Джулия Куинн - Романтическая история мистера Бриджертона

– Я спрятала тот выпуск от матери, - призналась Пенелопа, - Я не хотела ранить ее чувства.

Элоиза заморгала, затем произнесла: - Это было очень мило с твоей стороны, Пенелопа

– В моей жизни есть моменты милосердия и такта.

– Кто-то сказал, - фыркнув, проговорила Элоиза, - жизненно необходимыми элементами милосердия и такта является способность не обращать внимание других людей на обладание этими качествами.

Пенелопа скривила губы, и подтолкнула Элоизу к двери.

– Тебе разве не пора идти домой?

– Убегаю! Убегаю!

И она убежала.

***

Довольно приятно вернуться в старую добрую Англию, подумал Колин, делая небольшой глоток отличного бренди.

Хотя, было что-то странное в том, как он любил возвращаться. Так же сильно, как он любил уезжать. В последующие несколько месяцев - возможно месяцев шесть - он будет снова испытывать тягу к отъезду, ну а пока, Англия в апреле прекрасна, как сверкающий бриллиант.

– Он хорош, не так ли?

Колин поднял глаза. Его брат Энтони стоял, облокотившись об его массивный письменный стол из красного дерева, приподнимая в приветствии свой стакан с бренди.

Колин кивнул.

– Я не осознавал, что я потерял, до тех пор, пока я не вернулся. Уза хороша по-своему, но это - он поднял свой стакан - просто божественно.

Энтони криво усмехнулся.

– И как долго ты планируешь остаться здесь на этот раз?

Колин подошел к окну и притворился, будто смотрит на улицу. Его старший брат почти не попытался замаскировать свою неприязнь к страсти Колина путешествовать. По-правде говоря, Колин его совсем не винил за это. Иногда было трудно отправлять письма домой; он предполагал, что его семье приходилось по месяцу, а то и по два, ждать от него весточки о его здоровье. Но пока он сам не осознает, каково быть на их месте - не зная, жив или мертв любимый человек, постоянно ожидая стука в дверь от почтальона - ему не хотелось оседать в Англии.

Время от времени, он просто должен был уехать. Невозможно было описать это по-другому.

Подальше от высшего света, считавшего его очаровательным повесой и никем более. Подальше от Англии, которая поощряла своих младших сыновей идти на военную службу или в духовенство. Ни то, ни другое занятие его совсем не устраивало. Даже подальше от семьи, безусловно, любившей его, но не понимавшей, что ему действительно хочется делать.

Его брат Энтони обладал титулом виконта, а с ним и бесчисленным множеством обязанностей. Он занимался недвижимостью, следил за семейными финансами, и заботился о благосостоянии бесчисленных арендаторов и слуг. Бенедикт, старше Колина на четыре года, приобрел славу хорошего художника. Он начал с карандаша и бумаги, а затем по настоянию жены перешел на масло. Один из его пейзажей, как раз сейчас висит в Национальной Галерее.

Энтони навсегда останется на генеалогическом древе их семьи, как седьмой виконт Бриджертон. Бенедикт будет вечно жить в картинах, даже после того, как оставит эту землю. А у него, Колина, нет ничего. Он управлял небольшим имуществом, переданным ему семьей, а также посещал различные вечеринки. Он и в мыслях не думал утверждать, что ему там не было весело, но иногда ему хотелось нечто большего, чем простое веселье.

Он хотел иметь цель в жизни.

Он хотел оставить хоть что-то после себя.

Он хотел, если не знать, то, по крайней мере, надеяться на то, что когда он умрет, его будут помнить по делам, а не по колонкам леди Уислдаун.

Он тяжело вздохнул. И нет ничего удивительного в том, что он так много времени проводит в путешествиях.

– Колин? - позвал его брат.

Колин повернулся к нему и моргнул. Он был совершенно уверен, что Энтони задал ему какой-то вопрос, вот только он затерялся где-то в его мыслях, и Колин забыл о нем.

– Ах, да. Верно, - Колин прочистил горло, - Я останусь здесь, по крайней мере, на оставшуюся часть Сезона.

