– Они все равно будут уязвлены, так или иначе, - проворчала Фелиция.

– Нет, они не будут, - сказала Пенелопа, - По крайней мере, вон та, вон та, и вон та не будут уязвлены, - проговорила она, указывая на две скрипки и фортепиано, - Но вон та, девушка, - она осторожно показала на девушку, сидящую с виолончелью, - уже несчастна. Самое малое, что мы можем для них сделать, так это не позволить кому-нибудь ехидному и жестокому сесть здесь.

– Ну, она все равно будет распотрошена на этой неделе леди Уислдаун, - проговорила Фелиция.

Пенелопа открыла рот, чтобы что-нибудь сказать в ответ, но в это мгновение осознала, что человеком, который только что уселся рядом с ней с другой стороны, была Элоиза.

– Элоиза, - сказала Пенелопа с очевидным восхищением, - Я думала, ты планировала остаться дома.

Элоиза состроила гримаску, ее кожа явно побледнела и немного позеленела. - Я не могу объяснить, но, кажется, я не могу убраться от сюда. Это похоже на дорожное происшествие. Ты просто не можешь не смотреть.

– Или слушать, - сказала Фелиция, - В зависимости от обстоятельств.

Пенелопа улыбнулась. Она не могла ничем помочь.

– Я слышала, вы говорил о леди Уислдаун, когда я пришла? - спросила Элоиза.

– Я говорила Пенелопе, - пояснила Фелиция, наклоняясь довольно неизящно через свою сестру, чтобы поговорить с Элоизой, - Что эти девушки буду выпотрошены леди Уислдаун на этой неделе.

– Я не знаю, - глубокомысленно произнесла Элоиза, - Она не издевается каждый год над бедными девочками Смитти-Смит. Я не знаю почему.

– Зато я знаю почему, - фыркнул голос сзади.

Элоиза, Пенелопа и Фелиция развернулись, как по команде, на своих местах, затем резко отпрянули назад, поскольку трость леди Данбери появилась в опасной близости от их лиц.

– Леди Данбери! - воскликнула Пенелопа, неспособная сопротивляться желанию, коснуться своего носа, чтобы проверить все ли на месте.

– Я вычислила характер леди Уислдаун, - сказала леди Данбери.

– Вы вычислили? - переспросила Фелиция.

– Она слишком мягка, - продолжала старая леди, - Видите, вон ту, - она ткнула своей тростью в направлении виолончелистки, по пути почти ткнув Элоизе в ухо. - Прямо там?

– Да, - ответила Элоиза, потирая ухо, - Хотя я уже не думаю, что способна услышать ее.

– Это для тебя благословение, - сказала леди Данбери, прежде чем вернуться к объекту ее размышлений, - Ты можешь поблагодарить меня позже.

– Вы хотели что-то сказать о виолончелистке? - быстро спросила Пенелопа, прежде чем Элоиза огрызнется на леди Данбери, и скажет что-нибудь совсем неподходящее.

– Конечно. Я хотела. Посмотрите на нее, - сказала леди Данбери, - Она несчастна. И такой она и должна быть. Она явно единственная из них, кто понимает, насколько ужасно они играют. Другие вообще явно не имеют музыкального слуха.

Пенелопа посмотрела довольно самодовольно на свою сестру.

– Запомните мои слова, - сказала леди Данбери, - Леди Уислдаун ничего не скажет об этом музыкальном вечере. Она не захочет повредить чувства этой девушки.

– Но остальные девушки -

Элоиза, Пенелопа и Фелиция резко отклонились назад, поскольку в этот момент трость начала покачиваться.

– Чушь. Она может совсем не беспокоится насчет остальных девушек.

– Очень интересная теория, - проговорила Пенелопа.

Леди Данбери опустилась на свое место с довольным видом.

– Да, это так. Разве вы так не думаете?

Пенелопа кивнула.

– Я думаю, вы правы.

– Хм-пх. Я обычно всегда права.

Все еще сидя повернувшись на своем кресле, Пенелопа сначала обернулась к Фелиции, затем к Элоизе, и сказала:

– Вот почему я хожу каждый год, год за годом, на музыкальные вечера Смитти-Смит.

– Чтобы увидеть леди Данбери? - спросила Элоиза в замешательстве.

– Нет. Потому что есть девушки, такие как она, - Пенелопа указала на виолончелистку, - Потому что я совершенно точно знаю, как она себя чувствует.

– Не глупи, Пенелопа, - произнесла Фелиция, - Ты никогда не играла на фортепиано на публике, но даже если бы ты играла, ты все равно довольно неплохо играешь, и тебе не о чем волноваться.

Пенелопа повернулась к своей сестре.

– Я совсем не о музыке, Фелиция.

