— Он, вероятно, не был примерным сыном, — размышлял вслух сэр Эдвард. Он выпрямился на коне. — Но я могу простить человеку ошибки прошлого, если имею основания доверять ему в настоящем.

— А ты ему доверяешь? — не могла удержаться от вопроса Розалинда.

Отец помедлил с ответом.

— Да. По крайней мере я верю, что в бою можно на него положиться. Но ты все равно не оставляй попыток, Розалинда. Сегодня в замке спокойно — удачный день, чтобы с ним поговорить. В течение следующих недель спокойных дней будет немного. Может быть, ты могла бы послать за ним, скажем… ну мне все равно, под каким предлогом. Например, потому, что ты должна подобрать ему новую тунику, чтобы подходила по росту, — предложил он, неопределенно махнув рукой. — Используй любой предлог, какой захочешь. Только попытайся еще раз. — Затем, бросив ей ободряющий взгляд, он повернул жеребца и возвратился к группе ожидающих охотников.

Через минуту всадники уже миновали ворота и растянулись по дороге к густым лесам Стенвуда. Розалинда осталась стоять на камне, обдумывая последние слова отца и прикидывая, стоит ли снова обращаться к Эрику. Решиться на это ее побуждали не столько просьбы отца, сколько неясные намеки Клива. Его соглашение с Эриком не поддавалось никакому разумному объяснению, а ведь все ее будущее — и будущее Эрика тоже, — казалось, зависело от этого. Она не успокоится, пока не узнает, как Кливу удалось повлиять на такого непокладистого человека и убедить его уйти.

Эрика она отыскала у загона за конюшнями: он задумчиво разглядывал находившихся там лошадей. Она незаметно подошла сзади. Он опирался ногой на перекладину ограды, и широкие плечи слегка ссутулились. Ее снова, как и раньше, поразило необыкновенное благородство его осанки. Эрика окружал ореол силы и властности, как будто он от природы был наделен правом ожидать повиновения от других. Невольно замедлив шаги, Розалинда остановилась, и острая жалость к себе пронзила ее душу. Все у нее не так, как должно быть, горько подумала она. Никого не осталось из тех, кого она любила, ни матери, ни брата. А теперь и Черного Меча.

Он резко повернул голову. А когда узнал ту, что молча наблюдала за ним, изменил позу.

— Тебе от меня что-нибудь нужно? — спросил Эрик отрывисто. Он окинул ее тяжелым, пристальным взглядом, но гнев в его глазах на этот раз нельзя было назвать ни холодным, ни ледяным. Нет, этот взгляд горел жестокой яростью и прожигал Розалинду насквозь.

— Меня прислал отец, — честно ответила она. — Он хочет, чтобы я побольше узнала о твоем прошлом. Ты ему нравишься, — добавила она с горькой улыбкой. — Он бы взял тебя в отряд своих ратников, отобранных для рукопашной.

Выражение его лица резко изменилось при таком откровенном признании. Он облокотился на ограду и долго изучал Розалинду, прежде чем ответить.

— Что ты хочешь знать?

От неожиданности она смутилась еще больше. Клив открыл ей, что Эрик собирается покинуть Стенвуд после турнира. Тогда с чего бы этому человеку стать сейчас таким сговорчивым? Однако любопытство, которое он в ней вызывал, было слишком сильным, чтобы упустить возможность заглянуть в его смутное прошлое.

— С тех пор как ты ушел из родительского дома…

— Я воровал и грабил, и брал что хотел и у кого хотел. — Он выпрямился и двинулся к ней. — Я оттачивал свое искусство как на холопах, так и на важных господах. А еще я губил молодых девушек вроде тебя. Ты это хотела услышать? — закончил он саркастически, останавливаясь в нескольких дюймах от нее.

— Это… это не правда, — хрипло прошептала она, напуганная не только жестокими словами и язвительным тоном Эрика, но и его неожиданной близостью. Жар его сильного тела настиг ее, и Розалинда ощутила в себе ответную теплоту, которая заставляла заново и более остро осознать его присутствие.

— Я же погубил тебя, не так ли? Ты принесла в жертву моему ненасытному вожделению сокровище своей девственности, или я ошибаюсь? — немилосердно насмехался он. — Именно так ты бы это описала? — Он смотрел ей в глаза с яростью, которая, как она догадывалась, была порождена ее вчерашним высокомерным отказом и туманными угрозами Клива. Устрашенная собственным смятением, она отступила на шаг.

