– Что-то с Ником?! – испугалась она.

– Да! – выпалила Лялька и кинулась к зеркалу. – Боже! Какие у меня глаза опухшие, нос раздуло, губы отклячились. – Насчет губ было явное преувеличение, а нос у бедняги действительно был такой, каким часто становится у пьяниц после длительных запоев. Большой и сизый. Если бы Лялька жила в племени мумба-юмба, то вожди ее немедленно бы переименовали из Большой Ляли в Лялю Сизый Нос. – Сволочь! Это все из-за него! Такие неимоверные муки и страдания переношу из-за неблагодарного, неблаговерного, не… – Она не помнила остальные прилагательные с приставкой «не», но и этих было достаточно для того, чтобы Лера оторвалась от отчетов и удивленно поглядела на подругу.

– Ник от тебя сбежал?!

– В том-то и дело, что не выгонишь! – Лялька, оторвалась от зеркала, скинула на ходу куртку и подбежала к телефону. Дрожащим пальцем она набрала свой номер и позвонила.

– Это ты?! – вопила она. – Вали из гнезда! Выметайся немедленно из моей квартиры! Чтоб духу твоего там не было, когда я приду. И забирай свои вещички, а то я их выкину. Не смей брать мои чемоданы! Что?! Мои чемоданы – самые дерьмовые из всех чемоданов?! Что?! Мои чемоданы – дешевка с вьетнамского рынка, которую ты брать не собираешься?! А твои, твои, – она выпучила глаза и кивнула Лере, требуя от нее помощи, – твои…

– Ширпотреб с Черкизовского, – подсказала ей Лера.

– Черкизовский ширпотреб! – одним махом выпалила Лялька и довольно улыбнулась. – С лотка, где «Все по сто». Что?! И это после всего, что у нас было?! – Она зарыдала и бросила трубку. – Негодяй, все мужики – законченные негодяи и прохвосты.

– Ник не похож на прохвоста, – решительно заметила Лера.

– Да?! – язвительно скривилась Лялька. – А что же ты тогда мне наплела про Черкизовский рынок?

Лера в который раз поняла, что никогда не нужно вмешиваться в ссору влюбленных людей, и прикусила язык. То, что ее друзья поссорились, было совершенно очевидно. Хорошо, что хоть не нанесли друг другу телесные повреждения. Или нанесли?! Почему Ник сидит дома у Ляльки, а не идет на работу, где ему предложили должность заместителя директора? Лера решила не молчать, а навести порядок в разбередившихся душах этих двух влюбленных. Ник был далеко, так что нужно было начинать с ближайшей души.

– Зачем ты увечила человека? – хмуро поинтересовалась Лера.

– Ой, он уже успел нажаловаться! Сам виноват, не будет ко мне лезть. Я мылась под душем, он зашел, видно, хотел придушить, чтобы долго не мучалась, я испугалась и оттолкнула его. Он ударился об косяк, под глазом сразу расплылся фингал. Нет, ну, какой паразит! Тихо прокрался, чтобы я не услышала, а сам до этого так на меня орал, вспомнить страшно.

– Что было до душа? – Лера решила довести следствие до конца и выяснить побудительные причины ссоры.

– Мы с ним ругались, – вздохнула Лялька, сделав перерыв в рыданиях, и открыла свою тумбочку в поисках еды. – Ты даже не представляешь, как мы с ним ругались! Я так еще ни с кем не ругалась. – Она нашла заплесневелый сухарь, положила его перед собой и, глядя на сухарь, заплакала.

– Не плачь, – пожалела ее Лера, – у меня есть печенье. – И поставила перед ней полную вазочку.

– Он ее от меня скрывал. – Лялька набила рот печеньем, ее организм тут же обрадовался и перестал выжимать из себя соленую жидкость. – Представляешь?!

– Нет, – честно призналась Лера. – Ничего подобного я не представляла.

– Так вот, представь себе, я тоже не представляла. А надо было!

– Ляля, попытайся сосредоточиться и толком рассказать мне, что у вас произошло, – мягко, но настойчиво попросила Лера.

