Константин Сычев - Роман Брянский

Княжич Роман, несмотря на свой отроческий возраст, понимал, что впереди их ожидают многие трудности. Он боялся за отца, мать, вспоминая рассказы своего учителя и «калик перехожих» о княжеских междоусобицах и кровопролитиях. Много говорили за последние дни и о неведомых, страшных врагах – татарах – за одну зиму разоривших самые богатые и цветущие земли северо-восточной Руси.

Страшные вещи рассказывали недавно и люди брянского управляющего Ефима Добрыневича о расправе степных хищников над жителями города Вщижа. Оказывается, злодеи даже разрезали животы покойникам и так уродовали трупы, что их нельзя было потом опознать! Отец, князь Михаил, правда, успокаивал, говорил, что это Божья кара и что черниговские земли в силах сами отбиться от новых врагов.

– Разогнали хазар, печенегов и половцев. И татар одолеем! – утверждал он. – У нас, слава Господу, есть могучее войско и верные люди. Мы не суздальцы!

Великий князь оправдал вщижский погром как справедливое Божье наказание и святой промысел.

– Олег Вщижский был постарше меня, – объяснял князь Михаил. – Он считал себя равным мне и совсем не признавал власти Чернигова. Из-за этого я не ездил во Вщиж, да и князь Олег также не был нашим гостем, не проявляя ко мне своего почтения! Что ж, царствие ему небесное, а нам – богатую землю!

Отец вскоре послал людей в Брянск с наказом – забрать все Олеговы владения, навести там порядок, побыстрей срубить избы для новых поселенцев и посадить на местах своих, преданных Чернигову, управляющих.

Тревожные мысли не давали покоя княжичу Роману, уверенность отца почему-то не успокаивала. С грустным лицом сидела на своей скамье и княгиня Агафья. Молчали, глядя на все расширявшуюся Десну, младшие княжичи.

– Матушка, – обратился, обернувшись к княгине, Роман, – как ты думаешь, удержит ли наш батюшка Киев?

– Не знаю, сынок, что тебе сказать, – улыбнулась, смахнув слезу, мать. – Батюшке виднее, что нужно делать. Боюсь я только за Ростислава. Батюшка оставил в Галиче моего отрока! А это – земля моего брата и вашего дяди Даниила! Зачем нужно было отнимать у него этот город? Братец ведь рассердится!

– Не горюй, матушка, – промолвил Роман. – Ведь ты сама говорила, что батюшка знает, что надо делать. Дядюшка Даниил не будет гневаться! Я думаю, что они объединят свои силы и укроют нашу землю надежным щитом!

– Дай-то, Господи, чтобы так! – перекрестилась княгиня. – Мы тогда спокойно заживем и не будем знать горя! Так вот, сынок, твой дядя Даниил очень силен! Еще отроком он поборол немало знатных молодцев! А какой он умный!

– Матушка княгиня! – закричал вдруг с кормы старший дружинник. – Вот уж Днепр перед нами! Совсем недалеко до Киева! Верст шесть, не более!

Путешественники с интересом смотрели, как их суда быстро и плавно входят в великую реку. В том месте Днепр, принимая в себя Десну, становится широким и полноводным. Таким могучим, как его видели древние греки, назвав Борисфеном.

Солнце уже было высоко, когда княжеская семья прибыла, наконец, в древнюю столицу Руси. Красота большого города, ошеломившая путешественников, когда они любовались Киевом со стороны реки, сразу же померкла, как только они пристали к большому речному причалу. Здесь стояли всевозможные суда. От огромных купеческих ладей, привезших товары из далекой Византии, до мельчайших рыбачьих лодок! Весь Днепр был покрыт дощатыми плотами и однопарусными стругами! Пристань буквально кипела суетившимися, кричавшими людьми. Одни тащили корзины с рыбой, другие – какие-то бочонки. А с большого, видимо, иноземного корабля грузчики выносили и укладывали на телеги длинные разноцветные тюки со многими товарами.

Занятые своими делами люди, казалось, не замечали высоких гостей. Но княжескую семью встречали. Когда их маленькая флотилия пристала к берегу, княжич Роман увидел небольшой отряд одетых в блестящие латы воинов, сопровождавших богато одетых горожан и священников. Они махали руками, улыбались, что-то кричали. Как только княгиня Агафья и ее дети выбрались на берег, к ним сразу же подошел высокий, с длинной седой бородой, старик. Он приветливо улыбнулся и как бы осветил своим ласковым взглядом княжескую семью.