— Нет… Нет, это было не так…

— Нет? Тогда прошу — окажи мне милость, расскажи, как же это произошло на самом деле?

Розалинда растерянно покачала головой и уставилась на него широко открытыми, зачарованными глазами.

— Почему ты это делаешь? Почему? — прошептала она.

Но он не ответил. Как бы борясь со своими чувствами, он только смотрел на нее, его глаза были темны и угрюмы. Затем Эрик поднял руку и дотронулся до ее подбородка. Насмешливая улыбка осветила его лицо, но он, казалось, смеется скорее над собой, чем над ней.

— Почему бы тебе не купить мои ответы. Роза? Как раньше. За поцелуй ты могла бы узнать что-нибудь такое, что удовлетворит твоего отца. За крепкое объятие — подробность, которая окажется для него полезной. Возможно, ты заплатишь предельную цену. — Его глаза пронзали ее, как мечи. — Возложи себя на алтарь чисто плотского удовольствия и узнай наконец правду о человеке, который стал твоим мужем. — Внезапно он схватил ее за обе руки, притянул к себе и крепко прижал. — Узнай правду, моя нежная колючая Роза, если не боишься ее.

И прежде чем кто-либо из дозорных смог повернуться в их сторону и увидеть, сколь вольно он обращается с госпожой замка, он оттолкнул ее от себя.

Однако Розалинда уже была ранена в самое сердце. Теперь она не нашла бы в себе сил, чтобы держаться вдали от него, чтобы обращаться с ним просто как с одним из солдат ее отца. Слишком болезненной была пытка сладостного томления, которое заполняло ее до краев. Ее влекло к нему, но она хотела, чтобы он ушел. В том, что касалось жизни ее отца, она вполне доверяла Эрику, но в том, что касалось ее собственной жизни… Она понимала, что Эрик изменил ее судьбу — и изменил необратимо. Была ли когда нибудь на свете девушка несчастнее ее?

— Да, боюсь, — призналась она дрогнувшим голосом. — Я боюсь тебя.

— И правильно, что боишься, прекрасная дама.

Он отвернулся от нее и снова уставился на лошадей, словно избавив ее от своего присутствия. И все-таки она не могла уйти. В беспомощном оцепенении она наблюдала, как могучий боевой конь отбежал от остальных, свободной иноходью направился к молчаливому мужчине и легко толкнул его мордой в плечо, требуя ласки и внимания. Когда Эрик вознаградил вороного жеребца сушеным яблоком, а потом почесал его между ушами, Розалинда сделала попытку собраться с мыслями. Да, отвергнув Эрика, она причинила ему боль, и само это знание тяготило ее. Но от того, что произошло между ним и Кливом, все стало еще хуже.

Сама не сознавая, какая мольба звучит в ее голосе, она заговорила снова:

— Почему ты не пытаешься сбежать отсюда как можно скорее?

Она почти не надеялась, что он ответит: его внимание было сосредоточено на огромном, дружески расположенном к нему животном. Однако он слегка пошевелился.

— Ты уж очень спешишь избавиться от меня. И показала это достаточно ясно. Но я намерен остаться в Стенвуде.

— Остаться! — Счастье, глупое счастье вспыхнуло у нее в душе, но тут же сменилось вновь ожившим страхом за него. — Но, Клив сказал…

Он повернул голову, и презрительный взгляд снова пригвоздил Розалинду к месту.

— Твой бешеный щенок заключил со мной сделку. Он, конечно, возомнил, что выиграет и я уйду. Но я не собираюсь проигрывать, Роза. Запомни мои слова. Я не проиграю и не уйду.

— А как же сэр Гилберт? — прошептала она. — Он же рано или поздно узнает тебя.

— Он не узнает меня, потому что не ожидает встречи со мной. — Потом его губы изогнулись в безжалостной улыбке. — Но конечно, ты можешь положить конец этой неизвестности, стоит лишь пожелать. Просто сообщи ему обо мне.

Розалинду глубоко оскорбила та небрежная легкость, с какой он отмел ее искреннее беспокойство о нем. Она была уязвлена и рассержена, но скорее согласилась бы умереть, чем позволить ему увидеть, как жестоко он ее ранил. Горло у нее пересохло, а глаза блестели от непролитых слез, когда она ответила:

— Тебе все это по вкусу — тайна, интрига и опасность. Что ж, будем считать, что и мне тоже. Если ты хочешь накликать беду — пусть будет так. Я больше не стану вмешиваться и выручать тебя.

