— Ваша светлость, вот такой она родилась.

— И только ее живот веселился: «Слава Богу, меня будут кормить два рта!», — вставил Гале и ткнул своей погремушкой в эрла Гарольда. — Ну, что, кузен, тебя тошнит?

Гарольд тут же встал, неуклюже пытаясь снять висящий на поясе кошелек. Женщина стояла перед ними обнаженная, окутанная вместо покрывал зловонием, исходящим от ее мертвой половины, свисающей сбоку. Эрл побледнел, и его тут же в самом деле чуть не вырвало от омерзения. Мертвая половина почти разложилась, высохшие руки свисали до самой земли и покачивались при каждом движении уродки, а голова тряслась и подпрыгивала на ходу, проеденная червями, плоть отваливалась от костей.

Эрл отбросил салфетку в сторону, как будто он был недоволен собой, что ему требовалась такая защита, близко подошел к несчастной, возложив руку на грустную живую голову.

— Бог пожалеет тебя, бедняжка, как жалею и я, — ласково сказал он.

Гарольд вложил в слабые руки уродки кошелек и, не оглядываясь, отошел.

Герцог внимательно наблюдал за ним.

— Его тошнило, но он смог прикоснуться к ней, справившись со своим отвращением, — пробормотал он, бегло взглянув на Рауля. — Да, в нем определенно есть величие.

Герцог повернулся к Фицосборну.

— Проследи, чтобы ей дали кошелек и от меня. — Он еще раз взглянул на уродку. — Дитя мое, я думаю, что свое чистилище ты проходишь здесь, на земле. Иди же, как указывает тебе Господь наш. — И посмотрев вслед удаляющейся паре, сказал с гримасой оживления: — Боже, ну и вонь! Дай мне розу, Вильгельм. Что за влюбленная малышка подарила ее тебе?

Фицосборн рассмеялся и, вытащив из скрепляющей мантию фибулы цветок, подал его герцогу.

Вильгельм вдохнул его аромат.

— Ты был прав, Рауль, ужасное зрелище.

Гале, который некоторое время молчал, рисуя пальцем на пыльном стекле окна, поднял голову и пристально посмотрел на герцога. Его взор пылал каким-то потусторонним огнем, лоб влажнел от пота, а голос звучал, как чужой:

— Братец, перед тобой явилась тайна, а у тебя не хватает мозгов ее разгадать.

— Разгадай за меня, дурак! — Герцог все еще наслаждался свежим ароматом розы.

— Перед тобой были Англия и Нормандия, две страны под единым правлением, обе некогда сильные, но теперь одна мертва, гниет и источает зловоние, обременяя другую, которая поддерживает ее своим здоровьем и жизненной энергией.

— Глупости! — пренебрежительно бросил Фицосборн.

Герцог не поднял и взгляда от розы.

— Продолжай, дружок Гале, продолжай, так какая же из них, по-твоему, Нормандия?

Шут поднял дрожащий костлявый палец.

— Сам разве не понимаешь, братец Вильгельм? Нет, прекрасно знаешь, ведь у тебя соколиный взор! Нормандия — это разлагающаяся плоть, тянущая жизненные соки из Англии. Потому-то Англия и возьмет у Нормандии все, что та сможет ей дать, и оставит медленно умирать, в точности так, как ты сегодня видел, да, да… И как через многие годы, на свое горе, увидят сыновья твоих сыновей!

Фицосборн стоял разинув от изумления рот, Рауль наблюдал за герцогом, который бросал из-под бровей быстрые взгляды на шута.

Все молчали. Наконец тяжелый взгляд Вильгельма оторвался от лица Гале.

— Будь что будет, — медленно произнес он и, склонив голову, опять вдохнул запах розы.

Глава 6

Они скакали на север, к Сен-Ло, через реку Вир, по дикому Котантену. Здесь их встретили гонцы из Руана с письмами для герцога. Он быстро просмотрел их, задержавшись только на одном, которое содержало вести из Англии. Вильгельм протянул послание эрлу Гарольду со словами:

— Мне кажется, это вас заинтересует.

Пока Гарольд читал письмо, герцог продолжал вскрывать остальные депеши, не поднимая глаз, будто его вовсе не интересовало, как эрл воспринял это короткое сообщение.

Но глаза сакса ничего не говорили. Он читал неторопливо, взгляд его был задумчив. В послании шла речь об ухудшении королевского здоровья: тот стал меньше охотиться, проводил большую часть времени в молитвах и размышлениях, ссорился со строителями, возводящими здание аббатства в честь Святого Петра, которое медленно поднималось ввысь недалеко от Лондона, на острове Торни. Аббатство должно было стать для короля местом последнего приюта, и он вбил себе в голову, что каменщики не успеют закончить свою работу до тех пор, когда его тело будет нуждаться в погребении.