Затем случилась самая странная вещь с леди Данбери. Ее лицо изменилось. Изменилось полностью. Ее глаза стали туманными и задумчивыми. А ее губы, сжатые обычно в саркастической улыбке, расслабились.

– Я была точно такой же девушкой, как вы, мисс Физеренгтон, - сказала она так тихо, что Элоиза и Фелиция были вынуждены наклониться вперед, чтобы разобрать ее голос.

Элоиза с фразой: - Прошу прощения?

Фелиция с менее вежливой: - Что?

Но леди Данбери смотрела только на Пенелопу.

– Я тоже из-за этого посещала все музыкальные вечера Смитти-Смит, - сказала старая леди. - Точно так же, как и ты.

И в этот момент, Пенелопа почувствовала странное чувство близости с этой старой женщиной. Что было полным безумием, потому что у них не было ничего общего - ни возраста, ни статуса, ничего. И все же, так или иначе, графиня выбрала почему-то ее, для какой цели, Пенелопа даже не догадывалась.

Но она казалось решительно настроенной зажечь огонь в хорошо-упорядоченной и очень скучной жизни Пенелопы.

И Пенелопа не могла понять почему, но это, так или иначе, работало. Разве это не, приятно - обнаружить то, что мы на самом деле совсем не такие, как мы о себе думаем? Слова леди Данбери с того вечера до сих пор эхом отдавались в ушах Пенелопы.

Почти как наваждение.

Почти как вызов.

– Знаете, что я думаю, мисс Физеренгтон? - спросила леди Данбери, ее голос звучал обманчиво мягко.

– Я не могу даже догадываться, - сказала Пенелопа, с уважением в голосе.

– Я думаю, вы могли бы быть леди Уислдаун.

Элоиза и Фелиция задохнулись от изумления.

Пенелопа приоткрыла губы от удивления. Никто прежде даже не думал обвинить ее в этом. Это было невероятно… невероятно… и…

Фактически, довольно лестно.

Пенелопа почувствовала, как ее губы складываются в хитрую улыбку, она наклонилась вперед, словно собираясь поделиться новостями огромного значения.

Леди Данбери наклонилась.

Элоиза и Фелиция наклонились.

– Знаете, что я думаю, леди Данбери, - голос Пенелопы был неотразимо спокоен.

– Хм, - пробормотала леди Данбери с лукавым блеском в глазах. - Я могла бы сказать, что я затаила дыхание в ожидании, но вы уже сказали мне, что вы думаете, будто я леди Уислдаун.

– А вы леди Уислдаун?

Леди Данбери лукаво улыбнулась. - Может быть и я.

Фелиция и Элоиза громко перевели дыхание.

Живот Пенелопы скрутило.

– Вы признаетесь в этом? - прошептала Элоиза.

– Ну, конечно, я не признаюсь в этом, - буквально рявкнула в ответ леди Данбери, выпрямляясь и ударяя своей тростью об пол с такой силой, что на мгновение остановила игру четверых незадачливых музыкантов.

– Даже, если бы это было верно - но я не говорю, действительно, ли это так - я что, по-твоему, достаточно глупа, чтобы признаться в этом?

– Тогда почему вы сказали -

– Потому, что ты просто простофиля, а я пытаюсь отстоять свою точку зрения, - она начала потихоньку затихать.

Но тут Пенелопа спросила ее: - Какую?

Леди Данбери одарила их всех крайне сердитым взглядом.

– То, что любой человек может оказаться леди Уислдаун, - воскликнула она, энергично постукивая тростью об пол. - Вообще любой.

– Ну, кроме меня, - вставила Фелиция, - Я совершенно уверена, что это не я.

Леди Данбери даже не удостоила Фелицию взглядом.

– Позвольте мне сказать еще кое-что.

– Разве можем мы остановить вас, - Пенелопа проговорила это настолько сладко, что это выглядело, как комплимент.

По- правде говоря, это и был комплимент. Она всегда восхищалась леди Данбери. Она восхищалась любым человеком, кто был способен, по ее мнению, светски разговаривать.

Леди Данбери усмехнулась.

– Роль леди Уислдаун подходит тебе, Пенелопа Физеренгтон, гораздо больше, чем это кажется на первый взгляд.

– Это верно, - сказала Фелиция с улыбкой, - Она может быть довольно жестока. Никто в это не поверил бы, но когда мы были маленькими -

Пенелопа толкнула ее в бок.

– Видели? - проговорила Фелиция.

– Что я собиралась сказать, - продолжала леди Данбери, - Так это то, что высший свет собирающийся принять мой вызов, абсолютно неправ.

– Вы предполагаете, что мы тоже можем быть леди Уислдаун? - спросила Элоиза.

