В публикациях не было ничего, думала Пенелопа, что могло бы повысить ее популярность. Но Сезон не был полным бедствием. Было несколько человек, с которыми, казалось, она могла нормально говорить. Леди Бриджертон, была одной из немногих людей, проявивших к ней сочувствие, и скоро, Пенелопа обнаружила, что беседует с чудесной виконтессой на темы, на которые она даже не мечтала поговорить со своей собственной матерью. Благодаря леди Бриджертон она познакомилась с Элоизой, младшей сестрой ее возлюбленного Колина. Элоизе, как и самой Пенелопе, совсем недавно исполнилось семнадцать, но ее мать мудро позволила отложить выход в свет на год, хотя Элоиза унаследовала присущую Бриджертонам красивую внешность и их обаяние.

И пока Пенелопа проводила вечера в зеленовато-кремовой гостиной Бриджертон-хауса (или чаще всего наверху, в комнате Элоизы, где девушки смеялись, хихикали и разговаривали обо всем на свете), она чувствовала свою связь с Колиным, кто в свои двадцать-два года еще не покинул родительский дом, и не переехал в жилище холостяка.

И если раньше Пенелопа думала, что любит его, то чувство, которое она почувствовала после близкого знакомства с ним, ни на что не было похоже. Колин был остроумным, экстравагантным; он был настолько безрассудным и бесшабашным шутником, что порой его шутки доводили дам до обморока, но самое главное…

Колин Бриджертон был милым.

Милым. Такое вот глупое маленькое словечко. Это могло звучать банально, но на самом деле, больше всего подходило ему. У него всегда находились приятные слова для Пенелопы, и когда она набралась храбрости сказать ему что-нибудь в ответ (больше чем обычные приветствия и прощания), он ее внимательно выслушал. В следующий раз ей было уже гораздо легче.

К концу Сезона Пенелопа поняла, что Колин был единственным мужчиной, с которым она могла нормально и долго беседовать.

Это была любовь. О да, это была любовь, любовь, любовь, любовь, любовь. Возможно, глупо все время повторять одно и тоже слово, но практически этим и занималась Пенелопа, исписывая листок дорогой писчей бумаге вдоль и поперек словами: Миссис Колин Бриджертон или Пенелопа Бриджертон, а так же Колин, Колин, Колин (бумага тут же отправилась в огонь камина, как только Пенелопа услышала чьи-то шаги в холле)

Но как же чудесно было почувствовать любовь - даже безответную любовь - к такому прекрасному человеку. Это чувство заставляет быть благоразумным.

И конечно, совсем не было обидно, что Колин, как и все мужчины семейства Бриджертон, был потрясающе красив. У него были знаменитые каштановые волосы Бриджертонов, широкий и улыбающийся рот Бриджертонов и шестифутовый рост. Помимо этого у Колина были самые потрясающие зеленые глаза, из всех, что когда-либо украшали лицо мужчины. Глаза такого сорта заставляют девушек мечтать о своем обладателе.

И Пенелопа мечтала, мечтала, мечтала…


***

В апреле 1814 года Пенелопа вернулась в Лондон на свой второй Сезон. Несмотря на то, что у нее было столько же поклонников, сколько и в прошлом году (то есть ноль), сказать по чести, Сезон не был таким уж скверным, как прошлый. Этому помогло то, что она потеряла те самые два стоуна и теперь могла назвать себя ‘приятной пышечкой’, а не ‘отвратительной толстухой’. Она была еще далека от женского идеала стройности, модного в то время, но, по крайней мере, она изменилась настолько, что послужило оправданием для полного обновления всего гардероба.

К несчастью мать, снова настояла на ‘желтом, оранжевом и местами красном’.

В этот раз леди Уислдаун написала:

Мисс Пенелопа Физеренгтон (наименее глупая из всех сестер Физеренгтон) была одета в платье желто-лимонного цвета, оставляющего кислый привкус во рту тех, кто ее видел…

По крайней мере, подразумевалось, что она самый умный член ее семьи, хотя комплимент был довольно двусмысленным. Но не одну Пенелопу выделила язвительная сплетница. Темноволосую Кэйт Шеффилд в ее желтом платье сравнили с подпаленным нарциссом, а ведь та собиралась выйти замуж за Энтони Бриджертона, старшего брата Колина, и к тому же виконта!

Так Пенелопа получила надежду.

Ну хорошо, не совсем так… Она знала, что Колин не собирается жениться на ней, но по крайней мере, он танцевал с ней на каждом балу, смешил ее, и время от времени она смешила его. И она знала, что этого, должно быть, было достаточно для надежды.