Энтони ничего не сказал, но было трудно не заметить удовлетворенное выражение появившееся на его лице.

– Если на этом все, - сказал Колин, поворачиваясь и улыбаясь своей знаменитой улыбкой, - Кто-то ведь должен побаловать твоих детей. Я не думаю, что у Шарлоты достаточно кукол.

– Всего лишь пятьдесят, - согласился Энтони с невозмутимым видом. - Бедная девочка совсем заброшена.

– Ее день рождение будет в конце этого месяца, не так ли? Я думаю, мне не стоит ею пренебрегать.

– Говоря о днях рождениях, - сказал Энтони, усаживаясь в большое кресло за столом, - Мамин день рождения будет на этой недели в воскресенье.

– Почему же, ты думаешь, я так торопился?

Энтони приподнял бровь, и у Колина появилось ощущение, будто тот пытается решить, действительно ли Колин спешил попасть на день рождение мамы, или просто воспользовался упоминание о дне рождения.

– Мы готовим для нее прием, - сказал Энтони.

– Она позволила тебе? - удивился Колин.

По опыту Колина, женщина в таком возрасте, была просто не способна наслаждаться празднованием своего дня рождения.

– Мы настояли, прибегнув к небольшому шантажу, - объяснил Энтони, - Либо она соглашается на прием, либо мы оглашаем ее настоящий возраст.

Колин не смог проглотить бренди, он поперхнулся, и чуть было не обрызгал брата.

– Хотелось бы мне на это взглянуть.

Энтони удовлетворенно улыбнулся.

– Это был блестящий маневр с моей стороны.

Колин допил свое бренди.

– Какие, по-твоему, шансы, что она не воспользуется приемом, как возможностью подыскать мне жену?

– Очень небольшие.

– Я так и думал.

Энтони откинулся в кресле.

– Тебе сейчас тридцать три года, Колин…

Колин уставился на него с недоверием.

– Великий Боже, хотя бы ты не начинай это…

– Я и не думал. Я просто собирался посоветовать тебе держать глаза широко открытыми в этот Сезон. Я понимаю, тебе не хочется искать жену, но нет вреда в том, чтобы учитывать такую возможность в этом Сезоне.

Колин посмотрел на дверь, намериваясь быстро уйти.

– Уверяю тебя, я вовсе не питаю отвращения к мысли о возможном браке.

– Я все же так не думаю, - возразил Энтони.

– Я не вижу ни малейшей причины торопиться в этом деле.

– Нет причин торопиться, - согласился Энтони. - Ну, за редким исключением. Ты просто успокой мать, ладно?

Колин не осознавал, что все еще держит в руке пустой бокал до тех пор, пока он не выскользнул из его пальцев и не приземлился на ковер с громким звуком

– О, Боже, - прошептал он, - Она больна?

– Нет! - резко ответил Энтони, его голос от удивления звучал громко и напористо. - Она переживет всех нас, я уверен в этом.

– Тогда в чем же дело?

Энтони вздохнул.

– Я просто хочу увидеть тебя счастливым.

– Но я и так счастлив, - возразил Колин.

– Правда?

– Дьявол, да я самый счастливый человек в Лондоне. Только почитай леди Уислдаун. Она скажет тебе именно так.

Энтони посмотрел на газету, лежавшую у него на столе.

– Ну, может быть не в этой статье, но в какой-нибудь прошлогодней точно. Меня называли очаровательным чаще, чем леди Данбери самоуверенной, а мы оба знаем какой это великий подвиг.

– Очаровательный, еще не значит счастливый, - мягко сказал Энтони.

– У меня нет на это времени, - пробурчал Колин.

Дверь, еще никогда не выглядела такой манящей и привлекательной.

– Если бы ты действительно был счастлив, - настаивал Энтони, - Ты бы не уезжал.

Колин помолчал, положив руку на ручку двери.

– Энтони, мне просто нравиться путешествовать.

– Постоянно?

– Я должен или я бы тогда не делал этого.

– Это самое уклончивое объяснение, которое я когда-либо слышал.

