— Рита, ты где?

Скрываться больше было глупо, и я неловко освободилась от обхвативших меня гибких веток. Услышав шум, Семен тут же оказался рядом, и, не успела я выползти на дорожку, притянул к себе и обнял, с силой притиснув к себе.

Так мы стояли довольно долго, пока он гладил меня по волосам и что-то бормотал. Наконец, чуть слышно вздохнув, он отодвинулся от меня и попросил:

— Давай посидим у тебя хоть немного…

От перенесенного стресса сил у меня не было, и на возражения меня не хватило. Мы пересекли пустынной двор и вошли в дом. Там горел свет, не выключенный Семеном. Зайдя, он тут же исправил свою ошибку и повернул выключатель. От неожиданности я чуть не сбила стул и замерла, боясь споткнуться еще раз.

К моему удивлению, Семен ориентировался в темноте без всяких проблем. Взяв меня за руку, он подвел к старенькому диванчику, стоявшему напротив окна, сел сам, и усадил меня на колени. Этого делать было нельзя, но остатки уходящего потрясения всё еще сотрясали мое тело, заставляя вести себя безрассудно.

Обняв меня, он зашептал:

— Я чуть с ума не сошел после твоего звонка. Поднял участкового с ближними мужиками за пять минут. Меня трясло просто, я даже толком объяснить не мог, в чем дело.

Ага, теперь понятно, почему односельчане Семена сделали столь далеко идущие выводы.

Проведя по моей спине чуть подрагивающей рукой, он вздохнул:

— Теперь ты поняла, почему я против житья здесь беспомощных старух? Это хорошо, что ты не спала и смогла позвонить мне, а если бы они застали тебя врасплох, как и намеревались? Что тогда?

Я не знала, что тогда, и знать не хотела. Поэтому перевела разговор на другое.

— Семен, дай мне свой сотовый.

Он удивился, но телефон подал. Ничтоже сумнятише, я нашла свой вызов и стерла номер. Семен и возмутился, и обиделся.

— Почему ты это сделала? Неужели тебе будет неприятно, если я изредка буду тебе звонить? Или боишься, что его узнает моя жена? Так я не позволяю ей брать свой телефон.

Жены его я не боялась, но Пронина — боялась, и еще как. Пришлось несколько сумбурно объяснить:

— Дело не в ней, а в том, что меня вполне может вычислить один тип, с которым я встречаться совершенно не хочу. Если хочешь мне иногда звонить, то принеси мне симку, а еще лучше телефон. По этому разговаривать слишком рискованно.

Семен так поразился, что несколько минут даже сказать ничего не мог.

— Что ты такое натворила, что даже по телефону боишься говорить?

Я возмущенно зафыркала. Нет, ну что это такое?! Неужто я так подозрительно выгляжу? Не вдаваясь в подробности, сказала:

— В меня влюбился один из наших олигархов и решил, что я должна принадлежать только ему. А я никому принадлежать не хочу, только и всего. Понятно?

Он озадаченно покрутил головой и поспешно согласился:

— Хорошо, я принесу тебе свой старый телефон и симку раздобуду. Но, может, ты мне расскажешь эту историю поподробнее?

Я упрямо покачала головой.

— Нет. Я даже вспоминать об этом не хочу, не то что говорить.

Решив удовольствоваться тем, что есть, он поплотнее притянул меня к себе и уложил мою голову на свое плечо. Он не делал ничего, чтобы меня смутить, и постепенно дрожь, сотрясавшая мое тело, проходила, впитывая надежное тепло держащего меня в объятьях сильного мужчины.

— Как ты увидела этих типов? — его голос был мягким и вкрадчивым, отказывать ему не хотелось, и я неохотно пояснила:

— Случайно. Просто засиделась в палисаднике, уж очень вечер был хорошим. И увидела чью-то тень возле дома бабы Маруси. И пошла потихоньку посмотреть, кто это.

Он вздрогнул и чуть не заорал:

— Посмотреть? Бог ты мой! А если б они тебя увидели? У них же финки в карманах были!

— А что б предпочел ты? Чтоб я встретила их в доме?

Он содрогнулся.

— Нет, конечно, нет. Я б предпочел, чтоб ты, да и вообще никто с такими типами никогда не встречался. Этот Федорчук наш, Плесовский. Рецидивист. Когда-то по молодости вместе с другими пацанами ограбил местный сельмаг. Взяли они малость, а дали им много, как же — расхитители социалистической собственности. Ну и пошло-поехало. Мать у него совсем молодая от стыда умерла. И вот опять. Хотя ему уже не помочь. Да он и не хочет. Ни работать не умеет, ни жить нормально. И других за собой тянет. Я, правда, этого парня, что с ним был, не знаю. Он не местный.

