– Салям тебе, коназ-урус! – сказал вошедший в княжеский покой седовласый, невысокий, но еще крепкий старик-татарин. – Дай, Аллах, тебе здоровья и сил, чтобы ты мог познавать бесконечное множество женщин до самого своего конца!

– Салям, добрый бабай! – кивнул головой князь. – Садись на эту скамью. И говори, что тебя привело в мои покои? Не желаешь греческого вина? – Князь Василий даже не заметил, как легко, без смущения и дрожи, полились из него татарские слова!

– Рахмат тебе, коназ-урус! – улыбнулся старик. – Я не хочу ни вина, ни твоих сытных яств. Радостно слышать твои почтительные слова, сказанные на нашем языке. Однако я уже давно тут сижу и жду тебя. У тебя недавно побывала рабыня нашего славного господина Товлубея…Поэтому ты должен оплатить ее услуги…

– Эй, Белько! – крикнул князь, нисколько не удивившись названной татарином сумме. – Тащи-ка сюда мою калиту! Вот тебе, бабай, десять государевых денег! А тебе самому – еще деньга! И скажи мне, могу ли я купить у твоего господина ту девицу? Продай ее мне, мудрый человек! Назови ее настоящую цену!

– Не знаю, коназ, что тебе сказать, – нахмурился татарин, пряча деньги в пояс. – Ведь та девица принадлежит моему господину, мурзе Товлубею. Он не захочет продавать ее. Вот если бы ты был его кунак или хотя бы старый знакомый…Тогда бы…Но сейчас здесь нет славного мурзы…Придется ждать.

– Тогда пусть та девица придет сюда и в эту ночь за такую же цену…, – сказал, нахмурившись, князь Василий, – а когда твой господин вернется, мы с ним договоримся…

– Якши, – весело сказал старый татарин, вставая и низко кланяясь, – пусть так и будет…

После ухода старика и принятия пищи, которую принесли князю из ближайшей чайханы слуги-татары, князь вызвал к себе из соседней юрты боярина Кручину Мирковича и все ему рассказал.

– Ох, княже! – схватился тот за голову. – Какие большие деньги ты заплатил за обычную блядищу! За что же тебе такое наказание?! И еще пообещал столько серебра?! Да так у нас не останется денег на выкуп пленников!

– Останется, Кручина, – усмехнулся Василий Иванович. – Вот только вернется Товлубей, и я выкуплю себе ту рабыню…

– Выкупишь?! – выпучил глаза Кручина. – Ты же ведь не знаешь цены Товлубея? Мы уже не раз попадали в беду из-за этого! Сам Дмитрий Красивый был жертвой этих распутных девок! Мурза Товлубей неплохо погрел руки на слабостях покойного князя! И те девицы приносили только горе! А сколько было ссор и раздоров! И как ты повезешь ее в Брянск? Покажешь своей супруге? Она же так тебя любит! Ты же разрушишь свою семью!

– Не разрушу! – решительно возразил брянский князь, – а наоборот, только укреплю! Но сколько же стоит рабыня? Прикинь, славный Кручина!

– Это зависит от воли Товлубея, – пробормотал недовольный Кручина. – Где-то с тысячу денег…Если не больше…

– Тысячу?! – вздрогнул князь Василий. – Это много! Однако у нас достаточно серебра, а девица очень хороша…Надо бы купить!

– Эх, княже, – вздохнул Кручина Миркович, – и ты тоже лезешь в то болото! – Он еще долго отстаивал свою точку зрения, пытаясь на примерах прошлого отговорить своего князя от выполнения непродуманного решения. Однако новый брянский князь настаивал на своем и слов разума не слушал. Наконец, ему надоел этот разговор, и он отправил своего боярина к сарайскому епископу, приглашая его в гости.

Так и сидел в ожидании высокого священника брянский князь. – Неужели владыка обиделся на меня? – думал он. – Я нынче не пошел на заутреню и как бы променял праведную молитву на красивую женку… – Тут перед его глазами встало лицо прелестной Шумки, и угрызения совести исчезли. – Ладно же, – сказал он себе, – Господь простит мне этот грех…

В этот миг распахнулась камышовая дверь, и в княжеский покой вошел сарайский владыка. – Да благословит тебя Господь, сын мой! – епископ перекрестил склонившегося перед ним князя Василия. – Я не сразу пришел к тебе, потому что у меня побывали гости – славные монахи с известиями…

– Садись же, святой отец, – брянский князь указал рукой на скамью перед стоявшим напротив его дивана столом, уставленным яствами и напитками, – и отведай моих хлеба-соли!

