Айше напряженно ждала.

Кто знает, чем бы все закончилось, но к ним уже спешил главный евнух в сопровождении гонца:

– Гонец к султанше. Срочный.

Девушка испуганно ахнула:

– Что-то случилось с Повелителем?!

– Нет, госпожа, Повелитель здоров, да продлит Аллах его дни.

Едва переведя дыхание, Айше кивнула Аласкару:

– Пойдем, я выведу тебя.

Они уже вышли из здания, когда она все же не выдержала:

– Что такое ты сообщил султанше?

– О том, что на нее может быть совершено нападение по пути.

– И… что она ответила?

– Что не собирается ехать в Аксарай, вы повернете в сторону Биледжика.

Айше усмехнулась:

– Конечно, мы и не собирались в Аксарай. Теперь засаду устроят там?

– Нет.

– Почему ты так уверен?

– Потому что это я ее устроил…

Несколько мгновений девушка внимательно разглядывала его лицо, потом вдруг тихонько поинтересовалась:

– Как тебя зовут?

– Аласкар.

– Аласкар, что за весть мог принести гонец?

– Не знаю… – И вдруг сообразил. – Султанше известно, что умер младший из шехзаде Джихангир?

– Джихангир?! Почему, разве он болел?

– Не знаю, госпожа.

– Пойду к бабушке… Ладно, иди…

Пришел через забор, вышел в ворота. Уходить страшно не хотелось. Но Аласкар понимал, что оставаться и на минуту не может. Кто она и кто он… Самый лучший в империи шпион все равно лишь шпион, а зеленоглазая – внучка Повелителя… Хотя у Повелителя в зятьях бывал и бывший раб Ибрагим-паша…

Размечтался! – ругал себя Аласкар, – Лучше бы подумал, как теперь отчитываться перед Кара-Ахмедом-пашой. А чего перед ним отчитываться, паша сам приказал устроить засаду где-нибудь подальше, чтобы не догадались, он и устроил.

Аласкар понял, что нужно торопиться к месту засады, якобы ждать султаншу там. Сообщение о смерти младшего шехзаде прибыло вовремя, теперь султанша повернет обратно в Стамбул, и все решится само собой.

На всякий случай Аласкар решил подождать завтрашнего возвращения султанши и потом отправиться к озеру Чамлыдере. Сам себе не желал признаваться, что все ради того, чтобы еще раз хоть со стороны увидеть зеленоглазую внучку Повелителя. Хотя, как увидеть, разве только носилки, в которых та будет сидеть…


Когда Айше вернулась в комнату Роксоланы, там уже была Михримах.

– Бабушка…

Ей ответила мать:

– Плохие вести, Айше.

– Я знаю, умер дядя Джихангир.

– Откуда ты знаешь?

– Аласкар сказал.

– Какой еще Аласкар? – нахмурилась Михримах.

Роксолана вскинула голову на внучку:

– Он назвал тебе свое имя?

– Кто назвал? – Михримах уже забеспокоилась.

Пришлось рассказать.


– Матушка, мы возвращаемся в Стамбул?

– Нет, продолжим свой путь.

– Но Джихангира…

– Повелитель сообщил, что тело Джихангира поместят в колоду с медом и только потом доставят в Стамбул. Это будет нескоро, мы успеем вернуться. Не хочу в Стамбуле принимать неискренние соболезнования. Будут говорить правильные слова, думая при этом совсем о другом…

– Да, это верно.

На следующее утро Аласкар наблюдал, как султанский караван выехал из ворот дома, где ночевала султанша со своими домочадцами, и направился в сторону дороги на Биледжик. Интересно, она действительно туда собиралась или на ходу придумала?

Зеленоглазую Айше не увидел, видно, та сидела в носилках рядом с бабушкой.

Сам Аласкар поспешил в сторону Болу. Вообще-то, султанша вполне способна проехать через Кютахью и Конью, но не может же он на всех дорогах империи выставить засады.

Но не прошло и недели, как конь Аласкара уже нес его обратно в сторону Сакарьи…


Душа Айше Хюмашах была смущена. У всех людей первая любовь самая яркая и кажется единственной, даже если сам человек не понимает, что влюблен. Юная девушка стала мечтательной, она могла часами сидеть, задумчиво глядя вдаль, не сразу откликалась, если звали…

Первой состояние Айше заметила ее кормилица Латифа:

– Вай, госпожа, не больны ли вы?

– С чего ты взяла? Нет, не больна.

– Э, нет… раньше была Арва – горная козочка, а сейчас стала Сальма – тихая… Так просто это не бывает. Вы или больны или влюбились.

