Герцог посмотрел, как его сын уходит, обняв за плечи сына Монтгомери, и презрительно бросил:

— Он слишком покладистый и ему обязательно надо, чтобы его любили. Разве я когда-нибудь беспокоился о такой ерунде?! Говорю тебе, Роберт думает сердцем, а не головой.

Рауль некоторое время размышлял, прежде чем ответить:

— Сеньор, сомнений нет, вы — правитель твердый, но разве плохо, если у кого-то сердце теплее вашего?

— Дружище, да я достиг всего только потому, что мое сердце никогда не влияло на голову. Если Роберт вовремя не усвоит этот урок, то, стоит только мне отойти к праотцам, он потеряет все, чем я владею.

Время шло, но герцог не видел, чтобы его первенец как-то менялся. Зимой дворцовую жизнь частенько разнообразили проказы Роберта с последующим скорым отцовским возмездием. Наследник вовсе не обращал внимания, если его наказывали гувернеры, но зато со смехом и стонами жаловался, что рука герцога слишком тяжела.

Пришла весна, и Роберт с радостью предавался любимым рыцарским учениям. Между ним и отцом на некоторое время воцарился мир, да и никакие внешние заботы не нарушали монотонную жизнь, необычную для Нормандца.

Жильбер д'Офей зевнул:

— Хей-хо! Просто хочется, чтобы еще один граф Аркуэ восстал и задал нам работенку.

— Присмотрись к Бретани, — заметил на это Эдгар. — Я тут случайно кое-что услышал.

— Эдгар, ты всегда узнаешь что-нибудь интересное! — воскликнул Жильбер. — Кто тебе сказал? Рауль? Неужели Конан Бретонский отрекся от клятвы верности?

— Этого я точно не знаю, — осторожничал Эдгар, — но Рауль здесь ни при чем. Фицосборн как-то обмолвился, а я задумался над его словами, вот и все.

— Боже, пошли нам хоть какое-нибудь событие, чтобы жизнь стала веселее! — еще раз зевнул Жильбер.

Его молитва была услышана скорее, чем он мог предполагать. Однажды поздней весной весь двор собрался за обедом, как вдруг из-за входных дверей послышался шум и чьи-то сердитые голоса. Герцог сидел за главным столом, на подиуме, лицом к залу. Еда была окончена, и все пребывали в веселом настроении, на столе еще стояли вина со сладостями.

Когда снаружи донесся шум, герцог, нахмурившись, посмотрел на дверь, а сенешаль Фицосборн поспешил проверить, в чем причина столь неуместного беспорядка. Он был уже на полпути к выходу, когда там началась потасовка и чей-то голос отчаянно закричал на ломаном нормандском:

— Аудиенцию! Я умоляю герцога Нормандского дать мне аудиенцию!

Через секунду возмущенный привратник, которого грубо оттолкнули, шлепнулся на разбросанный по полу тростник, а какой-то оборванный, покрытый грязью незнакомец сумел пробиться в зал, втащив за собой двух человек, вцепившихся в его мантию и пытавшихся удержать. На незнакомце была короткая дырявая забрызганная грязью туника, шлем куда-то запропастился, длинные светлые кудрявые волосы в беспорядке сбились на сторону, на лбу были влажные капли от пота. Он остановился посреди зала, глядя на обедавших дворян, повернувшихся к нему в немом изумлении. Пришедший обвел всех взглядом, пока не увидел герцога, который спокойно ожидал дальнейшего развития событий. Незнакомец рухнул на колени и, протянув к Вильгельму руки, вскричал:

— Помогите, милорд герцог, помогите! Выслушайте и даруйте правосудие!

Эдгар застыл на своем табурете, прервав беседу с Вильгельмом Мале на полуслове. Он пристально вглядывался в лицо вошедшего, все еще сомневаясь и не веря собственным глазам.

Герцог махнул рукой, и люди, которые удерживали чужака, отпустили его.

— Никто еще напрасно не просил у меня правосудия. Говори! Что тебя сюда привело?

По каменному полу проскрежетал отброшенный табурет. Эдгар вскочил:

— Эльфрик! Боже, неужели это сон?

Он одним прыжком соскочил с возвышения и бросился к незнакомцу, сжав его в объятиях. Послышалась быстрая саксонская речь. Повинуясь знаку, поданному герцогом, один из слуг наполнил кубок медом и поднес прибывшему.

— Как ты сюда попал? Я едва узнал тебя, ведь прошло столько лет! Ах, друг мой, друг мой! — Эдгар сжал руку Эльфрика, не находя слов от избытка чувств. — Вот тебе вина! Выпей, ты совсем измучен!

Эльфрик дрожащей рукой принял кубок и осушил его.

— Гарольд! — вздрогнул он. — Он в ужасном положении! Замолви за меня слово герцогу, Эдгар! Он меня выслушает?

