— Хорошо. Когда я нападу на тебя, защищайся.

Без какого-либо предупреждения Эрик бросился на юношу и столкнул его назад, не дав возможности ни нанести ответный удар, ни уклониться. Отпустив Клива, Эрик тут же приступил к объяснениям.

— Во-первых, всегда — всегда! — оцени своего противника. Где он находится и в чем его сила. В случае со мной: я превосхожу тебя силой и ростом, а также опытом. Отбросить меня тебе не удастся. То, что я тебе скажу сейчас, очень важно, так что постарайся усвоить это сразу. Никогда не толкай, когда можно дернуть. Но не дергай точно назад. Вместо этого отклонись вбок. Смотри.

Он повторил свою предыдущую атаку на Клива, но каждое движение производил гораздо медленнее, в то же время давая юноше указания, как тому следует защищаться.

— Отступи правой ногой, поворачиваясь на левой. Как только ты это сделал, хватайся за мою тунику или рукав и тащи мимо себя. Я уже атакую, но ожидаю, что ты постараешься твердо стоять на месте. И тут — хорошо рассчитанный рывок. Вот так. — Он показал, как именно, положив правую руку Клива на свою тунику. — Такой рывок обратит мой собственный вес против меня и лишит меня равновесия. Теперь попробуй еще раз.

Они медленно повторили упражнение. Потом, когда Клив начал понимать свою задачу, повторили быстрее. Эрик нападал на него то с одной стороны, то с другой, а потом и сзади. Каждый раз он показывал загоревшемуся юноше, как оценивать намерения противника и как использовать свою собственную позицию наивыгоднейшим образом. Пока они отрабатывали приемы вновь и вновь, Клив позабыл про свои ушибы и ссадины. И только когда со двора послышались голоса, они прекратили занятие, причем оба изрядно запыхались.

— Достаточно на один вечер, ей-богу. Приходи завтра, и мы продолжим.

Несколько раз глубоко вздохнув, Клив кивнул головой.

— Да, я приду. — Он отступил, но ушел не сразу. — Очень тебе признателен, — наконец выдавил он нехотя. И поспешил добавить:

— Это, конечно, ничего не меняет.

— Конечно не меняет, — согласился Эрик. Он улыбался, когда юноша вышел из конюшни.


Розалинда чувствовала себя как кошка, окруженная лающими гончими. По обычаю, вечерняя трапеза представляла собой очень торжественное событие, сопровождаемое музыкальными представлениями. Украшением стола должны были послужить пироги с изюмом и миндалем, которые так замечательно пекла Эдит. Но Розалинда не могла наслаждаться плодами своих стараний, раз Эрик и Клив неизвестно почему отсутствовали. В то же время она понимала, что присутствие Эрика в зале тревожило бы ее еще больше, чем отсутствие. Весь день она была как на иголках, вздрагивала от каждой промелькнувшей тени и пугливо озиралась. В кухне она показала себя совершеннейшей тупицей, отдавая Мод и Эдит столь чудовищные указания, что Мод под конец уже не смогла удержаться и захихикала.

— …и тарелку… — Розалинда осеклась, бросив на поварих непонимающий взгляд. — Что такое, Мод? Ты сегодня все время отвлекаешься.

— Так как же, миледи, мы действительно должны хорошенько потушить хлеб, а мясо пропечь до золотистой корочки? Или все-таки наоборот? — Ее глаза лучились доброй улыбкой. — И потом, вы велели оловянную тарелку вымочить, чтоб не была пересоленной, а селедку натереть до блеска! — При этом обе женщины принялись громко хохотать, и Розалинда порозовела от смущения.

— Я… что ж… я немного задумалась.

— Да, похоже на то. Это, случаем, не из-за одного ли рослого молодца?

Кровь бросилась Розалинде в лицо. Она с ужасом глядела на двух женщин. Неужели все уже знают? Их видели с Эриком?

— Я… я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Ах, так это не из-за красавца сэра Гилберта у вас голова кругом идет? — добродушно поддразнивала ее Эдит. Она толкнула локтем Мод.

— А мы-то думали, перепелка заметалась — ястребка испугалась. Видно, зря кругом болтают, что он хочет на вас жениться.

У Розалинды сразу отлегло от сердца. Так, значит, они считают, что это из-за Гилберта она сама не своя, а вовсе не из-за Эрика! У нее вырвался глубокий вздох облегчения.

— Да, пожалуй, я действительно вела себя странно. — Она печально улыбнулась.

