это она разложила перед Джулией, прибавив пару бархатных вышитых шлепанцев с загнутыми носами. Служанка сложила розовую накидку и убрала ее, жестами объясняя, что такое пышное одеяние с покрывалом, скрывающим лицо, нет необходимости носить внутри гарема.

Когда Джулия поела и переоделась, женщина подтолкнула ее в сторону общей комнаты. Джулии не хотелось покидать помещение, где она чувствовала себя в безопасности, но пришлось повиноваться.

В большой комнате оказалось светло и прохладно. Глухие шторы были отдернуты, открывая вид на залитый солнцем сад. И повсюду были женщины. Они сидели на диванах, на подушках, лежавших на полу, прогуливались по саду, кормили сидевших на ветках птиц и разговаривали с ними нежными голосами. В воздухе витал запах пищи. Служанки мелькали тут и там со столиками, похожими на подносы, уставленными всевозможными яствами и напитками. Под сводчатым потолком висел дым, вьющийся из курильниц с благовониями, расставленных по всей комнате.

Джулии показалось, что среди женщин есть представительницы всех наций, живущих под солнцем: угольно-черные эфиопки, со сверкавшей словно эбеновое дерево кожей, тонкогубые египтянки с подведенными глазами, сирийки с толстыми губами и длинными носами, темнокожие турчанки, индианки с длинными, доходящими до колен волосами. Миниатюрные светлокожие и узкоглазые женщины с Дальнего Востока стояли рядом со свирепыми на вид уроженками монгольских степей. Была здесь и знойная итальянка, и греческая красавица, и наваррка с рыжевато-каштановыми волосами. Хотя все они были одеты почти в такие же костюмы, как и Джулия, ни один из них не совпадал по цвету с другим. Некоторые носили небольшие тюрбаны, другие — бархатные шапочки с длинными шелковыми кистями или головные повязки, откидывающие волосы назад. Сверкающие золотым и серебряным шитьем, шелковыми лентами и бахромой, а также золотыми и серебряными украшениями, они сами походили на птиц с причудливым оперением. Звук их речи и смех напоминал щебетание стаи. Девушек насчитывалось не менее двух сотен. Все они замолчали, как только Джулия вошла в комнату, и принялись разглядывать новенькую. Черкешенка, которая заходила к Джулии, поднялась на ноги, повелительно кивнув наваррке с каштановыми волосами. В ее сопровождении она быстро, но высокомерно приблизилась к Джулии, остановилась на расстоянии вытянутой руки и заговорила. Наваррка, видимо, служившая переводчицей, поспешно обратилась к Джулии:

— Мария, прекрасная наложница Мохаммеда, хочет узнать, кто ты, по чьей воле пришла сюда и зачем?

— Меня зовут Джулия. Я пришла, потому что была избрана деем, думаю, с той же целью, что и все вы.

Женщины коротко посовещались, затем наваррка снова заговорила:

— Ты лжешь. Хотя нескольких новых женщин были подарены гарему дея, могущественный и блистательный правитель Алжира не выбирал для себя никого уже десять лет, с тех пор как его выбор пал на Марию. Она была последней женщиной, ставшей сосудом для его семени, и это случилось почти три года назад. Разве могли чресла дея внезапно помолодеть при виде такой костлявой фигуры? Невероятно, чтобы ты могла возбудить его желание, если даже пышная и юная девственница не сумела этого сделать.

— Возможно, — ответила Джулия, слегка краснея. — Я знаю только, что попала в плен к Баязеду Рейсу и меня послали сюда.

— Ты шпионка, приставленная к нам Абдуллой, чтобы доносить ему, кто из нас недоволен порядками в гареме, кто предается опиуму, а кто лесбийским играм.

— Это не правда, — заявила Джулия.

— А мы заявляем, что это так! Как иначе можно это объяснить?

Мария повернулась к остальным женщинам, пытаясь расшевелить их. Она продолжала обвинять Джулию, в том, что та шпионка, злобно выкрикивала что-то, потрясала кулаками и постепенно довела себя до лихорадочной дрожи. Вокруг раздавался недовольный шепот. Женщины начали подходить ближе, бросая на новенькую злые взгляды. Не имея возможности общаться с ними, Джулия оказалась совершенно беспомощна и могла рассчитывать только на наваррку. Атмосфера в комнате быстро накалялась. Раздались выкрики, похожие на угрозы. Женщины стягивались все более плотным кольцом вокруг Джулии, она чувствовала запах их разгоряченных тел. Чья-то рука дернула Джулию за волосы, другая больно ущипнула чуть повыше локтя. Джулия выгнулась вперед, так как ее толкнули сзади. Оглянувшись, она хотела наказать обидчицу, но не могла понять, кто же ударил ее.

