— Ах вот что! — Брови Розалинды слегка приподнялись — она не ожидала подобного вопроса. Ему-то какое дело до этого? — Полагаю, я буду вести хозяйство в замке, по крайней мере до тех пор, пока отец не выберет для меня мужа.

Последние слова еще не успели слететь с языка, как Розалинда от души пожалела, что они были сказаны. Ни Черный Меч, ни она сама ни разу не заводили в открытую разговор о злополучном обручении. И сейчас, когда столь неожиданно — хотя и косвенно — речь зашла об этом деликатном предмете, Розалинда не была уверена, что хочет обсуждать его.

У костра повисло неловкое молчание. Черный Меч снял вертел с кроликами и положил их остывать на пару рогатин, воткнутых в землю. Усевшись поудобнее, он устремил на Розалинду взор ясных серых глаз.

— Ты не можешь выходить замуж, пока не минет год и один день, — как бы между прочим проронил он.

Розалинда даже порадовалась, что он высказался без обиняков.

— Да, я знаю.

— Твой отец, несомненно, сумеет это понять, — заметил Черный Меч столь же небрежно.

На сей раз Розалинда встревожилась:

— Я… я надеялась…

Она коротко вздохнула. Отцу незачем знать об их обручении. Поступки сэра Эдварда трудно предугадать заранее. Она боялась сообщить ему о смерти Джайлса, а ожидать, чтобы он признал этот языческий брак, — это уж чересчур.

Нет, Розалинда и раньше пришла к мысли, что не станет рассказывать отцу про обручение, а теперь еще более укрепилась в этом решении.

— Свою награду ты получишь, — сказала она предельно холодным тоном, — но только в том случае, если мой отец не услышит ни слова о той отвратительной церемонии.

Затаив дыхание, она ждала ответа.

— Но получу ли я ту награду, которую желаю? — спросил Черный Меч, уже откровенно развлекаясь.

У Розалинды сердце ушло в пятки. Ну вот и докатились, подумала она. Теперь, когда этот негодяй обдумал на досуге, каким образом можно извлечь из ее несчастий наибольшую выгоду, он собирается торговаться с ней, понимая, что ее жизнь в его руках. И жизнь Клива тоже. Но вспыхнувший в ней гнев оказался сильнее страха.

— Ты согласился нас проводить за лошадь и оружие. И за кошелек с золотом в придачу. Больше я ничего не могу обещать. Платить будет мой отец. Если хочешь поторговаться — торгуйся с ним.

Она воинственно уставилась на Черного Меча, надеясь, что ее отважный вид заставит его хорошенько подумать, прежде чем приступать к осуществлению своих подлых корыстных замыслов.

Но Черный Меч остался невозмутим, и Розалинда на мгновение впала в панику. Ведь не может же он обнаглеть до того, чтобы потребовать за нее выкуп! У него ни оружия, ни возможности скрыться, и никого, кто помог бы ему довести до конца столь предательский замысел. Каким же глупцом надо быть, чтобы предпринять такой опрометчивый шаг!

Черный Меч выглядел столь беззаботным и уверенным в себе, что Розалинде оставалось только гадать — а вдруг он все-таки способен на это решиться?

— Насколько помню, это ты предложила коня, оружие и золото, — последовало беспечное возражение. — Я же тогда ответил только, что согласен принять награду. Но я оставил за собой право определить, что это будет за награда.

Розалинда беспокойно переменила позу на бревне, служившем ей сиденьем.

Опровергнуть его слова было трудно: ведь действительно именно она тогда сказала, какую награду ему обещает. Но чего же хочет этот неблагодарный висельник, если ему не достаточно коня, оружия и денег?

— Я спасла тебе жизнь, — с ядовитой иронией напомнила она.

— По единственной причине — рассчитывая, что я могу оказать тебе ту же услугу. Будем считать, что тут мы квиты.

— Ты же пока не доставил нас в Стенвуд, — сердито возразила Розалинда.

— Но доставлю, — спокойно ответил Черный Меч. — А когда это произойдет, я потребую свою награду.

Розалинда так разгневалась, что совсем утратила способность рассуждать здраво. Ее возмутило его ненасытное корыстолюбие и полное отсутствие обычной человеческой благодарности. А к возмущению примешивалась доля — совсем маленькая доля — какого-то разочарования. Ведь тогда в Данмоу, увидев его на эшафоте, она подумала, что он отличается от двух других разбойников. Он был грязен, одет в непристойные лохмотья и, по общему убеждению, заслуживал петли за гнусные злодейства. И тем не менее в нем ей померещилось странное достоинство. Но теперь приходилось признать, что он ничем не лучше, а может быть, еще хуже остальных. Ибо мало того, что он жесток и начисто лишен совести, он еще хитер и коварен. Как она могла так ошибиться?