— Нет, не странно, коли все так сошлось, — засмеялась Эдит. — Какая девушка не растает, когда такой красавец ей проходу не дает?

Одна девушка во всяком случае не растает, подумала Розалинда позднее, усаживаясь за высокий стол между отцом и тем самым человеком, которого Эдит и Мод прочили ей в мужья. Сэр Гилберт Пул не интересовал ее ни капельки, но уже то хорошо, что никто ничего не заподозрил. Пока они воображают, что у нее ум за разум зашел из-за знатного гостя, никого не будет удивлять ее странное поведение и никому не взбредет в голову как-то связывать это с ратником Эриком.

Эрик… При одной мысли о нем все остальное улетучивалось из головы. Ни еда, ни неизбежное присутствие сэра Гилберта, ни разговор между ним и ее отцом не могли прогнать воспоминания об Эрике.

Как могло случиться, что между ними все зашло так далеко? Она едва верила, что это было на самом деле, хотя от его бурных ласк кожу до сих пор словно покалывали многочисленные иголочки и тело болело от их неистового соединения. Она отыскала Эрика по собственной воле. Не стоит притворяться, что она лишь выполняла отцовскую просьбу. Ей самой хотелось этой встречи. И хотя в ее распоряжении имелось достаточно возможностей держаться от него подальше, она, как последняя распутница, полезла за ним по той лестнице в сумрачное уединение чердака. Она последовала за ним на чердак и в тот момент пошла бы за ним хоть на край света. И что теперь?

Ее отец и сэр Гилберт громко расхохотались. Розалинда улыбнулась, хотя не слышала ни слова из их разговора. Затем сделала вид, что сосредоточилась на еде, и снова ее мысли улетели далеко от парадной залы.

Она не знала, как ей теперь быть с Эриком и как себя вести при встрече. После того как любовное неистовство исчерпало себя, они оба почти не разговаривали. Долго лежали на мешках; обоим было трудно дышать. Они не целовались и не обменивались ласками, но тем не менее с каждой минутой все больше узнавали друг о друге. То было молчаливое соединение душ, подумала она с печальным вздохом. В темной тишине чердака она чувствовала себя более защищенной и лелеемой, чем любая королева среди тончайших шелков в самом великолепном из дворцовых покоев. Вопреки всем доводам укоряющего рассудка, в объятиях Эрика она обретала странную убежденность в своей правоте. Она могла бы лежать так вечность, не признавая никакой иной реальности, если бы он не поднялся первым.

— Тебе пора возвращаться к своим обязанностям, — пробормотал он, садясь. Розалинда не ответила, только смотрела, как он надевает нательные штаны, потом шоссы, а затем рубашку и тунику. В одежде солдата Эрик производил внушительное впечатление. Впрочем, пришла ей в голову неуместная мысль, в куда более легком одеянии любовника он тоже производил внушительное впечатление. Но в отличие от нее он не отмахивался от реальности: их могли обнаружить. Его пристальный взгляд заставил подняться и ее.

— Позволь мне, — проговорил он, когда она пыталась завязать шнурки своего платья. Розалинда с трудом глотнула воздух, когда его большие руки проворно затянули боковые разрезы ее платья, и не смогла произнести ни слова. Да и что говорить после такого потрясения? Что надо делать, когда человек, который только что дал ей ошеломляющее наслаждение, теперь возвращается к своей повседневной роли слуги и ратника? Как должна женщина обращаться к любовнику?

Эрик решил это за нее.

— Будет лучше всего, если ты уйдешь сейчас же, — сказал он, отступая от нее. Ей вспомнилось, что голова Эрика почти касалась низких стропил.

— Д-да, — согласилась она, еле шевеля губами.

Куда уж лучше, говорила она себе, осторожно спускаясь по лесенке и поспешно направляясь к выходу из конюшни. Хорошо бы унести отсюда ноги, пока никто не заметил ее отсутствия. Однако весь остаток дня Розалинда ощущала внутри ноющую пустоту от такого холодного расставания. И сейчас, когда вокруг нее рекой текли вино и эль, а вечерняя трапеза становилась все более шумной, она все размышляла, было ли ему так же тяжело видеть ее уход, как ей — уходить.

В этот момент поток ее сумбурных мыслей прервали.

— Я же сказал тебе, что сэр Гилберт спрашивал насчет эля, — слегка повысив тон, сказал ее отец, потому что в первый раз Розалинда не ответила. — Он хочет похвалить пивовара.

Розалинда повернула виноватое лицо к гостю:

— О, сэр Гилберт, благодарю вас за лестные слова. Я передам ему…

— Если бы вы оказали мне такую честь и проводили меня, я охотно скажу ему это сам.

