Тем, кто наблюдал за ним издалека, могло показаться, что это высокий стройный юноша, который, несмотря на свое хрупкое телосложение, на удивление ловко управляется с лошадью.

Однако стоило всаднику приблизиться, как становилось ясно — это никакой не парень, а девушка в мужских бриджах и сорочке и скачет она тоже по-мужски, в обычном седле.

Глаза ее загорались энтузиазмом и восторгом, когда она заставляла лошадь взять очередной барьер. Конь, достаточно крупный и ретивый, послушно взлетал над препятствием и легко приземлялся, и всадница ни на мгновение не теряла над ним контроль.

Грум средних лет не оставлял попыток догнать свою госпожу. Наконец их лошади поравнялись и слуга взмолился:

— Пожалуйста, не делайте так больше, мисс Лексия! Хозяин шкуру с меня спустит, если узнает, что вы катаетесь по окрестностям в таком неподобающем виде!

— Не бойся, Хоукинз, я не дам ему спустить с тебя шкуру! Это моя добрая воля, и, если придется, я так ему и скажу.

Столь оптимистичное заявление не успокоило Хоукинза, однако он умолк и потрусил следом за хозяйкой к дому.

— Сегодня Скайларк был великолепен, не правда ли? — произнесла девушка нараспев.

— Не могу знать, мисс! Я никак не мог вас догнать, — хмуро отозвался грум.

Лексия усмехнулась про себя. Она привыкла всегда поступать по-своему, и это ее вполне устраивало, пусть даже кого-то ее поступки и шокировали.

И все же очередные нотации от папеньки ей выслушивать не хотелось, поэтому в дом она намеревалась проникнуть через заднюю дверь и переодеться прежде, чем он ее увидит.

Но надо же было случиться, чтоб именно в этот момент отец выглянул в окно и увидел, как она проезжает по двору.

— Лексия! Немедленно зайди ко мне!

Девушка вздохнула:

— Хорошо, па.

Не дожидаясь помощи, она спрыгнула со своего огромного скакуна, отдала поводья Хоукинзу и вошла в дом через французское окно, ведущее прямиком в комнату, где они с отцом обычно завтракали.

— Моя дочь разъезжает по окрестностям в таком виде! Возмутительно! — негодовал отец, переходя в столовую из комнаты, окна которой как раз выходили на конюшни. — Ступай к себе и немедленно переоденься! Хотя нет, подожди! Нам есть о чем поговорить.

— Господи, я умираю от голода.

Девушка села за стол, налила себе кофе, взяла тост и попыталась успокоить отца:

— Па, я всего лишь прокатилась верхом.

— Не называй меня «па»!

— С чего бы это?

— Это вульгарно. Английские леди говорят «папа».

— Но я американка!

— Чушь! Я — англичанин, твоя мать — мир ее праху — была англичанка. Ты сама родилась в Англии…

— Но когда мне исполнилось три года, мы переехали в Америку, и я там выросла. Я люблю Америку и чувствую себя американкой.

— Что ж, чем скорее ты откажешься от этой блажи, тем скорее сможешь занять свое место в английском высшем обществе, — твердо сказал отец.

— А разве не в этом обществе я была, когда мы жили в Лондоне? — с невинным видом спросила Лексия. — Помнится, мы выезжали в свет чуть ли не ежедневно!

— Но ты так и не была представлена при дворе, а ведь это — вершина моих устремлений!

В глазах Лексии сверкнули искорки смеха.

— Правда? А мне казалось, вершина твоих устремлений — выдать меня замуж за титул. Принц Уэльский подойдет? Ах, совсем забыла, он ведь уже женат. Но ведь у него, кажется, есть сыновья…

— Пожалуйста, Лексия, не шути, когда речь идет о таких серьезных вещах! И почему бы тебе не выйти замуж за самого титулованного холостяка в стране? Не понимаю!

— Хотя бы потому, что я — никто, — весело отозвалась дочь.

— Послушай, что я скажу тебе, девочка. Никто — это тот, у кого нет денег, а у тебя они есть. Неужели ты сама еще этого не поняла?

— Я хочу сказать, у нас нет титула, даже самого скромного.

— Твоя матушка была дочерью рыцаря!

— Да, но этим вряд ли впечатлишь какого-нибудь герцога или маркиза. Я — никто, папочка, и меня это вполне устраивает. Более того — я даже этому рада!

Мистер Дрейтон с осуждением взглянул на дочь. По его мнению, это была чистой воды ересь.