Кроме того, в депеше сообщалось о волнениях на севере, где правил Тостиг. Прочитав послание, эрл тщательно сложил его и отдал обратно герцогу. Тот взял перо с чернилами и начал писать ответ в Руан. Перо бежало по бумаге решительно, не останавливаясь, оставляя жирные мазки, характерные для его почерка.

Не поднимая глаз от письма, Вильгельм сказал:

— Я думаю, мой друг, мне трудно было бы сохранять спокойствие, имея такого буйного брата, как ваш.

— У меня этого спокойствия и вовсе нет, — мрачно ответил эрл.

Некоторое время Вильгельм молча продолжал писать. Дойдя до конца листа, он посыпал его мелким песком, потом стряхнул его, отложил бумагу и снова окунул перо в рог с чернилами.

— Полагаю, — медленно, сводя эрла этой медлительностью с ума, заговорил он, — что для тебя настало время отплыть в Англию.

Гарольд почувствовал неукротимое желание немедленно вскочить, двигаться, что-то делать. Но сдержав порыв, продолжал спокойно сидеть, глядя на Вильгельма.

— Да, время подошло, и больше не терпит. — Герцог будто осторожно подбирал слова.

Гарольд следил, как перо его бежало по листу, потом он вдруг обратил внимание, на то, что его пальцы барабанят по резной ручке кресла, — раз, второй, третий, потом сжимают подлокотник, чтобы прекратить их беспорядочное движение. Эрлу хотелось, чтобы герцог заговорил, но тот продолжал писать. Гарольд мысленно перебирал в уме, отвергая одну догадку за другой, фразу за фразой. Наконец отрывисто бросил:

— Будьте откровенны со мной, Вильгельм, чего вы от меня хотите?

Услышав это, герцог поднял голову и отложил перо, резко отодвинул в сторону бумагу, положил на стол сцепленные руки и сказал:

— Эрл, много лет назад, когда я еще был ребенком, о котором заботились опекуны, король Эдвард жил при нашем дворе и был моим другом. В те дни он обещал мне, что, если когда-либо станет королем Англии и у него не будет ребенка плоть от плоти его, я буду его наследником.

Герцог остановился, но Гарольд молчал. Эрл откинулся в кресле, руки его спокойно лежали на темном дереве подлокотников, а на лице можно было прочитать лишь вежливый интерес. Вильгельм оглядел его, мысленно одобряя такое поведение.

— Четырнадцать лет назад, — продолжал Вильгельм, — я приехал в Англию навестить короля и он повторил свое обещание, дав мне в заложники Влнота, Хакона и Эдгара, сына Эдвульфа. Надеюсь, это вам известно?

— Я об этом слышал, — бесстрастно ответил Гарольд.

— Король уже немолод, и на его престол гляжу не один я…

Глаза эрла блеснули, но он опять ничего не сказал.

— Есть Эдгар, сын Этелинга, — продолжил Вильгельм после небольшой паузы. — Не думаю, что у вас многие мечтают о его воцарении.

— Вполне возможно, — ответил эрл. Он пошевелил пальцем, через полуприкрытые веки любуясь игрой света в прозрачном красном камне своего кольца.

— Мне нужен человек, который будет сохранять для меня контроль над Англией, — сказал герцог, — блюсти мои интересы, пока Эдварду не придет время отправиться к праотцам… и после этого…

— Я? — В голосе эрла зазвенела сталь… — Я должен…

— Именно вы, — кивнув, подтвердил Вильгельм, — вы, связанный клятвой, должны поддержать мои притязания на престол.

Эрл улыбнулся. Он оторвал глаза от кольца и наткнулся на прямой взгляд Вильгельма. Гарольд встретил этот взгляд открыто. И так долго они в упор глядели друг на друга, что, наверное, можно было успеть сосчитать до пятидесяти. Ни один не нарушил тишины, только нежное пение жаворонка звенело в голубом небе.

— Так вот почему вы удерживаете меня, — наконец заговорил прозревший эрл без какого-либо удивления или возмущения.

— Именно поэтому, — кивнул Вильгельм. — Скажу честно, если бы вы оказались не таким, какой вы есть, я бы так не ломал себе голову. Говорю это со всей прямотой: вы единственный, к кому я почувствовал… уважение за все годы моей жизни.