– Благослови, Господи, нашу трапезу! – молвил владыка, крестя стол. – Сначала я попробую твоего брянского меда. – Он налил в серебряный кубок ароматный напиток и поднял его. Князь же протянул руку за серебряной чашей с греческим вином. – Твое здоровье, отче! – сказал он, приступая к трапезе.

После еды князь и владыка разговорились.

– Сейчас нелегкое время, сын мой, – произнес седовласый епископ, – и наша несчастная Русь не знает покоя! Вот только недавно молодой великий князь Иван Иваныч уехал домой, в Москву, а мы узнали, что другой великий князь – Олег Рязанский – совершил беспощадный набег на московские земли и подверг их грабежу!

– Неужели он дошел до самой Москвы?! – воскликнул в изумлении Василий Брянский. – Этот Олег слишком смел!

– До Москвы он не дошел, – буркнул недовольный епископ, – но занял городок Лопасню и взял в плен московского воеводу Михаила Александрыча…И теперь требует выкуп за него! Я не считаю этого Олега храбрецом…Какая польза Руси от его отчаянных набегов? Одно только горе! А теперь начались козни Ольгерда Литовского! Он захотел погубить нашу веру и подчинить своей власти святую церковь! Когда-то в Литву сбежал один чернец, сын тверского боярина, по имени Роман…Ольгерд принял его к себе на службу, объявив православным митрополитом! И потом послал этого Романа с целым возом литовского серебра в Царьград на утверждение к патриарху…А после смерти митрополита Феогноста в Москву вернулись из Царьграда посланные еще покойным князем Семеном знатные люди – Дементий Давыдыч и Юрий Воробьев. А вместе с ними оттуда же приехали и посланники покойного митрополита – Артемий Коробьин и Михаил Щербатый-Гречин. Они позвали в Царьград местоблюстителя Алексия – тоже для патриаршего утверждения! И получилось теперь два человека на место митрополита…Вот тебе незадача!

– Ну, и дела! – покачал головой брянский князь. – Как я вижу, нет покоя и у православной церкви! Прямо-таки светопреставление!

– Я слышал также, сын мой, – нахмурился сарайский епископ, – что в Литве недавно побывал князь Роман Молодой, владеющий захудалым Коршевом, что в Карачевском уделе…Его принял сам великий князь Ольгерд…

– Что мне этот Роман? – усмехнулся князь Василий. – Кто он такой? Так себе! Мелкий князь…За это его и зовут «Молодым»!

– Все не так просто, сын мой! – покачал головой епископ. – Всем известно, что тот Роман – внук знаменитого Романа Старого, при котором Брянское княжество процветало! К тому же, нынешний Роман родился в Литве и вскормлен Ольгердом…Я чувствую беду для твоего удела…

– Не тревожься, святой отец, – весело сказал брянский князь. – Никакой беды не будет! Брянск сейчас – богатый и сильный удел! А Роман Молодой – никто! Я раздавлю его как муху, если он пойдет на мой город!

На другой день пришли известия о скором возвращении хана Джанибека со своим двором в Сарай. Подтверждая их, в столицу Орды стали прибывать первые знатные татары. Вечером в княжескую юрту явился тот самый старый татарин, который недавно беседовал с князем Василием по поводу продажи красивой рабыни. – Мой господин уже в Сарае, – сказал после обычных приветствий седовласый татарский слуга. – Я рассказал ему о той девице и твоей просьбе. Славный Товлубей подумал и пригласил тебя в гости…Собирайся! Он не любит долго ждать!

– Благодарю тебя, добрый человек! – весело молвил брянский князь. – Вот тебе серебро за услуги той девицы минувшей ночью! А я готов идти к славному Товлубею! Подожди меня у этой юрты! Эй, Белько! – князь хлопнул в ладоши. Постельничий тут же вбежал в княжеский покой. – Давай же, Белько, мои лучшие одежды и тащи сюда мой малый сундук!

Одевшись и прихватив с собой кожаный мешочек, князь вышел из юрты, вскочил на коня и, сопровождаемый пожилым конным татарином, ожидавшим его у входа, поскакал к усадьбе именитого мурзы Товлубея.

– Салям тебе, коназ-урус! – сказал, приветливо улыбаясь, знатный татарин, когда брянский князь предстал перед ним. – Значит, ты теперь – коназ Брэнэ, сменщик покойного Дэмитрэ! Вот мы и увидим, достоин ли ты этого Брэнэ как славный муж! Садись же за пиршественный стол!

– Салям тебе, славный мурза! – ответил, волнуясь, князь Василий. – Я слышал о твоей мудрости и знатности. Прими же мой скромный подарок и будь добр ко мне. – Он достал из мешочка, привезенного с собой, большой серебряный кубок, украшенный драгоценными камнями, и протянул его татарскому князю. – А – это – золотой наручник с рубинами. Он защищает от козней лютых врагов! – Брянский князь извлек из мешочка массивный золотой браслет. – Это тебе, славный богатырь, на счастье и здоровье!