– Вот еще! – возмутилась Айше. – Ничего я не влюбилась!

– Значит, влюбились, – твердо заключила женщина. – В кого, интересно знать?

– Ни в кого!

На глазах у бедняжки даже слезы выступили от досады. Она прекрасно понимала разницу между собой и смутившим ее душу красавцем, понимала, что никогда больше его не увидит, хотя сама видела сквозь щелочку в занавеске носилок, что Аласкар следит за их отъездом. Но он мог следить по поручению, чтобы убедиться, что уехали.

В Стамбуле они никогда не встретятся, потому что ему нет хода в гарем, а ей за пределы гарема. А если и можно выйти, то вокруг будет столько любопытных глаз…

К тому же он не проявил никакого интереса к ней, он взрослый, у него, небось, красавиц немало…

Айше Хюмашах твердо решила выбросить из головы Аласкара, а тут кормилица со своими расспросами. «Влюбилась»… не влюбилась! И даже ничуть! Ни на минутку! Нужен ей этот самоуверенный наглец, кстати, принявший саму Айше за служанку султанши!

Судя по тому, как вел себя этот нахал, он привык общаться со служанками. Вот пусть и общается, а о ней может забыть! И она забудет.


Но одно дело твердо решить, и совсем иное самое твердое решение воплотить в жизнь, особенно если дело касается сердечных мук. Еще никому не удавалось заставить себя кого-то разлюбить, от этой сладкой муки избавиться невозможно, нет ни лекарства, ни другого способа избавиться. А если еще и не очень хочется избавляться?

Айше сколько угодно могла убеждать себя, что забыла о существовании Аласкара, все равно в каждом, кого видела, искала его…

И сон почти пропал, она ложилась, отправляя даже служанок, лежала тихо-тихо, чтобы кормилица поверила, что она спит, а сама лежала в темноте с открытыми глазами и слово за словом вспоминала все сказанное Аласкаром и ею самой в саду Сакарьи.

Сказано было совсем немного, но теперь каждое слово казалось почти вещим.


Не в силах лежать, Айше Хюмашах тихонько поднялась и на цыпочках подошла к окну. Ночь была теплой, одной из последних теплых ночей осени, потому зарешеченное окно открыто. Девушка не замечала, что лежавшая также без сна кормилица осторожно приподняла голову. Она плохо видела, особенно в полумраке, но хорошо слышала, а, главное, не забыла собственные юные годы.

Латифа понимала состояние своей любимицы, искренне жалела Айше, потому что понимала и то, что любовь внучки султана не закончится счастливым браком. Любая другая девушка могла надеяться уговорить родителей выдать ее замуж за любимого, любая, но не дочь или внучка Повелителя. Разве что влюбится в Великого визиря, вон как Хатидже Султан когда-то. Но и та не знала женского счастья, полюбить самой еще не значит, что полюбят тебя. Ибрагим-паша быстро завел любовницу и счастье не состоялось даже в браке по любви, потому что любовь оказалась односторонней.

А Айше и влюбляться не в кого…

Но в кого-то же влюбилась?

Сама Айше отодвинула легкую занавеску и едва не закричала от ужаса. Не успела, потому что висевший на ветке прямо возле окна Аласкар приложил палец к губам:

– Тсс!..

– От…куда вы здесь?

– Госпожа, я решил, что был не слишком вежлив в прошлый раз, приехал, чтобы извиниться.

Уши у Латифы выросли в полтора раза, они встали на макушке, как у сторожевого пса. Так вот кто не давал покоя сердечку ее воспитанницы! Кто же это такой? Латифа была готова в любой миг вскочить и поднять тревогу, чтобы наглеца поймали и заковали в цепи, но то, что Айше разговаривала с этим человеком спокойно и он упоминал какую-то предыдущую встречу, заставило ее пока подождать в криками.

Айше уже чуть пришла в себя и усмехнулась:

– Просить извинения вот таким способом?

– У меня нет другого. Вы меня простите?

– Вас сейчас заметят и арестуют!

– Если вы будете кричать, то непременно. Но ради того, чтобы вы пришли навестить меня в тюрьму, я готов быть арестованным.

– Вас не посадят в тюрьму, вам отрубят голову!

– Госпожа, если вам доставит удовольствие смотреть на это, я готов пожертвовать собственной головой.

– Такую, как ваша не жаль, немногого стоит. Господин Аласкар, перестаньте болтать и слезайте, пока вас и впрямь не арестовали или не убили.

– Скажите, что вы меня простили…

– Простила, простила. Что вы вообще делаете в Биледжике вы же собирались ехать в Болу?