Хотя отец и молчал, Розалинда видела, что отказываться не следует. С натянутой улыбкой она встала из-за стола и приняла предложенную Гилбертом руку. Когда они вдвоем выходили из залы, сзади слышались перешептывания, но Розалинда пыталась уверить себя, что это к лучшему. В конце концов, никто не станет связывать ее имя с Черным Мечом, если будут сплетничать о них с Гилбертом.

— Мы с вашим отцом беседовали о вас, — начал сэр Гилберт, когда они вышли во двор.

— Обо мне? — повторила она. Хотя в смысле его слов нельзя было усомниться, ее удивила такая дерзость.

— Умоляю вас не играть моими чувствами, леди Розалинда. Разумеется, вам известно, что я говорил с ним о вас. И конечно, вы знаете, что я стремлюсь к союзу между вами и мной и между нашими владениями — Стенвудом и Дакстоном.

Он остановился и в подтверждение сказанного крепко сжал ее руки. В лунном свете он казался серьезным и более привлекательным. Жестокая складка у рта исчезла в искренней улыбке, но тень скрывала выражение глаз.

Розалинда изо всех сил старалась сохранить любезную мину на лице. Сердце бешено стучало, но не из-за Гилберта. Если он и вызывал в ней какое-то чувство, то только гнев — за то, что выманил ее из залы под предлогом похвалы пивовару.

— Отец не обсуждал со мной эту тему, — ответила она, стараясь освободить руки.

— Но он говорил вам, что ищет для вас мужа.

— Да, — неохотно признала Розалинда. — Говорил.

— И хотя это всего лишь его странная причуда, он обещал вам свободу в выборе жениха.

Это напоминание вернуло Розалинде присутствие духа.

— Совершенно верно. Но вам следует понять, сэр Гилберт, что я еще не познакомилась с другими рыцарями, которых он мне назвал. Я, конечно, очень польщена вашим вниманием ко мне… лучшего комплимента и быть не может. Но я бы огорчила отца столь поспешным решением, когда он так великодушно доверил мне этот важный выбор.

Даже в темноте Розалинда поняла, что ответ ему не понравился. Но, не желая так просто отступаться, он продолжал настаивать более спокойным тоном:

— Прекрасная Розалинда, я только умоляю вас отнестись благосклонно к моему предложению. — Он поднес ее руки к губам и поцеловал ее пальцы. — Скажите лишь одно: не привлек ли ваше внимание кто-нибудь другой?

Розалинда мгновение колебалась, прежде чем ответить. Кое-кто не просто привлек ее внимание. Кое-кто украл ее сердце, и если она когда-нибудь сможет справиться с такой потерей, то лишь через много лет. Но как раз об этом сэр Гилберт не должен знать ни в коем случае. И никто другой. К тому же вопрос Гилберта относился лишь к тем благородным рыцарям, которые могли рассчитывать завоевать ее — а вместе с ней и Стенвуд.

— Я ни с кем еще не знакома, сэр Гилберт. Только с вами. Однако мой отец пригласил на турнир множество гостей и, без сомнения, пожелает обратить мое внимание на некоторых из них.

— Тогда я первый из их числа, — заявил он с улыбкой и шагнул к ней. В невольном испуге она сделала шаг назад.

— Так мы пойдем к пивовару? — нетерпеливо напомнила она.

— Сейчас.

И прежде чем она успела уклониться, он накрыл ей рот поцелуем.

Розалинда задохнулась от изумления и еще больше оскорбилась, когда его язык вторгся к ней в рот, прорвавшись между раскрытыми губами. Она отшатнулась назад, сердито вырывая из его рук свои.

— Как вы смеете… — выдохнула она, еле сдерживая слезы.

— Простите, Розалинда. Заклинаю вас простить мою пылкость. Если бы вы знали, как действует на меня ваша близость…

Она приготовилась ответить, что тогда ей бы лучше держаться от него на расстоянии, но внезапно передумала. Если слишком явно проявлять отчужденность, то отец, без сомнения, заинтересуется, в чем дело, и тогда начнутся расспросы. Он уже выражал недовольство ее постоянными попытками уклониться от всяких разговоров о возможном замужестве и воспримет холодность к сэру Гилберту как новое доказательство сопротивления браку вообще. Чего доброго, он даже возьмет назад свое обещание предоставить ей свободу выбора. Преодолевая отвращение, Розалинда обратилась к Гилберту, ожидавшему ответа: