Ольга Лебедева - Роковые письма

Его глаза стали жестче, взгляд посуровел на мгновение.

— Амалия фон Берг будет арестована, обвинение ей предъявят позже. А вы отдыхайте два денечка. И я вас не побеспокою, потому как впереди дел немало. Когда к полудню баронесса заявится в родное имение, поверьте, встреча с ней будет нелегка. Если честно, я бы вообще не советовал вам более видеться…

— Нет, я желаю этого, — возразила девушка. — Хотя бы просто чтобы посмотреть ей в глаза.

— В этом я не смею вам отказывать, — помедлив несколько мгновений, пообещал капитан. И они направились к его возку.

«И даже если захотите, мой милый Владимир Михайлович, то не сумеете, — подумала Маша, отчаянно флиртуя и болтая с капитаном о всякой чепухе. — Уж я постараюсь упредить вас и первой объясниться с баронессой. Коварный дружочек! Ты ответишь мне за все, лживая Амалия. Ты прусская, а я — русская! Вот и посмотрим, кто кого».

План Маши был прост и ясен. Опередить капитана и объясниться с лживым дружочком. Или хотя бы в присутствии Решетникова: иметь за спиною такую защиту было бы наилучшим вариантом. Но прежде следовало взять с него обещание, что он не станет мешать.

В кармашке у нашей героини лежало крохотное письмецо. Скорее, даже записка. В ней баронесса кратко, хотя и не без приязни, просила Машу навестить ее у себя в усадьбе в Андреевке вечером, не позже семи часов. Ее поутру передал Маше от Амалии верный Багрий. А ему во всем, что касается баронессы, можно было верить.

Единственно, что смущало девушку: на конверте не стояло ни адреса, ни обратного города, ни даже почтового штемпеля. Разве что краткая надпись:

«Марии Апраксиной, любезному дружочку, в собственные ручки!»

А самое главное — дата их предстоящей встречи значилась не послезавтрашним днем, а… завтрашним!

Стало быть, получалось, что баронесса уже завтра приедет в свое имение. А вовсе не послезавтра, и не варшавским поездом, что ходил только раз в двое суток мимо Рузавина.

То-то будет сюрприз Владимиру Михайловичу!

Ладно, так и быть, заеду за ним вечером, думала девушка, рассеянно прислушиваясь к голосу ничего не подозревающего Решетникова. Тот что-то рассказывал, как всегда увлеченно, забыв обо всем на свете. В другое время Маша бы обиделась, а сейчас это было ей на руку — не мешал размышлять.

Оставалось только додумать некоторые детали и быть перед встречей с Амалией во всеоружии. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Какая удивительная девушка, думал Решетников, стоя вечером следующего дня на крыльце своего дома — казенной квартиры, выделенной ему из секретных фондов местной полиции. Все минувшие сутки до сумерек он ожидал телеграфного сообщения от железнодорожной полиции, но так и не дождался. Значит, все шло без неприятных сюрпризов. За исключением одного, но весьма существенного обстоятельства. К вечеру потеплело, с ветвей изредка капало, отчего снег быстро сырел и становился ноздреватым.

Если ночью ударит мороз, утром все покроется коркой наста, размышлял капитан. Стало быть, солдат вокруг усадьбы надобно размещать скрытно и заранее, не то наследят. Шпионка — волчица хитрая и опытная, сразу заметит множество свежих следов.

Нет, сказал себе офицер… Пожалуй, лучше действовать, как ты и полагал, — в одиночку. Ротмистр Феоктистов посвящен в общих чертах во все детали предстоящей операции. Если до утра Решетников не даст о себе знать, он сам приведет солдат из соседнего Богомолова спустя полчаса после прихода варшавского поезда. Ротмистр перекроет все дальние выходы из усадьбы, и тогда ловушка захлопнется — птичка окажется в клетке.

— Пожалуй, так и сделаем, — удовлетворенно вздохнул Решетников. Он взялся за дверную ручку и в первую секунду удивился — дверь была открыта, только плотно приотворена. В следующий миг на голову капитана обрушился тяжелый удар.

Он успел лишь увидеть перед собой что-то черное, мохнатое и бесформенное. А затем мешком свалился с крыльца, и его сознание помутилось.

Если бы кто-то подумал, что наша героиня в точности исполнит, что велел капитан Решетников, и весь следующий день будет дожидаться от него весточки, это бы означало, что он не знает всех тонкостей женской натуры. Маша Апраксина чувствовала себя глубоко уязвленной. Ее глубокую и искреннюю дружбу баронесса подло и коварно растоптала. Кроме того, едва не подвела не просто под монастырь — под самый настоящий военно-полевой суд.

А самое главное — сделала это спокойно и равнодушно, как будто они никогда не были знакомы, как будто они чужие друг другу люди!

— Этого я тебе ни за что не прощу, — неустанно повторяла Маша, готовясь к предстоящей мести. Такие оскорбления нужно смывать. И лучше — кровью!

Последняя мысль навела ее на одну, как девушке показалось, очень важную идею.

В папенькином столе, в дальнем углу самого нижнего ящичка, вечно запертого на ключ, лежал инкрустированный перламутром крохотный дамский пистолет. Кто-то из дальних родственников в свое время не нашел ничего лучшего, как преподнести его Анне Григорьевне — «разумеется, чистой воды сувенир, изящная поделка».

Маменька выкинуть такую страшную вещь побоялась и отдала супругу. Тот запер пистолетик в своем бюро и благополучно забыл о нем на следующий же день.

Чего нельзя было сказать о Маше.

Еще в отрочестве она подобрала ключи ко всем запертым ящичкам и дверцам в доме и устроила подробный обыск усадьбы в поисках чего-нибудь исключительного и занимательного. За полдня, покуда родители были в гостях, Маша обнаружила стопки старых писем, перевязанных бечевой, старинные монеты, пачки денег вполне современных вместе с банковскими облигациями и упомянутый пистолет. Теперь вот настал его черед.

Разумеется, Маша и думать не думала пустить оружие в ход. Однако обезопаситься перед встречей с коварной предательницей стоило как следует.

— Полагаю, баронесса будет приятно удивлена твоею заботой, — только и сказала маменька, услышав, что дочь намеревается вечером встречать соседку и, скорее всего, заночевать в Андреевке. Вдобавок Маша солгала, что супруг Амалии Казимировны, адвокат Юрьев, тоже в имении, и они вдвоем с соседом скрасят ожидание баронессы за самоваром и карточным столом.

— Вот только не поздно ли ты собралась в Андреевку? — в сомнениях поджала губы Анна Григорьевна. — Все утро просидела дома, так что и воздуха свежего ни глоточка, а на ночь глядя отправляешься?

— Меня Степка свезет, маменька, — ответила Маша. Тому чуть ли не с обеда было строго наказано держать возок запряженным — так не терпелось нашей героине ехать в Андреевку.

После недолгих уговоров маменька ее отпустила. К тому времени нашей героине казалось, что земля горит у нее под ногами. Время тоже поджимало.

Степку она отпустила, едва только Гнедок выкатил санки за ворота и свернул в лес. Старый кучер особо и не перечил: привык к своенравному характеру барышни. Да и не боялся за нее Степан — сам учил править и Гнедка вываживать.

— А ежели холопы князя Кучеревского, не ровен час, дорожку заступят? — больше для проформы качал головою кучер.

— Барышни князя не интересуют, — задорно заломив щегольскую каракулевую ушанку, рассмеялась Маша. — Да и дубинка со мною — как зачну по бокам охаживать!

В санках у барышни Степка всегда держал длинную и легкую палку — мало ли.

— От, девка… — проворчал Степан, одобрительно ухмыляясь в сивые усы. — Истинно, огонь, а не барышня!

А Гнедок уже проворно рысил в сторону Орехова.

Степан сразу заприметил, куда барышня заворачивала коня. А иначе вряд ли отпустил бы юную хозяйку в вечернюю темень. До Орехова было рукою подать, а там молодой офицер встретит. Видать, любовь у них, усмехнулся Степка. И зашагал на конюшню — прятаться там, покуда барышня не возвернется, или хотя бы выждать чуток времени.

Маша прежде уже бывала в этой деревеньке. Больше всего Орехово походило на заброшенный хутор. Наилучшее место для проживания офицера контрразведки, не желающего привлекать к себе излишнее внимание.

Вот и домик, в котором должен был, по его словам, остановиться Решетников.

«Прямо возле окна береза — высоче-е-ен-ная!» — вспомнилась ей вчерашняя прогулка с капитаном. И Маша улыбнулась. То-то удивится сейчас бесстрашный разведчик!