Впрочем, никакой ошибки не было. Она была загнана в угол и сумела воспользоваться единственной возможностью, которая ей подвернулась. И сейчас — точно так же, как тогда — она должна найти наилучший выход из положения. Розалинда вздернула подбородок и устремила на Черною Меча взгляд, исполненный презрения.

— В таком случае сделай одолжение, назови ту цену, которую собираешься потребовать.

Он улыбнулся, и лицо у него приняло совсем не то выражение, которого следовало бы ожидать от такого подлого корыстолюбца. Глаза заискрились теплым светом, а губы раздвинулись в самой естественной и искренней улыбке. У Розалинды сердце екнуло в груди, и на мгновение она чуть не утратила бдительность, но тут же напомнила себе, что ни в коем случае нельзя поддаваться на обман. Именно теперь, когда он, чисто умытый, кажется таким красивым в золотых отблесках огня, надо быть готовой к самому худшему.

— Ну? — поторопила она его с ответом, потому что Черный Меч продолжал молча смотреть на нее, сохраняя на лице то же дружелюбное, хотя и несколько смущенное выражение. — Чего ты хочешь?

Черный Меч швырнул в огонь ветку, которую держал в руках, и глубоко вздохнул.

— Прежде чем кончится этот год, мы должны обвенчаться в церкви, как полагается.

Потребуй он луну с неба, Розалинда не была бы столь ошеломлена. Обвенчаться в церкви?! Она тряхнула головой в уверенности, что неправильно поняла его слова. Однако лицо Черного Меча, внимательное и выжидающее, свидетельствовало: ошибки не было. Она все расслышала правильно, но в это невозможно было поверить. Потом она сообразила, что так и сидит, разинув рот от изумления, и поспешно сжала губы.

— Но это… это же ни с чем не сообразно, — сумела наконец выдавить Розалинда. — Нелепость какая-то. Это… Нет… Это немыслимо.

Не в силах усидеть на месте, она встала и перешла поближе к тому месту, где спал Клив.

— Мы уже женаты, — продолжал рассуждать Черный Меч, как будто и не слышал ответа Розалинды.

— Этот языческий ритуал не идет ни в какое сравнение с настоящей свадьбой, — вознегодовала она.

— Именно поэтому я и хотел бы обвенчаться в церкви. — Он встал, намереваясь подойти к Розалинде. — Возможно, если бы я рассказал тебе немного о себе…

— Нет! — задохнулась Розалинда, шарахаясь в сторону. При этом она постаралась, чтобы костер оставался между ними.

Черный Меч явно не шутил, он был совершенно серьезен, когда выдвигал свое нелепое требование — чтобы их обвенчали по-настоящему. Сердце девушки забилось чаще, и, когда Черный Меч снова сделал попытку приблизиться, потрясение Розалинды перешло в настоящую панику.

— Мне достаточно и того, что я уже знаю о тебе! Ты низкорожденный вор и… убийца!

Их разделяло пламя костра, и, освещенный этим пламенем, он казался Розалинде подлинным демоном, посланным, дабы превратить ее жизнь в ад: огромный и могучий, он обуздал на время свой лютый нрав, но от этого не стал менее опасным. А она… чем она могла защититься от него? Черный Меч снова улыбнулся, но уже холоднее и насмешливее.

— Скажите мне, леди Розалинда, — спросил он, с особенной издевкой признося это обращение, — что вас тревожит сильнее? То, что я, по вашему мнению, преступник, или то, что низкорожденный? — Так как девушка не отвечала, а только настороженно смотрела на него, Черный Меч продолжал:

— Будь я преступником благородного звания, вы снизошли бы к моему предложению? Или, быть может, окажись я низкорожденным, но честным, — вы сказали бы «да»?

Доведенная насмешкой до белого каления, Розалинда не стала ходить вокруг да около:

— Едва ли стоит об этом говорить, поскольку ни честностью, ни знатностью ты похвалиться не можешь. Лучше бы тебе удовольствоваться конем и мечом, потому что это самое большее, на что ты можешь рассчитывать!

И в этот полный напряжения момент Клив застонал, повернулся и, резко дернувшись, сел.