– Организовал нападение на ваш караван и приехал сюда.

– Но мы не поедем в Аксарай. – Сказала и прикусила язычок, может, не стоило выдавать этот секрет? Но бабушка не скрывает, что они всего лишь в Эскишехир и не дальше…

– Я знаю, потому и организовал там. Не совершать же настоящее нападение на вас. Хотя, можно бы, чтобы похитить мою госпожу…

– Вы сумасшедший, немедленно слезайте! – зашипела на Аласкара девушка, но сквозь нарочито сердитые нотки в ее голосе Латифа услышала то, что и ожидала услышать – влюбленность и восторг.

Но их болтовня становилась опасной, потому кормилица повернулась, слегка закряхтев, на своем месте. Айше перепугалась:

– Кормилица может проснуться! Слезайте!

Аласкар тихонько рассмеялся, было слышно, как он осторожно скользит вниз, почти прошептав на прощанье:

– Сладких снов… до завтра…


Айше долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок, млея от восторга и ужаса. Не спала и Латифа, пытаясь понять, как же ей поступить. Выдавать свою любимицу она вовсе не собиралась, дать понять, что все слышала, значило оттолкнуть девушку от себя, но и просто молчать тоже нельзя. Где же виделись эти двое, что им было о чем вспоминать и обладателю красивого голоса нашлось за что извиняться? Как бы это узнать?

Кормилица так ничего и не придумала, но на следующий день нечаянно выдала свою любимицу султанше.

Айше ходила словно во сне, стараясь сдержать улыбку и витая мыслями в облаках. Это было так непохоже на обычно язвительную и живую девушку, что Роксолана забеспокоилась:

– Что это с ней, не выспалась?

– Влюбилась, – махнула рукой Латифа и тут же прикусила язык, но было поздно.

– В кого? Говори толком!

Когда госпожа задает вопросы таким тоном, лучше отвечать добром, потому что ответишь все равно, только последствия будут плачевны. Пришлось сознаваться.

– Аласкар… Я надеялась, что он вернется. Ну-ка, повтори еще раз, что слышала?

Султанша обещала не выдавать кормилицу и попросила сделать вид, что ничего не произошло. Это далось Латифе с трудом, если бы ни полусонное состояние самой Айше, скрыть свою осведомленность кормилица не сумела бы.

В тот вечер Айше и вовсе не могла заснуть, но не крутилась, лежала тихо, как мышка в норке, прислушиваясь.

Луна уже совершила часть своего еженощного пути, когда мужская фигура легко и бесшумно скользнула через забор в сад. Оставалось только удивляться способности Аласкара преодолевать любые преграды, ведь сад вокруг дома, где жила семья султана, прекрасно охранялся. Но даже собаки не подали голоса, словно шпион был лучшим другом сторожевых псов.

Аласкар уже взялся за ствол дерева, чтобы легко вскарабкаться по нему до ветки и по ней к заветному окну на втором этаже, как вдруг услышал тихий голос из окна первого этажа:

– Господин Аласкар, не спешите. Зайдите сначала в наши покои…

Голос султанши был спокоен и едва слышен, только такое чуткое, тренированное ухо могло уловить ее почти шепот. Ему бы удрать, но куст рядом с деревом (недаром Аласкару показалось, что сад словно стал гуще, чем вчера) вдруг превратился в двух рослых дильсизов, безмолвно взиравших на романтика-неудачника.

– Идите, идите, я хочу с вами поговорить. Вы обещали мне помощь в случае необходимости.

Ближний дильсиз кивнул в сторону и Аласкар отправился, куда показали. Чего уж тут, приходилось признавать, что охрана султанши куда лучше охраны многих дворцов, даже он не уловил присутствия рядом стольких человек. Вот тебе и шпион…

Роксолана приняла почти приветливо, пригласила пройти. Видел бы кто – султанша ночью принимает в своих покоях мужчину! Ее спокойствие насторожило Аласкара, по всем правилам султанша должны была приказать его если не казнить, то заковать в цепи, а не звать к себе.

– Что привело вас под наши окна, господин Аласкар?

Вот змея! Ведь ждала же! – мысленно возмутился Аласкар и подумал, что из-за его наглости может пострадать Айше. Нет, нельзя, чтобы какая-то вина была возложена на зеленоглазую!

Он принялся с горячностью убеждать султаншу, один-единственный виноват в том, что оказался в саду и у дерева.

Бровь Роксоланы чуть приподнялась:

– Второй раз? Разве вчера вы не достаточно убедительно извинились перед моей внучкой? И к чему рассказывать ей о готовившемся нападении, хотели щегольнуть своим благородством?