О, как ей не хватало его! Не хватало всегда.

Как и предполагала женщина, она прибыла к месту назначения поздно вечером. Это был типичный провинциальный городок, безмятежный и мирный, с извилистыми немощеными переулками, узкими, как колодцы, двориками, небольшими садиками и живыми изгородями, окружавшими одно – и двухэтажные с черепичными кровлями дома.

Элиана вышла в центре города. Небо блестело от звезд, с предгорий дул холодный ветер, а воздух был чист, как после грозы. Женщина довольно быстро отыскала штаб и спросила, где можно найти полковника Флери.

– Кажется, он живет в доме напротив, – ответил молодой адъютант. – Я прикажу солдатам проводить вас, мадам.

– О нет, не беспокойтесь, я дойду одна! – сказала Элиана и, спустившись с крыльца, побежала прямо через грязную улицу туда, где сквозь ветки деревьев желтел свет окон небольшого двухэтажного особняка.

Внутри было шумно. Из комнат нижнего этажа доносился звон посуды, стук чего-то тяжелого, скрип стульев и половиц, гудение мужских голосов и женский смех.

Элиана хотела войти в дверь, но в последнюю секунду отчего-то замешкалась и, привстав на цыпочки, заглянула в окно, в щель между двумя занавесками. Судя по всему, здесь была офицерская вечеринка; возможно, Бернар и не присутствовал на ней?

Перед взором женщины предстало большое помещение. Свет был довольно ярким, но под потолком плыла сизая пелена табачного дыма. На столе громоздились бутылки и блюда с закусками. Человек десять офицеров в расстегнутых мундирах, а некоторые – в одних сорочках сидели на стульях и обитом синей нанкой диване. Элиане сразу стало ясно, какая здесь царит атмосфера. Бездумное, бездушное веселье, удовольствие не ради удовольствия, а ради того, чтобы заполнить гнетущую пустоту. Собственно, женщина не осуждала этих людей. Офицеры годами не бывали дома, не видели своих семей. Они не могли наслаждаться ни любовью, ни славой, ни деньгами. Вот почему первыми начали роптать именно высшие армейские чины – им хотелось наконец-то пожить в свое удовольствие, воспользоваться плодами побед. А вместо этого – бесконечные походы. Война, всегда война.

Элиана почти сразу заметила Бернара – он сидел напротив окна. Она обрадовалась, увидев его так близко, но одновременно ей показалось, что сейчас их разделяет нечто большее, чем расстояние в несколько шагов.

Его черные глаза жестковато поблескивали, на смуглом лице блуждала странная улыбка. Он казался расслабленным, и в то же время в глубине его существа словно спряталось что-то темное, тугое, не дающее ему покоя.

В комнате находилось несколько женщин, ярко накрашенных особ без шейных косынок, с наполовину расшнурованными корсажами. Одна из них, хорошенькая блондинка лет двадцати пяти, подошла к Бернару и села ему на колени. Он обнял улыбающуюся девушку за талию, потом прижал к себе и поцеловал долгим поцелуем, а после, грубовато оттолкнув, потянулся к кружке с вином.

Элиана отшатнулась. Затем прислонилась к стене. В ее душу вторгался хаос, и она изо всех сил старалась не дать гневу и страху связать себя по рукам и ногам. Женщине показалось, что она теряет ориентацию в пространстве и времени, – у нее создалось ощущение, словно посреди белого дня на землю внезапно опустилась ночь. Границы мира раздвинулись, и на первый план выступило нечто необъяснимое, зловещее и всесильное.

Сначала Элиана хотела бежать, бежать прочь, но потом остановилась и провела рукой по влажному лбу. Ведь приехала-то она из-за дочери, а значит, все же должна поговорить с Бернаром.

Она постаралась отбросить все мысли, кроме одной – об Адели – и поднялась на крыльцо. Неожиданно для самой себя она расправила согнувшиеся плечи и гордо несла высоко поднятую голову.

Занесла руку и решительно постучала в дверь.

Она довольно долго ждала; потом в проеме показалось лицо незнакомого офицера.

– Мне нужен полковник Флери, – спокойно произнесла женщина и прибавила: – Я его жена.

Глаза офицера удивленно округлились.

– Сейчас я ему скажу. Входите, мадам.

Элиана прошла в небольшой полутемный коридор и встала у стены. Через мгновение блеснул свет, и она увидела высокую фигуру Бернара, вынырнувшую из соседней комнаты. Он бросился к ней и сразу же обнял.

– Элиана!

Ее тело дрогнуло в безотчетном стремлении освободиться из его рук, но она сдержала себя. А Бернар, приподняв голову женщины за подбородок, заглянул в ее лицо, встретился с ее взглядом, в котором явственно просвечивала боль.

– Дорогая моя, мне просто не верится! Как же я соскучился по тебе!