Теперь ее толкали и тузили со всех сторон. Кто-то еще сильнее потянул ее за волосы, с плеча сдернули блузку, обнажив одну грудь. Она пыталась отвечать, но враги были слишком многочисленны. Щипая, дергая, царапая, они наступали на нее со злобными улыбками на лицах.

Внезапно в задних рядах завизжали, затем последовали высокие окрики евнухов и свист плети из кожи носорога, называемой курбашом. Словно по волшебству, женщины расступились, оставив Джулию полураздетой, в разорванной одежде и с кровавыми царапинами на руках. Через комнату к ней подошел Абдулла. Медленным, холодно-враждебным взглядом он оглядел женщин и, убедившись, что все повинуются ему, подал знак двум охранникам вернуться на посты. Затем, словно в задумчивости, он двинулся к Джулии.

— Что за беспорядок? — спросил он голосом невероятно тонким и высоким для такого огромного тела.

Джулия облизнула губы, подыскивая соответствующие испанские фразы. Однако Мария опередила ее, начав что-то быстро объяснять. Джулия не могла знать, в чем именно обвиняла ее эта женщина, но ее слова привели Абдуллу в состояние бешеной ярости. Его черные, близко посаженные глаза пылали звериной злобой. Парализованная ужасом, Джулия смотрела, как он шел к ней, отведя назад руку с курбашом на всю длину, затем рука его начала подниматься.

— Довольно! — Голос раздался из первого коридора, отходившего от общей комнаты. Он не был ни громким, ни пронзительным, но прозвучал безапелляционно и властно.

Абдулла чуть не опрокинулся вперед, останавливая плеть. Навстречу ему поступью, исполненной достоинства, шла пожилая женщина. Он согнулся почти пополам, приветствуя ее. Так как женщина говорила по-испански, он ответил ей на том же языке, хотя накануне не снизошел до разговора с Джулией.

— О дорогая и высокочтимая госпожа, — сказал евнух, — какова будет ваша воля?

— Я могу засвидетельствовать, что эта женщина ни в чем не повинна. Мария из ревнивой злобы подло оклеветала ее. Она не называла вас жирной бесполой свиньей и ничем не провоцировала нападения. Это тоже работа Марии. Теперь, когда вам все известно, ваша воля выбрать наказание для нарушительницы порядка в гареме!

— О всевидящая и всезнающая госпожа Фатима! Что вы скажете о десяти ударах курбашом той, кто чинит беспорядки в гареме?

Госпожа Фатима наклонила голову в знак согласия. Абдулла хлопнул в ладоши, и стража явилась снова. Получив приказ, они подошли к Марии.

Смертельно побледнев, женщина начала протестовать, повернувшись к Абдулле со словами, в которых звучала мольба. Однако действия они не возымели. Джулия с ужасом смотрела, как охранники догола раздели Марию и бросили на большую подушку. Они стиснули ее запястья и щиколотки, заставляя лежать неподвижно. Абдулла вышел вперед, и плеть просвистела в воздухе раз, другой. Затем со всей силы он опустил ее на плечи женщины.

Курбашом можно было содрать мясо с костей, а можно было лишь рассечь кожу. Абдулла выбрал последнее. Мария не закричала после первого удара, хотя плечи ее стали багрово-красными. Она молча приняла вторую и третью плети, которые ровно легли ей на спину. Когда плеть обвилась вокруг талии, она зарычала. Следующий удар исторг из ее горла бешеный крик, она начала корчиться, дергая руками и ногами. Абдулла безжалостно опускал плеть на ее ягодицы, бедра и нижнюю часть ног. Когда женщина получила десятый удар, он остановился. Капли пота выступили на его лице, стекая вниз по подбородку. Он отступил, любуясь своей работой. Тело Марии не было изуродовано, но отмечено десятью ярко-красными полосами. Ее голова безжизненно болталась, когда она рыдала, уткнувшись в подушку.

Старший евнух кивнул, и стражи отпустили женщину, поклонились и разошлись по своим постам. Абдулла с почтением повернулся в сторону госпожи Фатимы.