– Хлеб-соль и здоровье, матушка княгиня! – громко сказал киевлянин. – Рады видеть тебя и ваше семейство! Добро пожаловать!

Обменявшись несколькими приветственными фразами со встречавшими, княгиня с детьми быстро направилась в сторону большой, богато украшенной повозки с четырьмя черными, как смоль, лошадьми.

В это время князь Михаил сидел на скамье в знаменитой светлице святого Владимира. Окруженный своими боярами и городской знатью, он, хмурый и раздраженный, напряженно думал. Князь был чрезвычайно разгневан только что вышедшим от него посланцем владимиро-суздальского князя Ярослава. Тот так грубо и бесцеремонно передал послание своего повелителя, что испортил настроение всему собранию! – Ярослав рассердился, когда я занял славный Киев! – возмущался про себя князь Михаил. – Мало Ярославу такой богатой земли, как его великое суздальское княжение! Вот уж скупец! А когда я стал князем Новгорода Великого, так Ярослав влез и туда! Отнял у меня тогда тот богатый северный город! Теперь он об этом забыл и не видит моего нынешнего старшинства! Ну, ничего, у Ярослава уже не та сила! Да и наглый посол заявил, что я не должен венчаться на великое киевское княжение! Еще грозился местью Ярослава! Какое бесстыдство! – Михаил ударил кулаком по столу: – Эй, мои верные бояре! А не казнить ли нам этого хама лютой смертью? Разве можно так позорить княжеское имя?!

– Что ты, господин наш великий князь! – молвил ближайший к нему боярин. – Посланец тут не повинен! Твой давний недруг, князь Ярослав, говорил его губами. Княжеский слуга покорен своему господину! Хвалить надо княжеских слуг за такое усердие. А поэтому, вот тебе мой верный совет: не горячись, князь, и прости этого холопа. А Господь тебя сторицей вознаградит!

– Ладно, Акинф, – успокоился князь Михаил, – бес с ним, с этим посланцем! Давай-ка думу думать по нынешнему делу. Надо ли приглашать на венчанье смоленских князей?

– Великий князь! – ответствовал воевода Благомир. – Я думаю, что не надо теперь созывать князей. Пошли им весть о твоем старшинстве и венчании!

– А может, отложим это венчание? – вмешался митрополит. – Пошлем гонцов в Суздаль к князю Ярославу, на Волынь, к князю Даниилу, да в Смоленск? А уж как тогда решат все князья, так пусть и будет…Больно тревожно нынешнее время! Не нужно бы ссориться!

– Ну, уж нет! – возразил ему великий князь. – От затяжки будет только вред! И если собрать всех князей на совет, ничего хорошего не выйдет! Теперь мой славный Киев! Не отдам его, как тогда Великий Новгород! Вот уже весна кончается, а у нас вместо дел только одна говорильня?! Завтра же будет венчание!

На следующее утро главный и самый большой православный храм Руси – киевская София – до отказа наполнился народом. Торжественная служба проходила пышно, с множеством свечей и ангельскими песнопениями. Князь Михаил не пожалел ни сил, ни средств на церемонию своего вознесения к вершине земной власти.

Княжеские дети, стоявшие на хорах в окружении своих наставников и старших дружинников, с умилением смотрели, как митрополит одевал на головы князя Михаила и княгини Агафьи сверкавшие драгоценными камнями венцы.

– Слава Михаилу, великому киевскому князю! – громко крикнул стоявший рядом с митрополитом церковный служка. – Много лет господину нашему!

– Слава!!! – закричали стоявшие в храме горожане. Гул многих голосов далеко вышел за пределы храма. Не сумевшие попасть на службу киевляне истово крестились, узнав о свершившемся. Благовестный колокольный звон разнесся по всему великому городу. Торжественная процессия величественно и плавно двинулась от собора святой Софии к княжескому терему.

Когда все гости вошли в пиршественную залу и уселись за богато уставленные яствами столы, митрополит произнес хвалебное слово новому великому князю и благословил предстоявшую трапезу.

В это время в залу неожиданно вбежал княжеский охранник. – Милостивый князь! – крикнул он. – К тебе посланник от Даниила Волынского! Просит твоего срочного приема!