Элиана слегка пошатнулась в его объятиях, словно деревце, которому внезапно подрубили корни. Ее волосы и лоб скрывал капюшон накидки, но Бернар видел тонко очерченные темные брови, чуть впалые щеки и янтарно-чистые, лихорадочно горящие глаза.

– Оставь меня! – прошептала она. – Позволь мне сказать!

Тон ее голоса был сдавленным, напряженным, и во взгляде сквозило что-то странное; казалось, она охвачена нелегкой внутренней борьбой.

Бернар отпустил женщину, но в следующую секунду вновь бережно прикоснулся к ней.

– Почему ты приехала? Что-то случилось дома? С детьми? Элиана перевела дух. Ее плечи были как каменные, и в этот момент он ощутил в ней скрытое сопротивление и какую-то враждебную силу.

– Младшие дети здоровы. Неприятность произошла с Аделью. Она сбежала с тем офицером…

Бернар разом помрачнел и отстранился от жены.

– Когда и как это произошло? – отрывисто произнес он.

Элиана ответила.

– Я явилась, чтобы сообщить тебе об этом, – добавила она, – и… увидеть тебя.

– Спасибо, дорогая. Я сам хотел просить тебя приехать, но побоялся утомлять дорогой. И потом, – он сделал паузу, – признаться, я не был уверен в том, что свидание перед столь долгой и опасной разлукой пойдет нам на пользу. Но теперь я очень рад. Ты поступила правильно. Что касается Адели, – он в сердцах разрубил рукою воздух, – я найду этого проходимца, который посмел играть с честью моей дочери, и вытрясу из него душу! Вряд ли я смогу начать действовать раньше, чем наступит утро, но все же схожу в штаб. А ты поднимайся наверх, в мою комнату.

Тут Бернар внезапно пошатнулся и промолвил: – Голова закружилась. Наверное, выпил лишнего. Прости, у нас тут небольшая пирушка…

Элиане хотелось знать, испытывает ли он смущение или неловкость, но темнота мешала ей разглядеть выражение его лица.

Она не произнесла вертевшиеся на языке слова, а ограничилась тем, что улыбнулась насмешливо и жестко.

Поглощенный мыслями об Адели, Бернар, похоже, ничего не заметил. Он показал Элиане ведущую наверх лестницу, и сам поспешил в штаб.

Женщина не стала задерживаться и направилась в комнату мужа.

Сразу видно, что это жилище Бернара, – почти аскетическая строгость, только самые необходимые вещи, все лежит на своих местах. Элиана бросила взгляд на аккуратно заправленную кровать. Почему все эти годы она была так уверена в том, что он верен ей – и сердцем, и телом, хотя мысли об обстоятельствах, в которых он жил, – бесконечные военные походы и вечера в мужском кругу, где, конечно, находилось место всем этим развлечениям с вином и женщинами, должны были подсказывать ей другое? Элиане не доводилось встречать человека более цельного, чем Бернар; и если сердце его по-прежнему принадлежало ей, но при этом он опустился до измены, значит, что-то в нем раздвоилось.

Женщина сняла накидку и присела на стул, сложив руки на коленях. Она много раз слышала расхожее мнение о том, что «мужчине трудно жить одному» и «природа требует своего». Так рассуждало большинство знакомых ей дам, и все они довольно спокойно относились к изменам своих супругов.

Да, но ведь существуют на свете мужчины – священники, монахи, – отказавшиеся от плотских утех во имя служения другой цели! Разумеется, это удел избранных, но почему в таком случае не могут найтись те, кто способен хранить верность ради того, чтобы не оскорбить чувства – свои и другого человека, чтобы не предать любовь!

Элиана представила, как стали бы смеяться над ее мыслями сослуживцы Бернара, да и знакомые женщины тоже. «Ты похожа на наивную девочку», – сказали бы они.

Элиана никогда не говорила на эту тему с Бернаром, но ей казалось, что он разделяет ее мнение, он – единственный из всех.

Что ж, значит, она ошибалась!

Вскоре Бернар вернулся. Он выглядел удрученным, но более спокойным, чем несколько минут назад.

– Даст Бог, все обойдется. Я займусь поисками с самого утра. Уверен, очень скоро Адель будет с нами. Чем он увлек ее, этот подлец?

– Не знаю. Я только молю, чтобы он пощадил ее невинность.

Бернар наклонился и погладил ее по волосам.

– Не нужно переживать раньше времени, дорогая. Ты, должно быть, устала и проголодалась? Принести тебе поесть?

– Нет, ничего не надо. А разве ты не спустишься вниз, к своим сослуживцам?

Он удивленно улыбнулся.

– Конечно, нет. Что за вопрос? Я хочу побыть с тобой. Расскажи мне о малышах и о Ролане. Очень жаль, что я не смог его проводить.

