Сара Монк - Романтическое приключение

Лизель кивнула.

— Это обеспечит его на всю жизнь. И мы не можем оставаться здесь навсегда. Мы выполним условие и потом сможем продать отель и купить дом, где захотим, и отдать Алекса в школу, которая нам понравится… Однако, это значит изменить все, всю нашу жизнь. Ты готова оставить все, что имеешь здесь?

— Работу, которую ненавижу? Друзей и родных, которых у нас нет? Нашу замечательную нору с прекрасным видом на Центральный вокзал Хокни? Сумасшедшую соседку и ее пьяных друзей, орущих и поющих каждую ночь? По-твоему, я боюсь бросить все это ради того, чтобы жить у моря? У моря, Мэрилин!

— Что ж, если все так, как ты говоришь, — Мэрилин снова улыбнулась, а следом нахмурилась. Ей не потребовалось долго убеждать Лизель, ее собственные сомнения снова вернулись к ней. — Итак, ты думаешь, мы сможем сделать это?

— Ты всегда говорила: мы можем сделать все, что задумаем. А что думает Алекс?

— Я еще не рассказала ему. Я ждала, когда ты придешь домой.

— Тогда зови его сюда, и давай расскажем ему.

— Ты действительно поедешь со мной? — В глазах Мэрилин снова блеснула надежда. — Ты думаешь, мы справимся?

— Конечно! Я соберу рюкзак, брошу туда все свои бикини, вскочу на велик и отправлюсь туда, не дожидаясь тебя. Кто первый увидит море… помнишь?

— Тот получит мороженое! Да! — Мэрилин засмеялась и, зажав лицо сестры в своих ладонях, крепко чмокнула ее в лоб. — Господи, я обожаю тебя!

— И пошла ко всем чертям эта работа! — крикнула Лизель, скорчив гримасу.

Мэрилин склонила голову набок и улыбнулась.

— О да, Майк еще пожалеет.

— Возможно. А я — нет. Зови Алекса!

Мэрилин, пританцовывая, отправилась к Алексу, а Лизель снова уселась на софу и потрясла головой, словно хотела убедиться, что все случившееся не сон. «Жизнь как две стороны монеты — никогда не знаешь, что выпадет», — часто говорила мать, вспоминая подругу, чье положение, казалось, менялось со скоростью ветра.

Теперь все будет другое! Они уедут из Лондона. И мечта, наконец, станет реальностью. Нет, она никогда не мечтала управлять отелем, но если уж так получилось… что ж. Они сделают это.

Она никогда не могла бы сказать Мэрилин «нет», даже если бы сопротивлялась этому всеми фибрами души. Мэрилин сказала, что не сможет сделать это без нее, и если так, Лизель поможет ей, несмотря ни на что. И, кроме того, все ее существо дрожало от волнения и ожидания.

Алекс вошел с покрасневшими от компьютерных игр глазами, и Мэрилин усадила его и рассказала все, как могла, то есть честно и откровенно. Единственное, на что он обратил внимание, были слова о том, что старая бабушка Нэнси умерла, тогда его глаза расширились, и он спросил:

— Ей было больно, когда она умерла?

Мэрилин прикусила нижнюю губу.

— Вряд ли, Алекс. Просто она была очень старенькая, думаю, она уснула и больше не проснулась.

— Как Найгель? — Найгель был хомяк Алекса.

— Ну да… А поэтому, Алекс, что ты скажешь? Тебе хочется иметь свой собственный отель?

— Отель? — Алекс уставился на мать.

— Ну да. Ты хочешь владеть своим собственным отелем?

Он отвел глаза в сторону, обдумывая неожиданный вопрос.

— Не знаю… а можно мне оставить собаку?

Время, которое обычно в повседневной рутине казалось медлительным, как скольжение старой улитки, внезапно полетело с невероятной скоростью.

Мэрилин отвела на сборы четыре недели. И вскоре начала жалеть о принятом решении, оказалось, что четыре недели — это одновременно и слишком много, и слишком мало… Вполне достаточно для того, чтобы собраться, покинуть Лондон и отправиться на юго-запад страны. Да, этого вполне хватило, чтобы предоставить объяснения на работе, уведомить школу Алекса и найти другую, организовать транспорт для переезда и собрать небольшой скарб в их маленькой квартирке, который они возьмут с собой в Корнуолл. Но четыре недели, чтобы проститься со старой жизнью и начать новую? Это совсем другое дело.

И еще была масса незначительных дел, которые требовали времени. Глупые мелочи, о которых забываешь в суете, но которые необходимо уладить: например, отменить доставку молока, снять показания со счетчика… Для того, чтобы сказать «прощай» каждому, кого они знали, много времени не требовалось. Они втроем составляли крепкий союз и имели так мало свободного времени, что друзей было немного. Хотя они были удивлены, обнаружив, что, оказывается, существует много людей, которых они не очень хорошо знали, но которые требовали объяснений, выражали сожаление и, прощаясь, желали им удачи.

— Никогда не думала, что мы так популярны, — говорила Мэрилин Алексу, когда безумная Мэри, их соседка, в редкий момент просветления неожиданно разрыдалась, услышав новость.

Лизель, казалось, наслаждалась каждым моментом отъезда.

Она буквально танцевала в тот день, когда принесла заявление в офис и в кафе-бар, и заявила: «Я слышала, что увольнение с работы, которую вы ненавидите, на самом деле рождает хорошее чувство, но уволиться с двух работ в один день — это уж слишком!» Затем она обняла сестру и, подхватив смеющегося Алекса на руки, закружилась с ним по комнате.

Переполненные волнением, но уставшие от сборов, они провели субботнее утро в интернет-кафе вместо обычной прогулки в парк и пытались найти в «Гугле» информацию об отеле, однако не нашли ничего, ни фотографий, ни сообщений, ни рекламы.

— Это не очень-то хорошо для маркетинга, — заметила Мэрилин, чуть усмехнувшись, словно в шутку, но Лизель хорошо знала сестру.

— Не волнуйся, ты скоро будешь там и во всем разберешься.

— Из тебя получится классный менеджер отеля, мам, — кивнул Алекс. — А тетя Лизель будет лучшим помощником, — добавил он, повторяя роли, которые они уже обсуждали между собой. Затем он нахмурился, словно пытался найти в этой цепочке место для себя. — Если мама— управляющий, тетя Лизель— помощник и если, как ты сказала, мы одна команда, то… что остается мне? Я помощник помощника менеджера, или мне нужно ждать, когда мне исполнится восемнадцать?

Мэрилин и Лизель переглянулись и рассмеялись.

— Ты наш босс, малыш, — сказала Лизель, обнимая его. — Ты наш самый главный босс.

Последняя неделя пролетела незаметно, все были заняты сборами.

— Чем скорее мы уедем, тем скорее начнем все на новом месте, — не уставала повторять Мэрилия всю эту неделю, когда ей казалось, что они недостаточно активны.

Отель и их частные апартаменты были полностью обставлены, поэтому им не нужно было брать ничего, кроме своих личных вещей. Они легко расстались с мебелью — подержанная коллекция из дешевых магазинов, которая наверняка видела лучшие дни до того, как оказалась в квартирке Лизель.

Они никогда особенно не беспокоились о фамильных ценностях. Их родители принадлежали к тому типу счастливых людей, которые легко относятся ко всем материальным ценностям. В детстве Мэрилин и Лизель так часто переезжали из дома в дом, что мать называла их семью цыганским табором. Они однажды провели целое лето, путешествуя по Уэльсу в вагончике, что тоже было большой авантюрой, пока холода осени не заставили их снять коттедж в Мендипсе.

Они всегда арендовали дома, никогда не имели своего собственного. Их отец пел в клубах, пребывая под большим впечатлением от Элвиса Пресли, он ехал туда, где была работа. А мать считала, что положения хозяйки дома вполне достаточно для женщины — философия, которую Мэрилин с радостью бы взяла на вооружение в своих отношениях с Алексом, но пока это было совершенно невозможно.

И все же их детство было идиллией, но когда случилась трагедия, и погибли родители, девушки обнаружили, что у них нет своего дома. Они снимали номера то в одном, то в другом отеле, пока Мэрилин не встретила Ника.

Симпатичный молодой человек, обладающий определенным обаянием, но что самое главное — у него уже тогда был свой собственный дом. И Лизель часто шутила, что не знает, что более верно: то ли Мэрилин влюбилась в мужчину, то ли в его дом в Ислингтоне.

Несмотря на эту шутку, она понимала, что после развода сестра потеряла голову, и не из-за того, что лишилась дома. Она рыдала ночи напролет и заливалась слезами каждый раз, когда слышала знакомую мелодию «Соседи».