Лялька втянула голову в плечи, поникла, сунула в рот еще пару печенюшек и поведала подруге грустную историю об обманутом сердце. Оказалось, что Ник, который всюду таскает с собой дорогой ноутбук, случайно забыл его выключить на ночь. Рано утром проснувшаяся для того, чтобы поправить подушку у любимого (в это Лера, конечно же, не поверила), Лялька залезла в него и увидела незакрытую почту. Она щелкнула по одному сообщению и пришла в ужас. Дословно ужас читался так: «Никун, тоскую без тебя страшно. Жду твоего возвращения до боли в груди. Загудим, как прежде. Обнимаю. Ватрушка». Лялька поняла, что Нику писала какая-то Ватрушка, у которой от тоски болела грудь, наверняка силиконовая пятого размера, к которой она жаждала его прижать в своем объятии. Лялька разбудила Ника и дала ему пощечину. Можно себе представить, что пережил тот, когда ему сонному врезали по морде. Он взбеленился, соскочил с постели и принялся гоняться за Лялькой, державшей ноутбук и грозившей сбросить его с балкона вместе со всеми бабами, письма которых валялись в почтовом ящике небольшого умного чемоданчика. Если есть одна Ватрушка, с которой он поддерживает связь, то, значит, есть и другие Булочки. Вот к чему приводит любовь к пышнотелым особам. Ник бегал и кричал, что он поддерживает связь исключительно с Лялькой и о других женщинах не думает. Лялька его обвиняла практически в супружеской измене, но тот все никак не мог догадаться, в чем же дело. Или, как предполагала Ляля, делал вид, что он ни при чем. Вволю набегавшись, Ник-Тарас отнял у нее чемоданчик. Лялька обиделась и решила с ним не разговаривать. Негодяй попытался пойти на мировую, даже пришел в ванную, чтобы поцеловать подругу, когда она принимала холодный душ перед тем, как отправиться на работу, – нужно было снять стресс. Но та не поняла его истинных намерений, в результате чего Ник получил фингал под глазом.

Лера внимательно слушала подругу. Та замолчала, когда вазочка полностью опустела.

– Нужно было налить чаю, – спохватилась Лера, предполагая у подруги заворот кишок.

– Наливай, – одобрительно махнула рукой та, – у Сережкиной остались баранки.

Следом за печеньем Лялька умяла мешок баранок, запивая их горячим чаем. Под тем предлогом, что теперь ей худеть ни к чему. Лера захотела высказать свое мнение, что Ник – порядочный свин, и его друг не лучше, такой же подбитый жизнью партизан, скрывающий в «лесах» свою жену, а чуть что – летящий по ее первому зову. Она хотела сказать, что все мужики – законченные негодяи и прохвосты. Но кому бы от этого стало легче? Ей? Они бы обнялись с подругой и поплакали вместе над своей нескладной судьбой. Две перезрелые дуры! Или все же дура одна? И она даже знает, кто это.

– Ты точно передала мне текст послания? – поинтересовалась она у Ляльки. Та кивнула головой. – Тогда почему эта Ватрушка не пишет, что она «твоя»?

– Моя?! – в ужасе отпрянула Лялька. – Еще чего не хватало. Может быть, наша, и тогда здравствуй, веселая шведская семья?!

– Нет, именно «твоя». Она должна была подписать письмо Нику «твоя Ватрушка».

– Нет, там так и подписано, как я сказала, просто «Ватрушка».

Через некоторое время выявился ряд неувязок, указывающий на то, что письмо писала не женщина Ника. Во-первых, как рассуждала Лера, Ватрушка не начала с того, что назвала Ника ласковым прилагательным.

– Вот ты бы как начала писать Нику? Мой дорогой котик, кролик…

– Козлик. Козлище! Ну, я бы, конечно, была бы более изобретательна в выражениях. Но, вполне возможно, что эта самая Булка закончила пятилетку и успела забыть половину букв алфавита!

Лера, не слушая ее, загнула второй палец. Та только обнимала, а не целовала, не прижимала, а тихо тосковала до боли в груди. У нее есть грудь, это, конечно, плохо. Но Лялькин бюст ближе Нику и роднее. Это был третий аргумент. Получалось, что Нику писала не его пассия, а просто хорошая знакомая. Лялька поутихла, присмирела и после длительных уговоров, а Лера делала это во вред себе, – после этого ей оставалось страдать одной, – Лялька согласилась позвонить Нику и нормально поговорить с ним.

– Это ты? – сказала она в трубку вкрадчивым голосом. – Еще не ушел? Ладно, не бери мои чемоданы, они действительно дерьмовые. Я же никуда не езжу, мне ездить не к кому, меня никто не ждет… – Ее голос дрогнул. – Ты ждешь? Чемоданы самые лучшие?! У тебя тоже не с лотка «Все по сто». И ноутбук у тебя классный, я совсем не собиралась его выбрасывать. Можно было бы из него кое-что выкинуть. Да, ладно, пусть остается, если она тебе только приятельница. О ком я? Да, ладно, перестань. Да нет же, не стоит переживать. Я глупо себя повела, что так разволновалась из-за какой-то там Ватрушки. Что ты говоришь? Неужели? Не может быть!

Лера сидела на стуле, покачивала ногой и с усмешкой наблюдала за разговором. Все мужики одинаковые. Сейчас он вешает ее подруге лапшу на уши по поводу того, что он со своей Ватрушкой – совершенно разные люди с двух одиноких островов. Та, глупенькая, верит. Ну, и пусть верит. Такая их женская доля, верить мужикам и все им прощать. Пусть Лялька его простит, она Молохова вряд ли сможет. Лялька простит, это видно по ее радостному лицу.