Леди Данбери отрицательно махнула рукой в сторону Элоизы.

– Я вынуждена объяснить, с самого начала думают неправильно, - сказала она. - Они продолжают присматриваться к очевидным людям. Таким людям, как ваша мать, - сказала она, повернувшись к Пенелопе и Фелиции.

– Мама? - эхом откликнулись обе.

– Вот вам, пожалуйста, - сказала леди Данбери, насмехаясь, - Более назойливого человека, этот город еще не видел. Она совершенно точно именно такой человек, которого все будут подозревать.

У Пенелопы совсем не было мыслей, что сказать на это. Ее мать была печально известной сплетницей, но было довольно трудно представить ее в роли леди Уислдаун.

– Которая почему-то, - продолжала леди Данбери, проницательно посмотрев на Пенелопу, - Не может быть леди Уислдаун.

– Хорошо, тогда, - проговорила Пенелопа с сарказмом, - Фелиция и Я могли бы с уверенностью сказать вам, что это точно она.

– Пиф-ф, - фыркнула леди Данбери, - Если бы ваша мать была леди Уислдаун, она нашла бы способ скрыть от вас это.

– Моя мама? - сомнением переспросила Фелиция, - Я так не думаю.

– Что я пыталась сказать, - рявкнула леди Данбери, - До всех этих прерываний -

Пенелопе показалось, будто она услышала смешок Элоизы.

– что если бы леди Уислдаун была бы кем-то очевидным, то вы не думаете, что ее бы вычислили к настоящему моменту?

Последующая тишина требовала от них ответа, и поэтому все три девушки кивнули с соответствующей энергией и задумчивостью.

– Она должна быть кем-то, кого никто не подозревает, - сказала леди Данбери, - Она просто обязана быть таким человеком.

Пенелопа снова кивнула. Точка зрения леди Данбери действительно имела смысл.

– Вот, почему, - продолжала старая леди с торжеством в голосе, - Я не самая вероятная кандидатка!

Пенелопа моргнула, совсем не поняв такой логики.

– Прошу прощения?

– Вот, - леди Данбери одарила Пенелопу своим самым презрительным взглядом. - Ты думаешь, ты первая, кто подозревал меня?

Пенелопа лишь покачала головой в ответ.

– Я все еще думаю, что это вы.

Это повысило уважение старой леди к ней. Леди Данбери одобрительно кивнула и сказала:

– Ты гораздо нахальнее, чем это может показаться на первый взгляд.

Фелиция наклонилась вперед, и произнесла довольно заговорщицким тоном: - Это правда.

Пенелопа шлепнула по плечу сестры: - Фелиция!

– Я думаю, музыка сейчас вот-вот начнется, - произнесла Элоиза.

– Небеса нам помогут выдержать это, - возвестила леди Данбери, - Не знаю почему я -

– Мистер Бриджертон!

Пенелопа обернулась, чтобы посмотреть на небольшую сцену, но услышав это восклицание, она резко обернулась назад, и увидела как Колин пробирается по ряду к свободному месту, рядом с леди Данбери, по пути добродушно извиняясь перед людьми.

Его извинения, конечно, сопровождались одной из его смертельных улыбок, и в результате, не меньше трех молодых леди положительно растаяли на своих местах.

Пенелопа нахмурилась. Это было отвратительно.

– Пенелопа, - тихо прошептала Фелиция, - Ты ворчишь?

– Колин, - сказала Элоиза, - Я и не знала, что ты сюда придешь.

Он пожал плечами и хитро улыбнулся.

– Я передумал буквально в самый последний момент. В конце концов, я всегда был большим любителем музыки.

– Что объясняет твое присутствие здесь, - произнесла Элоиза исключительно сухим тоном.

Колин согласился с ее утверждением слегка кивнув, и повернулся к Пенелопе.

– Добрый вечер, мисс Физеренгтон, - он повернулся к Фелиции, и тоже кивнул, - Мисс Физеренгтон.

Это время потребовалось Пенелопе, чтобы собраться с мыслями, днем они расстались довольно неловко, а теперь он здесь с дружеской улыбкой.

– Добрый вечер, мистер Бриджертон, - наконец-то справилась она сама с собой.

– Кто-нибудь знает, что будет в сегодняшней программе? - спросил он, выглядя при этом ужасно заинтересованным.

Пенелопа вынуждена была восхититься им. Колин умел смотреть на вас так, словно ничего в мире не могло заинтересовать его больше, чем ваше следующее предложение. Это был талант. Особенно сейчас, когда они все знали, что он просто не может быть заинтересованным в том, что же будут играть девушки Смитти-Смит в этот вечер.

– Я думаю, это должно быть Моцарт, - задумчиво произнесла Фелиция, - Они почти всегда играют Моцарта.