– Рахмат тебе, коназ Вэсилэ! – весело сказал, принимая дары, мурза Товлубей. – Теперь ты – мой кунак! Видя твою щедрость, я решил пожаловать тебе ту девицу за очень скромную плату! Всего за тысячу двести государевых монет! Я никому не уступил бы ее и за сотню тысяч! Но тебе, моему кунаку, продаю по дешевке!

…Только к утру князь Василий вернулся к себе в гостевую юрту после бессонной ночи. Его голова гудела от усталости и выпитых в юрте Товлубея-мурзы чужеземных вин. Но едва он только отдал поводья своего коня слуге, как ему навстречу вышел из княжеской юрты боярин Кручина. – Князь-батюшка, – с горечью сказал он, глядя на спущенную с седла княжеского коня и стоявшую рядом с князем бывшую татарскую пленницу Шумку, – вчера вечером я ходил к видному государеву человеку, тайному советнику Тугучи. Он сообщил, что наш царь Джанибек пребывает в добром расположении духа и примет тебя в своем дворце через три дня. Значит, тебе нужно подготовиться к встрече и добиться от государя грамотки на брянский удел. Мудрый Тугучи сказал, что здесь у тебя нет ни врагов, ни соперников, поэтому будь спокоен!

В установленный срок хан Джанибек вызвал к себе брянского князя. Прием оказался недолгим. Василий Иванович прополз на животе по ковру и, приблизившись к золоченым ступеням ханского трона, поцеловал их.

– Салям тебе, Вэсилэ! – весело сказал Джанибек-хан. – Встань и подними башку!

– Салям, государь! – ответил вставший на колени брянский князь. – Долгих тебе лет и здоровья! Я прошу у тебя грамотку на брянскую землю!

– Ладно, Вэсилэ, – кивнул головой ордынский хан, и его глаза блеснули. – Мне было горестно услышать о смерти того покорного Дэмитрэ! А когда я увидел твои подарки – и серебро, и мягкую рухлядь – я понял, что ты праведен и достоин лесного Брэнэ! Поэтому владей этой землей, вовремя плати «выход» и храни верность моему ханству!

– Благодарю тебя, государь! – сказал, глядя в веселые черные глаза хана Джанибека, князь Василий. – Я оправдаю своей жизнью твое доверие и любовь!

– Иди же, Вэсилэ, в свою юрту и жди моих людей с ярлыком! – подвел итог их встрече ордынский хан. – А там – поедешь в свой Брэнэ, во славу Аллаха!

ГЛАВА 4

СВАДЬБА В НИЖНЕМ НОВГОРОДЕ

В теплый октябрьский день 1353 года, когда природа, предчувствуя холодную, суровую зиму, неожиданно возвратила на несколько дней летнюю погоду, и ароматы прелой желто-алой листвы витали в теплом прозрачном воздухе, сочетаясь с запахами речных просторов, в славном городе седобородого князя Константина Васильевича, в его златоглавом тереме, игралась свадьба. Престарелый семидесятилетний князь женил своего младшего сына Бориса на литовской княжне Рангине, дочери самого великого литовского князя Ольгерда.

Выбор невесты для сына князь Константин связывал со сложной политической обстановкой, возникшей после смерти великого владимирского и московского князя Симеона и получения ханского ярлыка на великое княжение молодым Иваном Ивановичем, братом покойного. Проиграв спор за великое княжение Ивану Московскому, Константин Васильевич, несмотря на преклонный возраст, не собирался сдаваться и готовился к новому витку борьбы за власть в восточной Руси. Для этого он стремился заполучить себе новых союзников и, в первую очередь, обратил внимание на главного врага Москвы – Литву. К его радости, у Ольгерда, имевшего множество детей, была на выданье дочь и, узнав об этом, князь Константин Нижегородский послал, не долго думая, в Вильно своих верных бояр, чтобы сосватать литовскую княжну. Великий литовский князь сразу же ответил согласием: в борьбе с Москвой он не гнушался союза ни с кем!

Княжич Борис Константинович тут же, в сентябре, по возвращении послов его отца из Литвы, выехал со своими верными дружинниками и богатыми дарами в Вильно.

К его удовольствию, молодая пятнадцатилетняя княжна оказалась красивой, стройной девушкой, с легким, уживчивым характером. Русский язык она знала плохо, хотя общаться умела. Ее бесхитростная речь и характерный литовский акцент только усилили симпатию молодого княжича, переросшую вскоре в настоящую любовь.

Сам княжич, достигший почти двадцати лет, с нежностью смотрел на свою юную невесту, чувствуя себя покровителем цветущей девушки.