Я уж вполне пришла в себя и мягко выговорила:

— Спасибо за помощь. Если б не ты, не знаю, чтоб и было. Но сейчас тебе домой пора. Тебя наверняка жена ждет.

Он скептически фыркнул.

— Валентина? Не думаю. Недавно опять Гришка Ковалев приезжал. Якобы тетку проведать. Но скорее всего с Валентиной парой словечек перекинуться. И не только словечек. Так что вряд ли она дома. Скорее с Гришкой в его машине кувыркается. Он ей лишь подмигнет, и она уже готова.

Мне стало жаль Семена, — в его голосе звучало что-то непонятное мне, похожее и на досаду, и на злость.

— Ты ее любил?

Он как-то надсадно вздохнул.

— Теперь понимаю, что нет. Просто я только-только из армии пришел, а в это время, как ты понимаешь, здоровому парню нужно только одно. Ну и она вовремя так подставилась. Я только потом догадался, что ей нужно было официального папашу для ребенка заиметь — Гришка-то на ней жениться и не собирался. У него в то время жена была. И лишние разговоры ему были не нужны. Впрочем, у него и сейчас жена есть. Не знаю уж, которая по счету. Валентина-то в их число никак попасть не успевает. А может, просто не хочет, хотя и дочь у нее от Гришки.

— Но дети-то считают, что ты — их отец.

— Вася — нет. Ему мать как-то в сердцах объявила, кто его настоящий папаша. Всю жизнь парню испоганила. Он теперь не знает, как ко мне относиться. Думает, что я их только терплю.

— А на самом деле?

Он слегка призадумался.

— Конечно, они мне как родные, всё-таки они выросли если не на моих руках, то на глазах-то точно. Но, если бы они были мои, да еще от любимой женщины, я б любил их по-настоящему, не то, что теперь.

На это сказать было нечего, и я лишь сочувственно вздохнула. В этом деле я ему ничем помочь не могла, и он это прекрасно понимал.

На востоке показалась легкая розоватая полоска, предвещая скорый рассвет. Выбравшись из его теплых рук, я попросила:

— Иди уже, Семен. Тебе на работу скоро. К тому же, надеюсь, ты не хочешь попасть на глаза своим ушлым мужикам?

Он что-то неопределенно промямлил, но встал и, двигаясь к выходу, пообещал:

— Сегодня же привезу тебе телефон. Хоть на связи будем. Надеюсь, что больше таких экстримов, как этой ночью, мне переживать не доведется.

Я тоже на это надеялась. Едва Семен вышел, я закрыла дверь, нырнула в постель и отрубилась.

Проснулась от голодных спазмов в желудке. Пришлось вставать и срочно готовить еду. Съев тарелку легкого овощного супчика, я почувствовала себя человеком и вышла на улицу. Солнце стояло в самом зените, и я поняла, что еще полдень. Бабулек в огородах видно не было, значит, как обычно, пялятся в телевизор.

Я достала из сарая очередной полуготовый холст и принялась оценивающе его разглядывать. Да уж, чистое дилетантство. Как же мне нужны профессиональные советы настоящего мастера! Только вот где его здесь взять?

Размешав краски, я принялась аккуратными мазками укладывать их на холст, а в голове вертелись тяжелые мысли. Прошедшая ночь наглядно доказала, что старушкам и впрямь здесь оставаться одним нельзя. Но как же быть? Дом престарелых отпадал однозначно. Что же делать?

И тут меня осенило — ведь вполне можно построить для них дома на центральной усадьбе! Проезжая мимо села, я видела несколько строящихся домов. Чтобы им не скучно жилось, можно поставить таус-хаунд на три квартиры. Вроде бы и отдельно, но все рядом. Так же, как и здесь.

Эта мысль мне понравилась, и я решила при первой же возможности обсудить ее с Семеном.

Когда бабульки в перерыве между сериалами заглянули ко мне, я предложила им этот вариант. Они переглянулись.

— Да мы и сами об этом подумывали, Рита, но ведь где деньги-то взять? Дома на центральной усадьбе недешевые. Да и не продает их никто. Там только строят. А это нам и вовсе не под силу. — Вера Ивановна была так печальна и покорна судьбе, что у меня защемило сердце.

Широко улыбнувшись, я заверила их, что деньги не главное. Главное — их согласие.