Вольные сельские нравы в здешних лесных краях не возбраняли барышне самой навестить молодого офицера. Вот только разве что время для визита поздноватое…

Но было и еще одно существенное обстоятельство.

Капитанского возка у крыльца не оказалось.

В первую минуту, бросив поводья и шепнув Гнедку несколько ласковых и успокаивающих слов, девушка не обратила на это внимание. Теперь же поняла: Решетников еще не воротился домой.

Однако наша героиня была барышней вполне рассудительной и вдобавок предусмотрительной. Обойдя дом и несколько раз безрезультатно постучав в окна, Маша пожала плечиками, достала из-за пазухи заранее приготовленную записку, взбежала на крыльцо и сунула исписанный листок бумаги в дверную щель возле косяка.

Полюбовалась на дело своих рук — вышло отменно. Белый лист отчетливо выделялся в сумерках и был хорошо заметен даже издали.

«Господин капитан!

Срочно приезжайте в Андреевку, в имение баронессы. Там будет известная вам А. К. Непременно задержу ее до вашего приезда. Торопитесь!

М.А.».

Читалось вполне романтически — с тревогой и легким налетом таинственной опасности.

Маша удовлетворенно хмыкнула, повернулась и…

Ей показалось, что за дверьми капитанского домика раздался какой-то тихий звук. Словно внутри скрипнула половица или плохо смазанная дверная петля.

Она приникла ухом к двери. Доски были холодные и шершавые.

Но теперь, как назло, задул ветер, и береза у окна зашумела, зашептала что-то тревожно и горестно. Ей тут же принялись вторить окружающие сосны и ели.

— Видать, показалось, — с сожалением покачала прелестной головкой Маша. — Что ж, надо спешить.

Бросив последний взгляд на дверь домика, — ее записка призывно белела в полутьме, Маша стронула Гнедка и медленным шагом направила к колее. Спустя несколько минут ее санки скрылись из виду.

В следующую минуту в двух разных местах случились события, могущие по части примечательности поспорить друг с другом. Хотя на первый взгляд между ними не было никакой явной связи.

Едва лишь стих скрип полозьев санок лихой возницы из Залесного, как дверь в капитанском домике приоткрылась. Оттуда просунулась рука, нащупала записку и сорвала ее с косяка. После чего дверь захлопнулась вновь и более не открывалась.

В нескольких верстах от Орехова в ту пору произошло другое любопытное событие. Дежурный телеграфист на железнодорожной станции Руза-вино в кои-то веки получил срочное сообщение для капитана Решетникова. Смысл его показался загадочным и странным даже видавшему виды и самые причудливые телеграфные послания служителю славного аппарата Морзе.

«С большим сожалением извещаю, что тетя в Варшаву нынче не поехала. Наверное, передумала или собралась на Вильно, Могилев, Белосток или Припять. Встречайте, если успеете. Сват».

— Придет же людям в голову эдакие глупости телеграфировать, — долго качал головою дежурный. — Да еще срочною депешей! Ладно бы важное что, а то — капитанская тетка. Тоже мне птица-секлетарь! Эка невидаль… Так уж и быть, поутру надо будет передать с каким-нибудь ванькой. Багрию, что ли, велеть? Даром на вокзале вечно ошивается, так пусть хоть с пользою… для капитанской тетки.

И он с ухмылкою сунул депешу поверх стопки телеграфных сообщений. До утра подождет, никуда не денется.

Тем временем Маша приехала в имение Юрьевых. Адвокат, видно не подозревавший о двойной жизни супруги, как всегда пребывал в долгом отъезде, и прислуга почтительно склонилась перед ней. Это был дурной знак.

Обычно люди из имения в отсутствие хозяев вели себя свободнее, раскованнее. Значит, баронесса уже здесь. Но когда она приехала? И где, спрашивается, Решетников?

Маша решила не снимать шубки, для верности. И шагала в кабинет Амалии, на ходу мучительно размышляя, почему все идет не так, как обещал капитан. Оставалось всего два варианта. Либо Решетников и его люди где-то поблизости и сейчас незримо охраняют ее, Машу Апраксину, бдительно следя за баронессой. Либо — и это был бы очень неприятный вариант — что-то в планах капитана пошло не так, и Маша сейчас в имении одна. Конечно, не считая, хозяйки.

Но, в конце концов, чего опасаться? Ведь баронесса и не подозревает, что Маше известно о ней все.