— Миледи?

На лагерь упала тишина. В неровных отблесках догорающего костра фигура каждого золотым ореолом вырисовывалась на фоне окружающей тьмы. Еда была готова, но никто к ней так и не притронулся. В костре треснуло полено, и с коротким шипением взметнулся вверх язык пламени. В лесу уже начали свою перекличку ночные птицы, вечерний ветер нес прохладу и придавал сил. Но самый воздух, казалось, потрескивал от нарастающей враждебности, столь чуждой и неуместной в этом мирной прохладе.

— Леди Розалинда?.. — снова вопросительно произнес Клив, переводя взгляд со своей госпожи на мужлана, что так угрожающе возвышался над костром. Лицо юноши посуровело, и, сделав отчаянное усилие, он ухитрился встать. — Что он задумал? — с подозрением спросил паж.

Розалинда мигом оказалась рядом и обняла Клива за плечи, помогая пошатнувшемуся юноше удержаться на ногах.

— Ну что ты, Клив. Все в порядке. А вот тебе нельзя вскакивать так резко, — добавила девушка самым обычным тоном, на какой оказалась способна. Она метнула выразительный взгляд, то ли требуя, то ли умоляя, чтобы Черный Меч в присутствии пажа вел себя осмотрительно.

Однако, когда тот, нахмурившись, решительным шагом двинулся к ним через поляну, Розалинда перепугалась, вообразив, что негодяй намеревается втянуть в их спор и больного. Но, к ее немалому изумлению. Черный Меч просто помог ей снова уложить юношу, вопреки его слабым протестам.

— Вот так и лежи, — коротко бросил он Кливу, а затем снизошел до объяснения:

— Твоя госпожа и я разошлись во мнениях насчет того, как лучше действовать дальше. Но, поскольку я — по ее просьбе — взял на себя заботу о вашем благополучном возвращении домой, я и оставляю за собой право решать, как это сделать. — Он мельком взглянул на Клива. — А сейчас предлагаю всем поесть, чтобы набраться сил: путь предстоит не близкий, и нужно пройти его, пока темно.

Столь разумные речи, казалось, несколько успокоили Клива, но сама Розалинда почувствовала, как двусмысленно они звучат, и едва удержалась от язвительного ответа. Но делать было нечего: не открывать же Кливу тайну ее постыдного союза с этим человеком. Не дай Бог, если Клив узнает о данном ею брачном обете. Возможно, она и сумела бы пресечь его попытки кинуться на защиту ее чести, но все равно ее постоянно преследовал бы страх: а вдруг Клив, при его-то вспыльчивости и несдержанности, проболтается еще кому-нибудь? А Розалинде больше всего на свете хотелось, чтобы об ее участии в обряде весеннего обручения не узнал никто, особенно отец. Значит, все случившееся нужно сохранить в тайне. Но если этот ужасный человек будет настаивать, чтобы она исполнила обет…

Даже вообразить такое было жутко.

Еле передвигая одеревеневшие ноги, подавая спутникам еду, она не переставала прикидывать в уме, как бы выпутаться из этой новой беды. Не обнаружив никакой спасительной зацепки, Розалинда попыталась вспомнить что-нибудь такое — из сказанного или совершенного им, — что можно было бы обратить против нежданного искателя ее руки или использовать для его обвинения. Вот уж с этим у нее никаких затруднений не возникло, и Розалинда, ради утоления подавленной ярости, с мстительным удовлетворением перебирала в памяти все те случаи, когда он грубо или непочтительно обращался с ней. Принимая во внимание, сколь кратким было их знакомство, таких случаев набралось ужасающе много.

К тому времени, когда Черный Меч загасил огонь и уничтожил последние следы их временной стоянки, Розалинда уже была накалена настолько, что из всех желаний у нее осталось только одно: все это бросить ему в лицо и от души сообщить, что именно она о нем думает. К сожалению, пришлось отказать себе в этом удовольствии: пора было трогаться в путь, и Клив не спал. Хотя и неохотно, он занял свое место на волокуше, в которую вновь впрягся Черный Меч, и теперь глаза пажа неотступно следили за идущей сзади девушкой. В молчании они покинули темный лес и двинулись по проселочной дороге, пересекающей открытую пустошь. Однако Розалинда понимала, что разговор о том обете, который она дала отвратительному Черному Мечу, отнюдь не исчерпан. Он обязательно снова заведет об этом речь, и она должна быть к этому готова. Теперь он не застанет ее врасплох.