Некоторое время они продолжали разговор прошлой ночи, отрывочный и доверительный, вместе смеялись и умолкали. Утром прошел дождь, сильный и без ветра, но прекратился, пока они обедали, и небо прояснилось. Теперь тучи опять сгущались. В воздухе витало тяжелое напряжение.

Демельза так радовалась тому, что не без триумфа прошла свое испытание, что, взяв Росса под руку, начала напевать. Чтобы не отставать от него, она делала большие шаги, но время от времени ей приходилось идти вприпрыжку, чтобы наверстать расстояние. Шажки вприпрыжку Демельза подстраивала под свою песню, так что голос в унисон с её ногами уносился ввысь.

Еще до заката хмурый день рассеялся на горизонте, и землю с морем затопили лучи света. От неожиданного тепла волны потеряли привычный порядок и, перекатываясь, неслись нестройной лавиной с поблескивавшими на солнце гребнями.

Я как никогда близка к нему, подумала Демельза. Как же наивна я была в то первое июньское утро, полагая, что всё определено. Даже той августовской ночи, когда приплыли сардины, даже ей не сравниться. Всё прошлое лето я твердила себе, что всё как никогда решено. Я была уверена. Но прошлая ночь была другой. После семи часов в обществе Элизабет он по-прежнему желал меня. После всех разговоров, где она как кошка не сводила с него глаз, он вернулся ко мне. Быть может, она не столь плоха. Может, совсем и не кошка. Пожалуй, мне даже жаль её. Отчего Фрэнсис выглядел таким унылым? Пожалуй, мне ее жаль. Милая Верити мне помогла. Надеюсь, мой ребенок не родится с такими же выпученными рыбьими глазами, как у Джеффри Чарльза.

Надеюсь я похудею, а не располнею. Надеюсь, всё будет хорошо. Надеюсь, меня больше не будет так тошнить. Рут Тренеглос хуже Элизабет. Ей не понравилось, как я заигрывала с ее помешанным на охоте мужем. Словно мне есть до него дело. Хотя мне бы не хотелось встретиться с ним одной посреди темной аллеи. Думаю, ее зависть вызывает другое. Возможно, она желала, чтобы Росс на ней женился. Как бы то ни было, я иду домой, к лысому Джуду и толстой Пруди, рыжеволосой Джинни и долговязому Кобблдику, иду домой, чтобы растолстеть и стать уродиной. И мне всё равно. Верити права. Он привяжется ко мне. Не потому что обязан, а потому что сам этого хочет. Нельзя забывать о Верити. Я всё устрою мудро, как змея. Как бы мне хотелось пойти на один из карточных вечеров Джорджа Уорлеггана. Интересно, побываю ли я там когда-нибудь? Интересно, не забыла ли Пруди покормить телят? Не подгорел ли у нее кекс? Пойдет ли дождь? Господи, надеюсь, меня не будет тошнить.

Они уже добрались до Сола, прошли галечную отмель и поднялись на холм на другой стороне.

- Ты не устала? - спросил Росс, поскольку она начала отставать.

- Нет-нет.

В первый раз он задал ей этот вопрос.

Солнце уже зашло, и небосвод потемнел. После небольшого волнения море успокоилось и накатывалось длинными, зелеными полосками, которые, пенясь, разбивались о берег.

И Росс вновь испытывал счастье, но чувство было новым и не столь быстротечным. Его наполнило странное ощущение озарения. Ему казалось, что вся его жизнь медленно текла к это мгновению отдельными нитями целых двадцать лет. Его безмятежное и босоногое детство на хендронских песках, рождение Демельзы в нищете шахтерской лачуги, поляны Виргинии и стоптанные ярмарочные площадки Редрата, та смесь порывов, что побудила Элизабет выйти за Фрэнсиса, простая жизненная философия Демельзы - всё вылилось в закономерный исход, мгновение озарения, осмысления и совершенства. Один римский поэт именно этими словами описал вечность: охватить всю жизнь сразу, во всей ее полноте, здесь и сейчас, прошлое, настоящее и будущее.

Если можно было остановить жизнь на некоторое время, подумалось Россу, то я бы остановил ее здесь. Не в то мгновение, когда доберусь до дома, и не в тот миг, когда вышел из Тренвита, а в эту самую секунду, когда дошел до вершины холма за Солом, где сумерки поглотили землю, а рядом со мной, напевая песни, шагает Демельза.

Теперь Росс понимал, что отвлекало его всю жизнь. Жизнь была круговоротом трудностей, которые следовало преодолеть, и препятствий, которые надлежало пройти. Но в этот вечерний час рождественского дня 1787 года его не беспокоило грядущее, лишь настоящее. Он подумал: меня не мучают голод или жажда, похоть или зависть; не гложут смятение и скука, честолюбие и сожаления. Впереди меня ждут радушный и теплый дом, уютные кресла, спокойствие и добрый друг. И, Господи, не дай мне это потерять.

В сгущающихся сумерках они обошли бухту Нампары и начали подниматься по последнему на пути к дому небольшому холму с журчащим рядом ручьем.

Демельза запела озорным и звонким голосом:

- Жили-были старик со старухой, и были они бедны, твидли, дидли, дудли, ди.