— Я польщен. — В голосе эрла звучала ирония.

— Вполне возможно, — серьезно ответил герцог.

Он проследил, как последние песчинки высыпаются из коробочки песочных часов, и перевернул их.

— Какую взятку вы предлагаете мне? — спросил Гарольд.

Губы герцога скривились.

— Эрл, можете называть меня как угодно, но, умоляю, только не считайте дураком. Взятки припасены для личностей более ничтожных.

Гарольд слегка склонил голову.

— Благодарю. Я спрошу иначе: какой выкуп вы требуете за сына Годвинсона?

Герцог некоторое время с любопытством рассматривал его, будто видел впервые.

— Гарольд, если захотите, вы сможете стать в Англии вторым после меня человеком. Я отдам вам в жены свою дочь Аделу и обязательно оставлю вам ваши теперешние владения.

Если эрл и усмотрел какую-то нелепость в предложении жениться на девочке, намного моложе ребенка от его собственного первого брака, то и вида не подал.

— Что ж, это благородно! — только и пробормотал он, снова заглядевшись на свое кольцо. — А если я откажусь?

Герцог, хорошо изучивший этого человека, ответил:

— Говорю прямо: если вы откажетесь, я не выпущу вас из Нормандии.

— Понимаю, — кивнул Гарольд.

Он мог бы добавить, что понял это еще много месяцев назад и с тех пор обдумывал не только шансы на побег, но и то, что он должен будет ответить на подобное предложение. Поэтому теперь его глаза уже не улыбались, а лицо стало суровым. Эрл глубоко вздохнул, будто после долгой борьбы с самим собой пришел к нелегкому решению, но его голос, когда он заговорил, опять не выдавал никакого чувства.

— Кажется, у меня нет выбора. Я дам вам такую клятву…

Эдгар узнал о состоявшемся разговоре в тот же день. Когда он проводил эрла до спальни и уже собрался уходить, тот коротко попросил:

— Подожди, мне надо тебе кое-что сообщить.

Отослав полусонного пажа, зажигавшего свечи, эрл упал в кресло у стены, так чтобы свет не падал на его лицо.

— Закрой дверь, Эдгар. Через неделю я отправлюсь в Англию. Со мной ты и Хакон. Влнот остается.

Сакс застыл там, где стоял.

— Отправляетесь в Англию? — еще не совсем понимая, повторил он. — Герцог вас отпустил?

Вообразить такое было невозможно, но тут Эдгару на ум пришла одна мысль, и он с надеждой спросил:

— Лорд, он так поступил потому, что вы достойно сражались за него в Бретани? Я знал это, он любит храбрых людей, но и мечтать не мог о таком…

Его перебил презрительный смех Гарольда. Эдгар подался вперед, пытаясь заглянуть в лицо своему господину.

— Какова же цена этой свободы? — настойчиво добивался он, и его внутреннее напряжение выдавали лишь руки, судорожно вцепившиеся в край стола.

— Я обещал принести ему клятву, обязуясь поддержать его притязания на английский престол, передать ему после смерти короля замок Дувр и жениться на его дочери Аделе, когда та достигнет брачного возраста.

— Господи, Боже мой! Вы шутите?! — Эдгар подхватил со стола тяжелый подсвечник и высоко поднял его, чтобы посмотреть на лицо эрла. — Милорд, вы что, с ума сошли? — грубо бросил он.

Гарольд заслонил рукой глаза.

— Не сошел! Просто я выбрал единственный путь, который ведет к свободе.

— И поклялись отказаться от короны, единственной цели вашей жизни? — Подсвечник задрожал в руке Эдгара. — А что будет с нами, с теми, кто вам доверял, шел за вами и умирал? Господь наш распятый, неужели это говорит сын Годвинсона?

Эрл, как заведенный, вышагивал по комнате.

— Глупец, а ты знаешь, что, если бы я отказался принести эту клятву, Вильгельм вообще никогда бы меня не отпустил? И что тогда бы было с вами, с теми, которые мне верили и верят? Разве тогда я не предал бы вас? Отвечай!

Эдгар грохнул подсвечником о стол.

— Лорд, у меня нет слов, и я вообще отказываюсь что-либо понимать! Умоляю, будьте со мной откровенны!

— Говорю тебе, для меня это единственный выход. Отказавшись, я остаюсь пленником и утрачу то, чего жаждал всю жизнь. — Эрл помолчал в волнении, потом продолжил: — ты уже забыл, как я год назад поклялся, что вырвусь из его сетей любой ценой и любыми средствами?