А тем временем жизнь Пенелопы продолжалась. Прошел ее тритий Сезон, а затем и четвертый. Две ее старших сестры, Прюденс и Филиппа, в конце концов, вышли замуж и уехали с мужьями. Миссис Физеренгтон все еще надеялась, что Пенелопа найдет мужа. У Прюденс и Филиппы поиск мужа занял пять сезонов, но Пенелопа знала, что ей суждено навсегда остаться старой девой. Было бы несправедливо выйти замуж за кого-то, когда она так отчаянно любит Колина. И где-то в укромных уголках ее мозга, в самом дальнем закоулке, примерно между правилами спряжения французских глаголов, которым она так и не овладела и арифметикой, которой она почти никогда не пользовалась, все еще таился крохотный кусочек надежды.

До того дня.

Даже сейчас, семь лет спустя, она называла его не иначе, как ‘тот день’.

Она пришла в Бриджертон-хаус, как часто делала, чтобы попить чая с Элоизой, ее сестрами и леди Бриджертон. Это было как раз перед тем, как Бенедикт Бриджертон, брат Элоизы женился на Софии. Он единственный не знал, кем она была на самом деле, это, конечно, не имело значения, кроме того, что это был единственный важный секрет за последние десять лет, который не раскопала леди Уислдаун.

Идя через передний зал к выходу из Бриджертон-хауса, Пенелопа прислушивалась к своим шагам по мраморной плитке. Она поправила свое пальто и подготовилась к короткой прогулке к своему дому (который был прямо за углом), когда услышала голоса. Мужские голоса. Мужские голоса семейства Бриджертонов.

Это были три брата: Энтони, Бенедикт и Колин. У них был обычный мужской разговор, они ворчали, смеялись и подшучивали друг над другом. Пенелопе всегда нравилось наблюдать за ними в эти моменты: они вели себя, как дружная семья. Пенелопа могла их видеть через открытую переднюю дверь, но не слышала их разговора до тех пор, пока не достигла порога. В довершение всех несчастий, преследовавших ее всю ее жизнь, первым кого она услышала, был Колин, а его слова были очень неприятные.

– …и, я, конечно, не собираюсь жениться на Пенелопе Физеренгтон!

– Ох! - это слово сорвалось с ее губ прежде, чем она успела подумать, резко и громко пронзило воздух так, словно кто-то неумело свистнул.

Трое Бриджертонов, как по команде, повернули к ней свои испуганные лица, и Пенелопа позже поняла, что это были самые ужасные пять минут в ее жизни.

Она молча стояла, казалось целую вечность, наконец, с достоинством, которое никогда не могла ожидать от себя, повернулась и посмотрела прямо на Колин, и сказала:

– Я никогда не просила вас жениться на мне.

Его щеки из розовых превратились в ярко-красные. Он открыл рот, но ничего не смог выдавить из себя. Это было, подумал Пенелопа с удовлетворением, наверно единственный раз в жизни, когда он потерял дар речи.

– И я никогда, - она судорожно сглотнула, - Я никогда никому не говорила, что хочу, чтобы ты меня об этом попросил.

– Пенелопа, - удалось, наконец, выдавить Колину, - Я так сожалею. Прости.

– Вам совершенно незачем извиняться, - сказала она.

– Нет, - настаивал он, - Есть за что. Я тебя обидел. Я ранил твои чувства, и я -

– Вы не знали, что я здесь.

– И тем не менее…

– Вы не собираетесь жениться на мне, - сказала она, ее голос звучал неестественно и глухо для ее собственных ушей. В этом нет ничего обидного. Я вот не собираюсь выходить замуж за вашего брата Бенедикта.

Бенедикт явно старался не смотреть в их сторону, но на эти слова отреагировал.

Пенелопа уперла свои руки в бока.

– Его же не обижает, когда я говорю ему, что я не собираюсь за него замуж, - она повернулась к Бенедикту, и посмотрела прямо в его глаза, - Не так ли, мистер Бриджертон?

– Конечно, нет, - быстро ответил Бенедикт.

– Значит, договорились, - сказала она, пораженная словами, вылетающими из ее рта, - Никто никого не обидел. А теперь, джентльмены, попрошу меня простить, я должна вернуться домой.

Три джентльмена немедленно расступились, и она прошла мимо них.

– А где твоя горничная? - неожиданно крикнул ей вдогонку Колин.

Пенелопа потрясла головой.

– Я же живу за углом.

– Я знаю, но -

– Я провожу вас, - спокойно сказал Энтони.