Эдгар крепко сжал его руку.

— Где эрл Гарольд? Он жив? Скажи только, жив ли?

— Жив, но ему угрожает большая опасность. Захочет ли Нормандец помочь ему? Я не очень-то гладко изъясняюсь на их языке, поговори вместо меня!

Весь двор пребывал в молчаливом ожидании, наблюдая за двумя друзьями. Герцог пальцем поманил к себе Вильгельма Мале, в чьих жилах текла саксонская кровь. Тот подошел и тихо объяснил:

— Он говорит, что эрл Гарольд в опасности.

Мале обратился к юному Хакону:

— Вы, случайно, не знаете, кто этот незнакомец?

Юноша покачал головой.

— Нет, но Эдгар его узнал. Этот человек просит у Нормандца помощи. Он спрашивает, проследит ли герцог, чтобы правосудие восторжествовало.

— Будь уверен. — Вильгельм подался вперед в своем кресле. — Тан Марвелл, подведите этого человека ко мне. Почему он взывает о помощи?

— Сеньор, из-за эрла Гарольда! — воскликнул Эдгар.

Рауль никогда раньше не видел друга в таком возбуждении. Тот повернулся к Эльфрику и что-то спросил. Прибывший начал рассказывать свою историю, но очень несвязно, сбивчиво, подстегиваемый множеством вопросов. Герцог ждал, откинувшись в кресле.

Наконец голос Эльфрика смолк, Эдгар повернулся к Вильгельму:

— Повелитель, эрл Гарольд находится в заключении в Понтье, его жизни угрожает опасность… Где это место, Эльфрик? В Борене, милорд, принадлежащем графу Ги. Я не могу понять точно — Эльфрик и сам не уверен, — но, кажется, в Понтье существует какой-то закон относительно кораблекрушений. Эльфрик говорит, они плавали в свое удовольствие, но встречный ветер выбросил их на скалы у берегов Понтье, корабль затонул, и все добрались до суши. Тут-то их и схватили какие-то рыбаки. Эльфрик утверждает, что люди, потерпевшие кораблекрушение, считаются в Понтье законной добычей. Я чего-то здесь недопонимаю… Ему сказали, что выброшенный на берег человек может быть заключен в тюрьму и подвергнут пыткам, потому что обязан заплатить какой-то огромный выкуп.

Саксонец замолчал, вопросительно взглянув на герцога.

— Да, такой обычай в Понтье есть, — подтвердил Вильгельм. — Продолжай, расскажи, за что граф Ги захватил Гарольда Годвинсона.

Эдгар перевел вопрос.

— Сеньор, он говорит, что кто-то из рыбаков, узнав, кто такой Гарольд, отправился предупредить графа, за золото продав нашего эрла! — Юноша сжал кулаки. — Граф приехал самолично, приказал схватить Гарольда и тех, кто был с ним, заковать в цепи… Эльфрик, а кто именно там был?

Ответ заставил его побледнеть. Эдгар облизал губы и поднес руку к горлу, будто туника не давала ему вздохнуть. Он дважды сглотнул, прежде чем смог заставить себя говорить снова, голос его прерывался:

— Лорд, с Гарольдом были знакомые мне таны, его сестра, госпожа Гундред, и… и Эльфрида, моя сестра! Одному Эльфрику удалось вырваться, и вот он здесь, молит о помощи. — Внезапно Эдгар рухнул на колени. — Я умоляю, герцог. Ведь вы — сюзерен Понтье, помогите Гарольду и тем, кто с ним!

Герцог поднял загоревшиеся глаза, их выражение было трудно понять.

— Успокойся, помощь будет оказана. И причем не мешкая.

Он подозвал старшего лакея:

— Пусть саксонца Эльфрика разместят со всеми почестями. Фицосборн, пройдите за мной. Мы должны сегодня же послать человека в Понтье.

Герцог сошел с подиума и на мгновение задержался перед двумя молодыми людьми. Эльфрик, увидев, что Эдгар стоит на коленях, опустился рядом с ним. Вильгельм сухо приказал:

— Встаньте! Вы оба завтра же поедете встречать эрла Гарольда.

Когда Эльфрик понял, что было сказано, он бросился целовать руку герцога. Эдгар поднялся и стоял скрестив руки на груди, охваченный стыдом из-за того, что выказал на людях так много чувств. Вильгельм как-то странно улыбнулся, услышав от Эльфрика на ломаном нормандском слова благодарности, и ушел, сопровождаемый Фицосборном.

Эдгар наклонился, помог другу подняться и усадил за один из столов.

— Он и в самом деле освободит эрла? — все еще не верил Эльфрик.