– Мне тяжело говорить о Ролане, – сказала женщина, и Бернару почудилось, что в ее голосе звучит упрек. – Я не могу представить своего сына на войне. Такой милый, хороший мальчик! Добрый, честный, открытый! Мне кажется, его способно спасти только чудо.

В самом деле, она без ложной скромности могла сказать, что Ролан унаследовал от них обоих все самое лучшее.

– Ты считаешь, в этом есть моя вина? – тихо спросил Бернар. – Я же помню: ты не хотела отдавать его в военную школу.

И Элиана резковато отвечала:

– Нам незачем винить друг друга в том, что случилось или, не дай Бог, случится с нашими детьми. Ты с таким же успехом мог бы упрекнуть меня за поступок Адели – ведь это я воспитывала дочь!

– Ни за что на свете! – промолвил Бернар и взял женщину за руку.

От его прикосновения исходило особое сочувственное тепло, но Элиана вырвала пальцы.

– Что-то не так? – спросил он.

На секунду женщина опустила глаза, а затем посмотрела на мужа в упор, и ее взгляд обжег его горьким непониманием.

– Прежде чем постучать в дверь, я заглянула в окно. Я все видела.

Наступила пауза. Лицо Бернара вспыхнуло, глаза загорелись как угли, а губы дернулись в презрительно-жалкой усмешке. Он отвернулся, отошел в тень, потом вновь приблизился.

– Отпираться было бы глупо. Да, это правда. И… я понимаю, что ты чувствуешь, – выдавил он.

– Не уверена.

Обида ушла глубоко внутрь и жгла ей душу, внешне же Элиана казалась совершенно спокойной. Бернар мотнул головой.

– Я могу представить, что происходит с человеком, когда рушатся его идеалы.

– Идеалы! – повторила Элиана, скрывая слезы усмешкой. – О каких идеалах ты говоришь! Я давным-давно не юная девушка и живу реальностью, а не мечтами.

– Думаю, то единственное сердце, что дается каждому из нас от рождения, не меняется, сколько б ни минуло лет.

– Видимо, не всегда.

Бернар опустился на стул. Его голос показался женщине чужим; он звучал надломлено и глухо:

– Видит Бог, как долго я держался! Надо мной смеялись, мне завидовали, меня не понимали, но я стоял на своем. Наверное, со мной, в самом деле, что-то произошло, раз я унизился до такого – до простой животной страсти, до обладания только телом. Я не люблю рассказывать о себе и не нахожу большого смысла в исповеди, но если ты меня выслушаешь…

– Я слушаю, – сказала Элиана, – говори. Бернар сделал паузу.

– Это не попытка оправдаться и даже не объяснение. Я просто расскажу, что чувствовал и чувствую до сих пор.

– Именно об этом мне и хотелось бы знать, – промолвила женщина.

Бернар поднял на нее глаза.

– Что ж, тем лучше для меня. Надеюсь, тебе известно, где получают свой первый любовный опыт мальчики из дворянских семей? Со мной это случилось в восемнадцать лет – позднее, чем с другими. Я был несколько замкнут и нелюдим и развлечениям в обществе сверстников предпочитал чтение книг. Но, конечно, разговоры в военной школе не обошли меня стороной – постепенно я заинтересовался тем, что так увлеченно обсуждали мои товарищи. Да и мужская суть начала проявляться. И вот однажды, получив увольнение и имея при себе немного денег, я отправился на поиски женщины. Я нашел ее – дешевую уличную проститутку. Не могу сказать, будто то, что произошло между нами, показалось мне мерзким и грязным, нет, и все же я сразу почувствовал: на свете существует нечто гораздо лучшее, чего мне пока не дано было испытать. И вот через несколько лет я встретил тебя – удивительное создание со взором ангела и телом земной женщины – и влюбился с первого взгляда.

Я боялся, что ты обидишься, неправильно меня поймешь, и потому заговорил о венчании. Знаю, тебя ошеломило мое предложение провести вместе ночь, и все-таки ты согласилась! Потом я был не в силах забыть эти потрясающе-прекрасные часы нашей близости; в моей душе словно бы расцвел какой-то дивный цветок, образовалось нечто такое, через что я не мог переступить. И я хранил тебе верность, даже когда мы расстались, когда я не верил в то, что со временем ты снова станешь моей. Это правда, Элиана! Тогда во мне жил затаенный восторг перед всем, что происходит в мире, в моем сердце пылал яркий и чистый огонь, а потом… Наверное, после сорока многие испытывают нечто подобное: разочарование, смутную тревогу. Не думай, моя любовь к тебе – все та же; она – единственное, перед чем бессильно время; и дело не в физических тяготах – к ним я давно привык, а в той пустоте, какую я ощущаю в душе. Ты остаешься там, в далекой мирной жизни, похожей на сказочный сон, а я пребываю здесь, в реальности, где чувствую лишь усталость и вижу только смерть!