– В этом нет, никакой необходимости, милорд.

– Мне будет приятно, - тон его голоса говорил ей, что на самом деле у нее нет выбора.

Она кивнула, и они вдвоем пошли вниз по улице. Когда они прошли три дома, Энтони неожиданно сказал необычайно почтительным голосом: - Он на самом деле, не знал, что вы там были.

Пенелопа почувствовала, как ее губы сжались - не от злости, скорее от чувства неизбежности происходящего.

– Я знаю, - ответила она, - Он не жестокий. Думаю, ваша мама докучает ему с женитьбой.

Энтони кивнул. Стремление леди Бриджертон видеть каждого из ее восьмерых детей женатым, стало в высшем свете почти легендарным.

– Я ей нравлюсь, - сказала Пенелопа, - Вашей маме. Но не более того. Правда в том, что это не поможет, чтобы стать невестой Колина.

– Ну, я бы так не сказал, - задумался Энтони, звуча, не как всеми уважаемый виконт, а как любящий сын. - Я никогда бы не женился на той, которая могла бы, не понравится моей матери, - он потряс головой, выражая почти благоговейный трепет и уважение, - Она как стихийное бедствие.

– Ваша мать или ваша жена?

Он раздумал не больше полсекунды: - Обе.

Они прошли еще немного, и тут Пенелопа выпалила: - Колин должен уехать!

Энтони с любопытством посмотрел на нее.

– Прощу прощения?

– Он должен уехать. Путешествовать. Он не готов жениться, а ваша мать не сможет удержаться и не давить на него. Она хочет ему добра, но…

Пенелопа в ужасе шлепнула себя по губам. Она надеялась, что виконт не подумает, будто она критикует леди Бриджертон. Насколько она знала, в Англии не было леди более влиятельной.

– Моя мать всегда желает добра, - сказал Энтони, снисходительно улыбаясь. - Но может быть, вы правы. Возможно, ему следует уехать. Колину действительно нравится путешествовать. Хотя, он совсем недавно вернулся из Уэллса.

– Недавно вернулся? - вежливо переспросила Пенелопа, притворяясь, будто она не знает, что он ездил в Уэллс.

– Вот мы и на месте, - сказал Энтони, кивая ей в ответ, - Это ваш дом, не так ли?

– Да. Спасибо, что проводили меня до дома.

– Мне было очень приятно, уверяю вас.

Пенелопа проследила, как он ушел, затем вошла внутрь и заплакала.


***

На следующий день соответствующая заметка появилась в колонке светской хроники леди Уислдаун:

Ба, какое удивительное событие произошло вчера перед резиденцией леди Бриджертон на Брутон-стрит!

Прежде всего, Пенелопа Физеренгтон была замечена в обществе не одного, не двух, а ТРЕХ братьев Бриджертонов, что является абсолютным подвигом для бедной девушки, до этого не пользующейся таким спросом. К сожалению (хотя, возможно, это было очевидно для всех) мисс Физеренгтон, когда она, наконец, собралась домой, она отправилась туда под руку с виконтом, единственным женатым мужчиной из всей этой троицы.

Если мисс Физеренгтон и удастся организовать ловушку для одного из братьев Бриджертон и притащить того к алтарю, то это определенно будет похоже на конец света, в том виде, в котором мы все его понимаем. В этом случае вашему автору, который честно признается, что не может поверить в вероятность такого события, придется оставить это место и никогда больше не писать.

По- видимому, даже леди Уислдаун поняла всю тщетность чувств Пенелопы к Колину.


***

Годы проходили мимо, и как-то не осознавая, Пенелопа из дебютантки перешла в ряды компаньонок. Она наблюдала за своей сестрой Филицией - единственной из сестер Физеренгтон, наделенной как природной красотой, так и обаянием - и наслаждалась своим очередным лондонским Сезоном.

Колин вошел во вкус, и постепенно все больше и больше времени проводил вдали от Лондона; казалось, почти каждые несколько месяцев он срывался с места и уезжал куда-то.

Когда же он бывал в городе, он всегда приберегал для Пенелопы танец и улыбку. И, так или иначе, она притворялась, что между ними ничего не произошло, что он никогда не выражал отвращение к ней на публике, что не он вдребезги разбил все ее мечты.

Когда он был в городе, отношения между ними представлялись спокойной, можно сказать даже крепкой дружбой. Но, на что еще могла надеяться двадцативосьмилетняя старая дева?

Безответная любовь никогда не была легким чувством, но, в конце концов, Пенелопа смирилась с ней.