— Конечно! Он же дал слово! Но мне кажется… — Эдгар замолчал и присел рядом с Эльфриком. — Расскажи же мне, как там моя сестра? Отец? Если бы ты только знал, как я жду новостей из Англии.

Заметив, как слаб Эльфрик и какой он голодный, Рауль сошел с возвышения и легко тронул Эдгара за плечо:

— Дай другу поесть. Эй, вы, там! Принесите-ка мяса и вина для гостя герцога!

Эдгар соединил руки Рауля и Эльфрика, представляя их друг другу:

— Рауль, это мой ближайший сосед, Эльфрик Эдриксон, Эльфрик, это Рауль д'Аркур, мой хороший друг. — Он поднял взгляд и вдруг крепко сжал запястье Рауля. — Герцог спасет Гарольда из Понтье, — не произнес, а выдавил он из себя, — но скажи, убеди меня, не будет ли Гарольд предан во второй раз?

Ответный взгляд Рауля был мрачен.

— Что за нелепая мысль пришла тебе в голову?

— Нет, ничего. — Эдгар потер лоб рукой. — У меня дурные предчувствия. Мне кажется, я заметил в глазах герцога торжествующее выражение. Да нет, конечно, бояться нечего… Я просто дурак.

Перед его глазами мелькнуло что-то алое и желтое, звякнули бубенцы на шутовском колпаке. Гале тряс своей погремушкой.

— Нет, это было хорошо сказано! — фыркнул шут.

Он проскользнул за спиной Эдгара, подозрительно поглядывающего на него, и дернул за тунику Рауля. Его губы беззвучно двигались, произнесенные слова предназначались лишь Аркуру:

— Если лев выхватывает добычу прямо из пасти лисы, то подумай, спасение ли это для нее?

Рауль с сердитым возгласом обернулся и уже поднял было руку, чтобы дать шуту тумак, но тот увернулся и торопливо исчез из зала, посмеиваясь на ходу. Странный звук этого смеха эхом отдавался под потолком, казалось, с издевкой хохочет злой эльф.

Глава 2

Поздно ночью, когда давно уже прозвучал сигнал гасить огни, два саксонца все еще беседовали в спальне Эдгара. Паж принес вина и пирожных, расставив их на столе, Эльфрик в это время с удивлением разглядывал убранство покоев, гобелены, дорогие меха и серебряные подсвечники. Когда паж ушел, он поднял свой кубок, поглаживая пальцами украшавшую его резьбу.

— Вижу, богато тебя устроили здесь.

— Не жалуюсь, — ответил Эдгар, который уже настолько привык к серебру, золоту и роскошным занавесям, что не считал их достойными внимания. — Расскажи мне об Англии! Ты был с эрлом в Уэлльсе?

Эльфрик тотчас перешел к подробному рассказу об уэлльской кампании. Эдгар внимал ему, подперев голову руками, но вскоре на его лице появилось выражение удивления, смешанного с недовольством, и он прервал рассказчика вопросом:

— Подожди, кто это — Эдрик, о котором ты говоришь? А Моркер? Это один из сыновей Этельвульфа из Пивенси?

— Этельвульф? — воскликнул Эльфрик. — Конечно нет! Ведь Моркер — это сын эрла Эльфгара! Ты должен его знать!

Эдгар покраснел и тихо ответил:

— Ты забыл, что я уже тринадцать лет живу в Нормандии. Так, значит, у Эльфгара такой взрослый сын? Трудно в это поверить. Ну, продолжай! Не враждует ли Эльфгар с нашим эрлом? Я помню, что он был настолько осторожен, что…

— Он умер два года назад, — сообщил Эльфрик, — и оставил после себя двух взрослых сыновей, Моркера и Эдвина, но увы, они не унаследовали его мудрости. Моркер уже сцепился с эрлом Тостигом, правителем Нортумбрии, надеюсь, уж об этом-то ты знаешь?

— Конечно! Его жена приходится сестрой нашей герцогине, поэтому об их делах мы наслышаны предостаточно, даже больше, чем хотелось бы. Он живет в согласии с Гарольдом или все осталось по-прежнему?

— По-прежнему. Он такого натворил в своем графстве, что Гарольд объявил его вне закона, так оно по сю пору и осталось. Тостиг — наш враг. Он ненавидит эрла и, когда король умрет…

— О, король, король! Мне кажется, нас с тобой похоронят, а он все будет жить и жить! — быстро ответил Эдгар.

— Не думал я, что ты так любишь Святого. — Эльфрик внимательно поглядел на друга. — У нас, в Англии, все подданные Гарольда только и ждут смерти Эдварда, чтобы провозгласить королем именно нашего эрла. — Он перегнулся через разделявший их стол. — Эдгар, ты должен знать, скажи, что произошло между герцогом Вильгельмом и королем Исповедником, когда тебя брали заложником?