Она резко повернулась и собралась уйти: ей невмоготу было и дальше разыгрывать безразличие. Но Эрик сердитым рывком остановил ее и грубо развернул лицом к себе. Позади послышалось тихое фырканье вороного, и яростный взгляд Эрика, ненадолго оторвавшись от Розалинды, обежал пустой двор.

— Я хотел бы поговорить с тобой в более укромном месте, — сказал он ровным голосом, хотя глаза его метали молнии.

— Н-нет… — неуверенно возразила она, и снова страх и предвкушение заставили ее сердце забиться сильнее.

— С чего вдруг такое внезапное колебание? — издевательски поинтересовался он. — Ты сказала, что тебе требуются какие-то сведения для сэра Эдварда. Сейчас я готов сообщить их тебе, но только зайди в конюшню. Если, конечно, именно по этой причине я тебе понадобился.

Он выпустил ее, отступил на шаг и отвесил короткий шутовской поклон:

— Ваш слуга, миледи.

Предотвратив таким образом любые препирательства, он зашагал к конюшне, высокомерный и несговорчивый, как всегда.

Розалинда так и осталась стоять у изгороди, пытаясь успокоиться. С какой легкостью он обращал ее чувства против нее самой! Как искусно он обнаруживал ее уязвимые стороны и использовал их для своих целей! И, понимая все это, она тем не менее не могла не принять вызов, который он ей бросил. Ей действительно были нужны любые подробности, которые он может ей поведать, сказала она себе, пусть даже не для отца, а для нее самой, — любые знания, которые помогли бы ей защитить Эрика от угрозы встречи с сэром Гилбертом. И все-таки, когда она наконец вынудила себя двинуться в сторону конюшни, ей не удалось отвязаться от покаянного признания истины: все эти практические резоны не имели никакого отношения к подлинным побуждениям, которые заставили ее последовать за ним.

В тусклом свете конюшни она увидела Эрика, который стоял у подножия грубой деревянной лестницы. Он двинулся вверх, как бы не замечая присутствия Розалинды, и перед тем, как исчезнуть на чердаке, он бросил в ее сторону откровенно наглый взгляд. Розалинда не пожелала прислушаться к предостерегающим голосам, зашумевшим у нее в голове. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она достигла лестницы и боязливо взглянула вверх, в темный проем чердака. Но затем, придерживая одной рукой юбку, она начала — ступенька за ступенькой — подниматься и одолела уже чуть больше половины пути. Ее глаза еще не успели даже привыкнуть к темноте, но внезапно две уверенные руки подхватили ее с лестницы и поставили на пол чердака. Дыхание у Розалинды остановилось, когда она взглянула в чеканное лицо, освещенное лишь тем скудным светом, что проникал в трещины покатой крыши у них над головой. Но вместо поцелуя, которого она ждала — поцелуя, которого жаждала больше всего на свете, — она дождалась лишь того, что Эрик основательно встряхнул ее, а в его голосе послышалась явная угроза.

— Задавай свой вопрос, — приказал он.

— Что?…

— Задавай свой вопрос. Ты же за этим пришла, или я ошибаюсь?

— О… я… — Розалинда растерялась. — Мой… мой отец хотел бы знать наверняка, может ли… может ли он рассчитывать на твою верность в сражении… — выговорила она наконец.

— Помнится, однажды я уже отвечал на этот вопрос. — Он привлек ее к себе:

— Поцелуй меня, Роза.

Не размышляя, без промедления она устремилась к нему в объятия. Охваченная пламенем беспокойства, дотоле ей совершенно неведомого, она послушно поднялась на цыпочки и потянулась к его губам. Она чувствовала и его колебания, и его гнев. Даже губы Эрика — твердые и чужие, — встретившись с ее губами, тут же оттолкнули ее, словно он во что бы то ни стало желал показать ей, что он — только он — властен принимать решения за обоих. Но и он изменился, когда ее губы открылись навстречу его губам, и покорная готовность обернулась триумфом. Напряженная скованность отпустила Эрика, он наклонился и снова обнял Розалинду, но в этом было уже куда больше ласки и нежности.

Когда он поднял голову, оба не сразу смогли совладать с дыханием. В темном пространстве низкого чердака трудно было разглядеть даже черты его лица. Но ее руки, ее тело, прильнувшее к нему, уже научились читать движения его души, — и она заметно приободрилась.

— Он может на меня положиться, — шепнул Эрик, а потом провел губами по мочке ее уха, что незамедлительно породило в Розалинде упоительный трепет. — Что еще ты хотела бы узнать?