— Постарайся не говорить ничего подобного в обществе, — произнес он предостерегающим шепотом.

— Ладно, не буду, — ответила Лексия, но смирения ее хватило ненадолго, — однако думать так мне никто не запретит.

— Выбрось это из головы! Тебе пора научиться вести себя, как подобает английской леди, и привыкать к новой жизни.

— А почему Англия не может привыкнуть ко мне?

Эта идея настолько шокировала мистера Дрейтона, что он не нашелся с ответом.

— Чтобы я больше этого не слышал, — вымолвил он наконец. — У тебя масса достоинств, Лексия, и я не хочу, чтобы они остались незамеченными. Ты была самой красивой в Лондоне, а уж здешним красавицам до тебя очень далеко.

— Но, па! — в притворном ужасе воскликнула девушка. — Ты не должен так говорить, иначе люди подумают, что мы невоспитанные и слишком много о себе воображаем. А мне хочется, чтобы местное общество нас приняло. Мне хочется танцевать на балах у соседей и устраивать свои собственные! И чтобы наши вечеринки были самыми интересными в округе!

— Если все, о чем я слышал, — правда, то так оно и будет, — отвечал отец. — Общество в Беркшире — очень приятное, и я тоже хочу завязать приятельские отношения с соседями. И в первую очередь с маркизом.

Немного помолчав, Лексия промолвила:

— Ты упоминал о маркизе, когда мы переезжали, и, насколько я помню, нередко сокрушался о том, что в Лондоне вы так и не познакомились.

Последовала новая пауза — судя по всему, мистер Дрейтон тщательно подбирал слова. Наконец он заговорил:

— Речь идет об очень знатной особе, доченька. Маркиз — один из самых родовитых аристократов Англии.

Лексия насмешливо улыбнулась:

— И ты хочешь, чтобы он в меня влюбился, не так ли?

— У меня на этот счет свои планы.

— Но это же невозможно — заставить людей полюбить друг друга! Или в твои планы входит, чтобы и я влюбилась в него?

— Маркиз молод и, как поговаривают, хорош собой.

— Меня не особо привлекают красавчики, — кокетливо отвечала Лексия. — Они постоянно любуются лишь собой, а мне хочется, чтобы с обожанием смотрели на меня!

— Благодаря ему ты станешь маркизой, и этого тебе должно быть достаточно.

— Но я хочу выйти замуж по любви! А английские аристократы, насколько я знаю, — а наслушалась я о них предостаточно — любят только самих себя. Поместья и жены у них всегда на втором месте.

— И что в этом странного? — спросил отец. — Мужчина должен быть хозяином в доме. Я же решительно настроен перед смертью увидеть тебя в великолепной тиаре на официальной церемонии открытия парламента.

Лексия вздохнула. Все это она уже слышала. У отца на ее счет были очень честолюбивые планы: разбогатев, он вбил себе в голову, что его дочь выйдет замуж только за аристократа.

И этот особняк отец снял только для того, чтобы она могла лучше узнать нравы английской знати, так сказать, на ее территории.

Лексия, унаследовавшая от отца рассудительность, знала, что он навел справки о нескольких графствах, прежде чем сделал свой выбор. И только в Беркшире нашлось требуемое — холостой маркиз.

— Па, а почему бы тебе самому не обзавестись титулом? — попыталась пошутить она. — Ты мог бы стать герцогом или даже жениться на королеве!

— Королева до сих пор оплакивает супруга, умершего тридцать лет назад. И потом, дорогая, ты прекрасно знаешь, что забочусь я не о себе, а о тебе!

— Ты заботишься обо мне даже больше, чем следовало бы, — упрекнула отца Лексия. — А ведь я, как и ты, хочу прожить свою жизнь по-своему.

Это заявление озадачило мистера Дрейтона.

— Что ты имеешь в виду?

— Все просто: я не хочу, чтобы меня выдавали замуж насильно. Я сама хочу выбрать себе супруга, если уж без замужества никак нельзя обойтись.

— «…если без замужества нельзя обойтись»? Ушам своим не верю! Женщина должна выйти замуж! Это ее удел!

— А может, я желаю для себя другой судьбы. Па, в Америке я общалась с девушками, которым хотелось жить собственной жизнью, а не быть неким подобием запасного колеса в жизни какого-нибудь мужчины.