– И это, - Колин хитро улыбнулся брату, - ловкий маневр.

– Колин!

Но тот, уже покинул комнату.

Слово, обозначающее жизнь старой девы имело тенденцию вызывать или панику, или жалость, но Пенелопа решительно считала, что имеется свои определенные преимущества, когда ты незамужем.

Ну, во- первых, никто не ожидает, что старая дева будет танцевать на балу. Это означало, что Пенелопе не придется буквально парить на кромках бального пространства, при этом, делая вид, что танцы ей совсем не интересны и ей не хочется танцевать. Сейчас она могла спокойно сидеть в сторонке с другими старыми девами и компаньонками. Конечно, она все еще хотела танцевать -ей всегда нравилось танцевать, и фактически, она танцевала довольно неплохо, что естественно никто не замечал - но было гораздо легче симулировать незаинтересованность в танце, находясь подальше от вальсирующих парочек, а не рядом с ними.

Во- вторых, теперь количество часов, проведенных в унылых и скучных беседах, решительно уменьшилось. Миссис Физеренгтон официально оставила надежду, что Пенелопа сможет когда-нибудь поймать мужа, и поэтому она прекратила подталкивать ее на дорогу любого третьеразрядного джентльмена, который мог бы стать ее мужем. Порция, действительно никогда не думала, что Пенелопа могла надеяться на то, что привлечет какого-нибудь перворазрядного или второразрядного холостяка, что возможно и было верным, но большинство третьеразрядных холостяков квалифицировались по уму, или с грустью можно сказать по наличию индивидуальности, а точнее по отсутствию оной. Которая, объединившись с застенчивостью Пенелопы, не имела ни малейшего желанию поддерживать веселую и непринужденную беседу.

И последнее и самое главное, она, наконец-то, могла нормально питаться. Это особенно раздражало, когда она видела количество еды на приемах и вечеринках высшего света. Но девушка, занятая поиском мужа, предполагалось, не может показывать больше, чем аппетит маленькой птички. Это, с радостью подумала Пенелопа (поскольку в данный момент она откусывала просто восхитительно воздушный эклер из Франции), должно быть являлось лучшей возможностью, которая имелась у старой девы.

– Святые небеса, - простонала Пенелопа.

Если бы грех смог принять твердую форму, он без сомнения был бы одним из кондитерских изделий. Предпочтительно с шоколадом.

– Неплохо, да?

Пенелопа подавилась эклером, закашлялась, разбрызгивая вокруг себя микроскопические кусочки сладкого крема из эклера

– Колин, - задохнулась она, пылко молясь, чтобы не одна из разбрызганных ее капель не попала по нему.

– Пенелопа, - он тепло улыбнулся, - Я так рад тебя видеть.

– И я.

Он качнулся на пятках - раз, другой, третий - затем сказал: - Ты отлично выглядишь.

– И ты, - проговорила она, слишком озабоченная куда отнести эклер, чтобы придать их беседе большее разнообразие.

– Чудесное платье, - сказал он, проводя взглядом по ее зеленому шелковому платью.

Она улыбнулась, с трудом найдя, что сказать: - Оно не желтое.

– Действительно, оно не желтое, - он улыбнулся, и лед был сломан.

Это было странно, подумала она, что ее язык с трудом повиновался ей в разговоре с человеком, которого она любила, но было что-то в Колине, помогавшее любому человеку почувствовать себя непринужденно при разговоре с ним.

Возможно, думала Пенелопа больше, чем один раз, одна из причин, по которой она его любит и есть то, что в его присутствии она чувствует себя комфортно.

– Элоиза сказала мне, что ты был на Кипре, - произнесла она.

Он усмехнулся.

– Не мог сопротивляться желание побывать на месте рождения Афродиты.

Она улыбнулась в ответ. Его добрый юмор был заразителен, даже учитывая то, что последнее, о чем ей бы хотелось говорить, так это об Афродите, богине любви и красоты.

– Там также солнечно, как говорят? - спросила она, - Нет, забудь, что я сказала. Я могла бы догадаться и по твоему загорелому лицу.