– От князя Данилы? – удивился и нахмурился Михаил Всеволодович. – Ну, что ж, он вовремя решил меня поздравить! Пусти же его сюда…

В полной тишине к княжескому креслу приблизился, обойдя стол, высокий, чернобородый и чернобровый воин в богатой, подбитой темной куницей, одежде, густо покрытой дорожной пылью. Сняв с головы отороченную куньим мехом шапку, посланник поясно поклонился князю и быстро, глядя ему прямо в глаза, произнес: – По воле Господа и великого галицкого князя Даниила, говорю тебе, Михаил Черниговский! Не в добрый час ты взял город Киев, не по Божьей воле ты отнял у меня Галич! Зачем ты послал своего сына Ростислава на мои города и вотчины? Господь все видит и знает: не будет тебе счастья на несчастье брата! От себя же и галицкой земли я шлю тебе жестокое проклятье и беспощадную вражду до конца моих дней!

Стучали топоры, валились великаны-сосны. Мужики быстро ошкуривали стволы, оттаскивали с помощью лошадей бревна, а затем, измерив их своим нехитрым инструментом, укладывали готовый строительный материал в правильные стопки. В полдень на поляну, где работали дровосеки, приезжали длинные повозки с тремя лошадьми, на которые погружали массивные столбы и отправляли их к только что восстановленному свайному мосту через Десну. Там бревна выгружали, а телеги отсылали назад в лес. Тем временем с другого берега реки прибывали верхом на конях новые мужики и, привязав толстыми пеньковыми веревками бревна к упряжи своих лошадей, волокли их через мост к месту большой стройки.

Избы рубились под зорким глазом городецкого управляющего Насвета Калиновича, который, в свою очередь, выполнял распоряжение Ефима Добрыневича из Брянска.

К лету 1238 года все земли бывшего вщижского удела отошли к великому киевскому и черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу. Не было ни споров, ни борьбы. Все управляющие покойного князя Олега Вщижского беспрекословно подчинились воле Михаила, перешли к нему на службу и явились в Брянск с подробными отчетами о доходах и расходах с поселений Речицы, Городца, Княжичей и Жирятина. Так исчез прежде беспокойный, но процветавший удел.

Брянский управляющий уже на следующий день после получения известия о вражеском набеге направил на место сожженного Вщижа своих людей. Отряд возглавил лесник Ермила, оставивший семью под сенью гостеприимного дома Ефима Добрыневича. Как и следовало ожидать, прибывшие обнаружили лишь догоравшие на пустынном месте угли и пепел. Здесь уже пребывали городецкие мужики, которые собирали по всему городищу трупы и укладывали их на телеги. Невдалеке, на месте бывшего городского кладбища, городчане рыли огромную яму, готовя братское погребение погибшим. В отдельных гробах не хоронили – трупы были настолько истерзаны и изуродованы, что узнать кого-либо было просто невозможно.

Здесь же суетился и городецкий поп Поликарп, который, обходя трупы и махая кадилом, читал над останками несчастных убиенных слова заупокойной молитвы.

Больше недели убирали мужики тела горожан, а когда с этим справились и предали их земле, наступил черед плотников: из Брянска пришел приказ срубить три-четыре десятка изб.

– Город вы теперь не возродите, – сказал Ефим Добрыневич, – но пусть хоть тут будет село. Не надо оставлять безлюдным такое богатое и славное место!

Ермила сразу же после осмотра пепелища отправился с двумя брянскими дружинниками на своей повозке в сторожку. Он очень боялся, что враги сожгли его лесной дом и уничтожили все имущество, ведь во время бегства они мало что сумели увезти.

Каково же было изумление лесника, когда, приблизившись к сторожке, он увидел дым, струившийся вверх из печной трубы! Осторожно подойдя к крыльцу, лесник тихонько поднялся по ступенькам вверх и толкнул дверь. Он едва не оглох, когда услышал пронзительные женские крики и визг. Лишь когда все успокоилось, Ермила узнал, кто были его гости, и несказанно обрадовался.

С купчихой Василисой он был знаком еще с отроческих лет. Они долго водили дружбу и даже любили друг друга. И если бы не богатый молодой купец Илья, кто знает, может быть Василиса вышла бы замуж за Ермилу…

Женщины рассказали о своем счастливом спасении, утаив лишь самую неприятную часть их испытаний – позорное насилие от монгольских воинов, о котором они договорились раз и навсегда забыть. Спали они вповалку, едва поместившись, в большой и малой комнатах избы. Пищи у них было достаточно, поскольку Ермила был хорошим хозяином и заготовил на зиму немало снеди.

По прибытии в сторожку бабы быстро, по очереди, помылись в баньке лесника и привели себя в порядок, починив порванные платья и сарафаны и даже, отобрав в чулане Ермилы заячьи шкурки, которых там было превеликое множество, собирались шить себе полушубки…