Лизель старалась, как могла, превратить свою невзрачную квартирку в некое подобие дома для сестры и ее сынишки, но если и была одна истина, которую они со временем обрели, она заключалась в том, что не вещи, а люди делают дом домом.

В последний вечер, несмотря на все усилия, они все еще не закончили сборы.

Лизель возилась с бельем в спальне, а Мэрилин упаковывала последние мелочи и кухонные принадлежности.

На самом деле, они обе пользовались моментом, чтобы сказать этому дому «прощай». И, несмотря на желание уехать, у обеих стоял ком в горле, слава Богу, что у Мэрилин не было особенно много времени для переживаний, так как появился Алекс в поисках своего вечернего кусочка сладкого.

— Мама, ты уже упаковала коробку с печеньем?

— Конечно, нет. — Она указала туда, где обычно стояло печенье.

Алекс улыбнулся и, подняв крышку, спросил:

— Мама, что такое вонючая дыра?

Мэрилин застыла с кастрюлей в руках, которую собиралась положить в коробку с посудой, и повернулась к сыну:

— Откуда у тебя это выражение?

— На прошлой неделе тетя Лизель говорила по телефону с Карлосом Ужасным и сказала ему, что не хочет больше работать в его… — Алекс отвел глаза в сторону, стараясь вспомнить фразу, которая так заинтриговала его, а именно: «это не больше, чем вонючая дыра», — вонючей дыре. Что такое вонючая дыра? — повторил он. — Ты всегда говорила, что я должен спросить, если мне непонятно какое-то выражение.

— Да… — Мэрилин думала, как лучше ответить. — Тете Лизель не нравилось то место, где она работала.

— То есть это то место, которое кому-то не нравится?

— Да. Полагаю, что так, но есть много других слов, которые можно употребить в подобном случае, — добавила она, повысив голос, так как Лизель прислушивалась, вынырнув из спальни с видом невинной овечки.

— Понятно, — вздохнул Алекс. — Можно мне одну шоколадку?

Мэрилин кивнула:

— Конечно. Но я, в свою очередь, очень прошу, чтобы ты упаковал свои компьютерные игры. Хорошо? Чем скорее мы уедем, тем скорее будем на новом месте.

— Я уже сделал.

— Уложил все комиксы?

— В коробке у двери.

— А игрушки?

Алекс кивнул, открывая коробку с печеньем.

— В твоей комнате ничего не осталось?

Он кивнул снова.

— Ты — умница.

— Чем скорее мы уедем, тем скорее будем на новом…месте, — повторил он, улыбаясь и откусывая печенье.

Учитывая, что им нужно было собрать только свои личные вещи и никакой мебели, нанятый фургон был на удивление полон, коробка на коробке.

— Никогда не думала, что у нас столько барахла! — воскликнула Мэрилин, ставя последнюю коробку в фургон и захлопывая дверцы.

— Не так уж много. Бот если бы я напоследок совершила одну последнюю лондонскую шутку и устроила набег на местный магазин электротоваров… — сказала Лизель. — Я бы прихватила три телевизора, пять стерео и восемнадцать тостеров.

— Я бы не отказалась, — рассмеялась Мэрилин. — Мы могли бы обменять их на бензин.

Все трое уселись на длинное сиденье впереди. Мэрилин, заняв место водителя, включила мотор, затем повернулась к своей семье и улыбнулась:

— Я не верила, что такое может случиться, ребята.

— А теперь поверь, сестричка, мы действительно уезжаем!

Мэрилин кивнула.

— Скажи «Прощай, Хокни», Лизель.

— Прощай, Хокни, — повторила Лизель.

— Скажи «Прощай, Хокни», Алекс.

Алекс потянулся впереди матери и, глядя в окно, помахал рукой.

— Пока-пока, вонючая дыра.

Мэрилин прыснула и, приподняв бровь, выразительно взглянула на Лизель.

Дорога была пуста. Глаза Мэрилин прикрыты, теперь за рулем сидела Лизель. На приборной доске часы показывали 4.35, и в это время года, подумала Лизель, еще полчаса — и начнет светать.

Несмотря на шум мотора, Алекс крепко спал, примостившись на сиденье, положив голову на колени матери, а ноги — на колени Лизель. Переключая скорости, ей удавалось не задеть Алекса, уж очень не хотелось будить его. И удавалось каждый раз, пока она не переключила мотор на третью скорость и проглотила проклятие, когда мотор протестующе взревел.

— Прости, — пробормотала она, когда глаза Мэрилин, к счастью не Алекса, открылись в тревоге.