— Дело сделано, — сказал он.

— Хорошо, — откликнулась она и отпустила его коротким взмахом руки.

Как только широкая спина Абдуллы скрылась из виду, женщины бросились к Марии, подняли ее и унесли направо по второму коридору.

Джулия горестно наблюдала за этим зрелищем. На борту алжирской фелюги Баязед Рейс приказал дать по сорок ударов курбаша Реду и О'Тулу. Наказали ли их? Она не знала. Она ненавидит Редьярда Торпа, говорила себе Джулия, презирает его за предательство, но все-таки ей стало не по себе при мысли о таком наказании. Сорок плетей! Какие шрамы должны после них остаться! Выжили ли Ред и О'Тул?

Сзади раздался голос госпожи Фатимы:

— О Марии позаботятся другие. А вас я попросила бы сопроводить меня в мои скромные владения.

Хотя по форме это прозвучало как просьба, Джулия понимала, что не имеет права отказаться.

— Это большая честь для меня, — ответила она, следуя за женщиной и ее служанкой.

Владения госпожи Фатимы состояли из трех великолепных комнат, выходивших в общий сад. В отличие от других, сравнительно пустых комнат гарема, здесь было много мебели, чувствовался определенный жизненный уклад. Среди обычных кушеток с высокими подушками и обитых тканями стен здесь стояли богато украшенные деревянные ширмы; оконные и дверные проемы были задрапированы дамасским бархатом, золотым шитьем и серебряным кружевом. Бронзовые светильники, отделанные золотом, свисали с потолка и стояли на затейливо изукрашенных подставках. Повсюду были расставлены золотые и серебряные сосуды для воды, сока, масла. Здесь же находились инкрустированные сундуки из сандалового дерева и, слоновой кости, размером от спичечного коробка до колоссальных ларей выше Джулии. Нашлось место и для настоящих сокровищ — огромных гобеленов, шитых золотом, серебром и разноцветным шелком, вырезанных из слоновой кости фигурок слонов с позолоченными хоботами, сосудов для питья из алебастра и кувшинов для благовоний; эмалевых подносов и кубков с золотыми и серебряными краями, украшенных изображениями птиц, зверей и стилизованных цветов; бронзовых павлинов и статуэток из зеленого и розового нефрита. На низком столике в беспорядке, словно хозяйка пересчитывала их, когда ее потревожили, лежали удивительной красоты драгоценные камни: изумруды, бриллианты, опалы, рубины цвета голубиной крови, яхонты, аметисты, аквамарины и гладкие сверкающие жемчужины. Все это выглядело поистине королевской коллекцией.

Служанка осторожно убрала драгоценные камни. Ее хозяйка уселась на диван, указав Джулии на шелковую подушку, лежавшую рядом. Затем она распорядилась (очевидно, насчет освежающих напитков) и повернулась к Джулии.

— Вы озадачены, — сказала она. — Вы оказались жертвой злобы без всякой видимой причины. На вас нападают, издеваются, бьют — в общем, вы попадаете в водоворот событий, которых не понимаете.

— Это так, — подтвердила Джулия.

— Будет нелишне узнать, в чем причина такой враждебности. Я, первая и единственная из оставшихся жен великого и могущественного алжирского дея, объясню вам эту причину. Десять лет назад, когда Марии было четырнадцать лет, ее выбрали, чтобы она согревала постель дея. Она была тогда нежной и юной и на какое-то время смогла раздуть угли его угасавшей страсти. Алжирский дей немолод. Ему скоро минет семьдесят четыре года. Поэтому он стал звать ее на свое ложе все реже и реже. Последний раз он посылал за Марией в месяце рамадан более трех лет назад. Однако с тех пор он ни разу ни за кем больше не посылал, и Мария была последней, познавшей силу его желания, и поэтому правящей фавориткой. Удерживая это положение так долго, она уверовала, что имеет на него право. Она забыла, что поднялась так высоко только благодаря своему господину — дею. Ваше появление стало для нее жестоким ударом. Она испугалась, что вы посягнете на ее место, и поэтому решила покончить с вами или подчинить вас настолько, чтобы вы не решились заменить ее среди женщин, каково бы ни было ваше прежнее положение.

Джулия сделала знак, что поняла.

— Я еще не выразила свою благодарность вам за великодушное вмешательство, о великая госпожа.