— Чем скорее эти бредовые идеи выветрятся из твоей головы, тем лучше! — рассердился мистер Дрейтон. — Куда катится этот мир?.. Хорошо воспитанные молодые женщины — и вдруг заявлять такое?

— Ну, я-то не слишком хорошо воспитана, — лукаво улыбнулась ему Лексия. — Знаешь, па, когда я была по-настоящему счастлива? Когда мы жили на нашем ранчо в Аризоне и меня учили кататься верхом без седла и арканить коров. Йох-ху! Это было здорово!

— И чтобы я не слышал больше этого «йох-ху»! — отрезал отец. — Где графин с виски? Мне нужно выпить!

— Еще слишком рано! Лорд Иглтон говорит, что джентльмены не пьют виски по утрам! — возразила девушка.

— У лорда Иглтона нет дочки, которая кричит «йох-ху!» и разгуливает в мужских штанах, — с чувством заявил мистер Дрейтон.

— Как же тебе не повезло со мной, па! Бедняжка!

— Не называй меня «па»! Неужели я неясно выражаюсь?

— Да, па! То есть нет, па! Па-па… Йох-ху, чувствую себя дурочкой, когда так говорю!

— И переоденься во что-нибудь приличное. Леди не носят штанов!

— Терпеть не могу женскую одежду, — возразила девушка. — Не представляю себе, как в платье вообще можно двигаться.

— Если будешь ходить в таком виде, тебе ни за что не заполучить мужа!

— И меня это вполне устраивает.

— Лексия! — громыхнул отец.

— Прости, па… папа! Я не хочу тебя расстраивать, но слова сами слетают с языка.

— Неужели твоя милая матушка так ничему тебя и не научила?

— Это почему же? Она научила меня оставаться верной самой себе.

— А разве быть верной себе означает скакать верхом и арканить коров на ранчо в Аризоне?

— Это еще не самое худшее! Мама говорила, что быть верной самой себе — самое главное в жизни, а ей можно верить — она подтвердила свой принцип практикой, и это сработало.

— Твоя мать так говорила?

— Она говорила, что послушалась своего сердца, когда выходила за тебя замуж, и была с тобой очень счастлива.

Мистер Дрейтон не нашелся с ответом. Несмотря на свою некоторую грубость и подчас даже жестокость, он очень любил свою жену. Годами он лелеял мечту привезти ее назад в Англию богатой дамой и внести в ее жизнь комфорт, какого, по его мнению, она заслуживала.

Но супруга умерла год назад, незадолго до отъезда, и вспоминать о ней ему до сих пор было очень больно.

— Что ж, она была права, — сказал он. — Когда мы познакомились, она была для меня недосягаема — как луна и звезды. Дочь рыцаря, которую семья планировала выдать за кого-то более родовитого — баронета или даже виконта. Когда мы встретились, у меня уже было свое небольшое, но процветающее дело. Но для ее родных я был всего лишь торговцем. Поэтому, когда мы вместе сбежали и поженились, семья от нее отвернулась, однако нам до этого не было дела. Мы были счастливы. Но мне этого показалось недостаточно. Я хотел стать успешным, богатым. И тогда мы перебрались в Америку — я был абсолютно уверен, что там я смогу сделать большие деньги и никто не станет интересоваться моей родословной. Что ж, я добился своего, и теперь они вынуждены со мной считаться. И я хочу, чтобы ты вышла замуж за человека из той среды, в которой выросла твоя мать. Это твое законное право, и я убежден, именно этого она и хотела!

Лексия предпочла промолчать, поскольку уверенности отца не разделяла. Ее мать хотела бы, чтобы дочь вышла замуж по любви.

Покончив с завтраком, она убежала наверх, чтобы надеть на себя то, что папенька называл «подобающим для леди одеянием», а она сама — «тюремными оковами».

Лексия прекрасно понимала, что, не соглашаясь с отцом, ступает на зыбкую почву. Мистер Дрейтон всегда и все решал единовластно, и как бы дочь его ни любила, она знала: переубедить его не получится.

Вопрос о замужестве повлечет еще немало боев, и Лексия рассчитывала их выиграть.

Она была дочкой богача, поэтому с недоверием воспринимала мужские знаки внимания. К тому же у нее были собственные представления о том, какого именно спутника она себе желает.

«Я не выйду за первого встречного только затем, чтобы порадовать папочку, — заверила она себя. — Даже если это будет какой-нибудь король! Я хочу мужа, который будет любить меня, а не деньги моего отца!»