– Ты представляешь?! – закричала Лялька, положив трубку.

– Не-а.

– Ватрушка – парень!

Нога у Леры дернулась вверх и ударилась о крышку стола.

– Не может быть! – выдавила она из себя, испытывая ощутимый прилив боли.

– Может. Фамилия у него – Ватрушкин. Они учились в одном институте.

Слов не было, были одни чувства. От их переизбытка девушки поглядели друг на друга и рассмеялись. Впервые после отъезда Молохова на душе у Леры воцарился покой. Хоть у ее подруги, которая оказалась сегодня на грани серьезной ссоры из-за пустяка, все успокоилось.

Но покой Ляльке только снился. Она сидела, как на иголках, зная о том, что в ее квартире, в их почти уже семейном гнездышке изнывал Ник – одинокий и непонятый. Лера улыбнулась Ляльке и на правах начальницы отпустила ее домой. Нельзя удерживать нашу женщину, рвущуюся к своему любимому. Она снесет все, что находится на ее пути. Влюбленная русская женщина похлеще всякого заморского торнадо. Вмиг налетит, скрутит, поднимет до небес и опустит в самый неожиданный момент мордой в грязь. Так интереснее жить, так больше ощущений. У нее изредка просыпается физическая потребность воевать, и она в этом не виновата. Это ей передалось на генетическом уровне от ее далеких предков – амазонок. Зато потом такое затишье, такая благодать… А был ли повод, не было ли его, какая разница. Дальше будет любовь, и это – первостепенное.

Лере тоже мучительно захотелось разобраться с Молоховым, с его женой. Ворваться к той в палату для потерявших мозги и устроить сцену. Не важно какую, главное, шумную и с эффектами, с закидонами и выходками. Сделать какую-нибудь гадость. Она прикинула варианты, представила все это в красках и сжала пальцами шариковую ручку. Та хрустнула и сломалась. «Сделать гадость, – крутилось в Лериной голове вместе со словами: – Так нельзя, это будет нечестно. Это будет!» – пообещала она самой себе. Что Молохов от нее хотел? Чтобы она никуда не совалась. Значит, ей нужно обязательно куда-нибудь сунуться. Таким образом, чтобы задеть его самолюбие. Раз он разъезжает по своим женам (отчего ей было приятно думать о них во множественном числе?), то она ему отомстит. И месть ее будет сладка. И вот какая месть: она будет скупа. Она пойдет, найдет клад и оставит его себе. Лера усмехнулась. Теперь она точно знает, куда нужно идти, и сделает это без Молохова. Однако без ребят, Лера отлично это понимала, ничего не получится. Раз придется двигать плиты, то они ей понадобятся. Нет, Лере не было жалко делиться с ними найденными ценностями, ей вообще не нужен этот клад. Было дело принципа. Раз Молохов с женой, значит, она пойдет за сокровищами. Сейчас она посидит на работе, дождется, пока Лялька с Ником помирятся, и предложит им начать поиски. Если те откажутся, то она признается, что Молохов фактически их бросил и уехал в Москву. Когда вернется – неизвестно, а время не ждет.

Самое интересное, что Лера нисколько не врала, это было истинной правдой.

Вечером Лера сидела у ребят и рассказывала, как Молохов мчался в столицу. Долго уговаривать Ляльку не пришлось, а Нику ничего не оставалось делать. Не ссориться же по очередному пустяку. Он залез в свой виртуальный город и указал точное, по его мнению, место, где располагались несколько захоронений в подвальном помещении собора. Девушки вздрогнули, но отступать не захотели. Ник вздохнул и пошел собирать рюкзаки.


Сумерки накрыли город стремительно, одинокие фонари, помощники в этом темном деле, мигали друг другу отживающими свой век лампочками. К собору крались три тени, две из которых были большими и толстыми, а другая – четвертой частью от них, вместе взятых. Эта полутень металась из стороны в сторону, как и ее неспокойная душа, терзаемая угрызениями совести. Конечно, это была все та же дружная команда: Ник, Ольга Попкова и мятущаяся Лера Морозова.

Лера представляла теперь другие картинки из своей жизни. Она как наяву видела Молохова, его серьезный укоряющий взгляд и плотно сжатые губы, от которых шло такое приятное тепло. Он молчал, но это было красноречивее всяких слов типа «Да как ты могла?! Я же тебе так верил!». Рюкзак, который взвалил на Леру Ник, казался ей неподъемным, хотя в нем мотылялся лишь термос с чаем и несколько бутербродов. Не считая фонарика, светившего на исходе своей батарейки. Ник ругался, что из-за подруг был вынужден идти неподготовленным, но считал, что поход, как обычно, ничем не закончится, а станет пробным этапом в череде бесконечных поисков. Потому не сопротивлялся и даже сам повел на дело струхнувших ближе к ночи легкомысленных девиц.