Переглянувшись, они осторожно согласились. Я видела, что они изрядно смущены, но говорить, откуда возьмутся деньги, не стала. Когда дойдет до дела, навру, что нашла спонсора, только и всего. Надеюсь, Пронин о своем невольном спонсорстве никогда не узнает.

На синем небе невесть откуда стали собираться кучерявые облака, постепенно принимавшие вид темный и угрожающий. Заохав, баба Нюра предупредила:

— Гроза скоро будет. У меня все кости ломит.

Баба Маруся тоже болезненно принялась растирать поясницу, опасливо поглядывая наверх.

— Только бы ветра не было, а то повалит столб с током, как в прошлом году, и не увидим мы ничего неделю, если не больше.

Угроза пропуска любимого сериала испугала старушек куда больше, чем возможность пожара или отключенных холодильников. Как испуганные воробышки, они кинулись к дому бабы Нюры, чтобы насладиться телевизором, возможно, в последний раз.

Я никуда не пошла, торопливо прорисовывая цветок в левом нижнем углу композиции, пока было еще довольно светло.

Деревья глухо, с угрозой шумели, птички замолкли, и я поняла, что приближается настоящая буря. Оценивающе посмотрела на свой домик — выстоит он или нет против ураганного ветра. Может быть, собрать соседок, да и рвануть на центральную усадьбу, пока еще не поздно? Но вряд ли они согласятся бросить свои дома с бедным, но собственным скарбом.

Внезапно среди притихшей природы послышался какой-то чужеродный звук. Я прислушалась. Звук нарастал, переходя в басовитое урчание мощного мотора. Неужели Семен?

Я испугалась. Успеет ли он уехать обратно до бури? Если его прихватит посреди нашей весьма условной дороги, то ждать ему помощи до морковкиного заговенья.

Это и в самом деле оказался Семен. Оставив машину подле моего дома, он заполошно заскочил ко мне и, не здороваясь, сразу скомандовал:

— Собирайся, поедешь со мной!

Это так напомнило мне Георгия, который тоже всегда лучше меня знал, что мне надо делать, что я возмутилась:

— Никуда я не поеду. Это тебе нужно скорее отправляться обратно, чтоб не застрять по дороге.

Георгий бы после этих слов на стенку полез, заставляя меня выполнить его указание, а Семен только невесело засмеялся, глядя на меня с мягким укором.

— Я так и знал! И что мне теперь прикажешь делать? Я так боюсь за тебя и за бабулек! Штормовое предупреждение мы получили час назад. Я велел всем, кто в поле, немедля вернуться обратно. И только ты не слушаешься.

Его глаза светились таким беспокойством, что я в утешение положила ему руку на рукав. Он немедля накрыл мои пальцы ладонью и с нежной силой сжал.

— Ну, сама подумай, что вы тут будете делать, если начнется настоящий ураган? Эти домишки и мало-мальски сильного ветра не вынесут, не говоря уж о шторме…

Ветер и в самом деле крепчал, задирая мой подол на неприличную высоту. Говорить тоже приходилось громче, чтобы перекричать шум ветра.

— Езжай домой скорее! Я и без того за тебя волнуюсь! Тебя наверняка ждут в правлении!

Подтверждая мои слова, в его кармане требовательно затенькал сотовый. Ответив, он чертыхнулся и велел мне:

— Забирай этих упрямых дамочек, и залезайте в самый прочный погреб! И вот тебе телефон! Я позвоню позднее!

Он сунул мне в руку сотовый, потом прижал меня к себе, с каким-то ожесточением поцеловал, прыгнул в УАЗик и помчался обратно, вздымая за собой коричневато-серое облако пыли, разносимое ветром по всей округе.

Затащив в сарай мольберт, я кинулась к бабе Нюре. Женщины, утроившись рядышком на стареньком просиженном диванчике, с упоением пялились в экран. На мои слова о погребе даже не среагировали. Лишь Вера Ивановна сердито замахала на меня рукой.

— Тише, Рита, не мешай!

Я не знала, что делать, дом уже слегка потряхивало, он стонал и шевелился, грозя повалиться прямо на нас. Но серия мыльной оперы для старушек была гораздо важнее какого-то урагана. Тут на улице что-то сверкнуло, и экран обречено потух.

Бабульки враз загалдели, крайне недовольные таким поворотом дела. Причем боялись отнюдь они не урагана, они не хотели пропустить серию. Баба Нюра повернулась ко мне и скомандовала:

— Слышь, Рит, телик у тебя ведь переносной, значит, он и от твоей машины работать может! Давай заведи ее, и досмотрим, чем там дело кончилось!