Свобода! Соланж с нежностью смотрела на Дэймона. Почти десять лет она была все равно, что мертва, и душой и телом. И только теперь возвращалась к жизни. Она словно сбросила старую, опостылевшую кожу, и сразу вернулись, ожили чувства, по которым она так истосковалась.

Соланж понимала, что ее будущее туманно. Она совершила дерзкий, опасный поступок, но никогда не станет жалеть об этом. Никогда. Ресницы ее незаметно смежились.

Перед тем, как сон окончательно сморил ее, Соланж привиделась птица, свободно парящая в бескрайнем небе...

Дэймон открыл глаза. Наконец-то она заснула! Мгновение он смотрел на Соланж, а потом опять погрузился в сон.


6

За несколько следующих дней путешествия Дэймон понял, что имеет дело с несколькими женщинами сразу. И все они носят имя Соланж. Причем ни одна из них ничем не походит на другую.

Была, разумеется, графиня – самая незнакомая и самая чужая для него. Графиня хранила стоическое молчание, всем своим властным, неприступным видом напоминая Дэймону своего отца. Соланж надевала эту маску, когда он донимал ее расспросами.

Была робкая девочка. Эту Соланж он помнил очень хорошо. Ее лукавый взгляд. Непослушные завитки волос. Неуверенные паузы между фразами. Ее речь – простая, естественная. Такая Соланж одновременно радовала и настораживала Дэймона. Она словно хотела чего-то добиться от него, а он никак не мог понять – чего.

А еще она могла быть безрассудной. Уверенно сидела в седле, с легкостью справлялась с любыми трудностями походной жизни и слышать не желала о тех опасностях, что грозили им каждый миг. Это не просто раздражало. Это изматывало Дэймона. Ему приходилось охранять ее от нее самой. Дэймон оберегал всех Соланж разом. Взглядом воина он осматривал окрестности, готовый к защите даже тогда, когда все было спокойно.

А больше всего озадачивала Дэймона необъяснимая радость, которая, как летняя молния, внезапно озаряла лицо Соланж – и тут же исчезала. Дэймон исподтишка наблюдал, как скользят по этому лицу блики тени и света, как расцветает на нем улыбка. Он слышал ее тихий смех, который потом долго звенел в его ушах звонкими колокольчиками.

Соланж не объясняла своей веселости. Дэймон не требовал объяснений. Радость сменялась мрачностью, одно настроение уступало место другому. Это настораживало Дэймона, беспокоило его.

Порой Дэймон всерьез задумывался, нормально ли это. В конце концов, с тех пор, как они виделись в последний раз, прошли долгие годы...

Однако со временем он отбросил эти мысли. Постоянно наблюдая за Соланж, Дэймон понял, что за ее внешней беззаботностью действительно скрыта печаль. Но шли дни, и морщинки вокруг ее рта постепенно разглаживались, глаза уже не так настороженно смотрели на мир.

Многоликая Соланж мучила Дэймона своей загадочностью, чаровала его, раздражала превыше всякой меры и, конечно же, покоряла, непостижимым образом удерживая над ним власть. Дэймон отчаянно желал избавиться от этих оков, но пока они были рядом, желание это оставалось невыполнимым.

Они ехали большей частью по ночам, поскольку Дэймон все еще опасался погони. Ехали как возможно быстро. Но Дэймон не желал поскорее завершить путешествие, он не мог рисковать лошадьми. Ночи были темные, безлунные. В лучшем случае дорогу им освещал тусклый звездный свет. Ехать в такие ночи быстрее, чем рысью, было невозможно.

Однажды они наткнулись на деревеньку, названия которой ни Дэймон, ни Соланж не знали. Дэймон смутно припомнил, что проезжал тут, но не смог бы с уверенностью сказать, дружелюбны селяне или нет.

Скорее всего – нет. Знакомство с французами убедило Дэймона, что они народ упрямый и неприветливый, а уж к чужакам и вовсе не испытывают никакого доверия.

Деревня появилась совершенно неожиданно. На рассвете они перевалили хребет и увидели россыпь домишек едва ли не у своих ног. Женщины у колодца наполняли водой кувшины и не успели заметить всадников. Не сказав ни слова, Дэймон выхватил у Соланж повод и быстро погнал коней назад, за хребет.

Соланж попыталась возмутиться, но жесткий взгляд Дэймона приказал ей не раскрывать рта, пока женщины могут их услышать. К немалому его удивлению она с недовольной гримаской подчинилась и угрюмо молчала, покуда они не укрылись за рощей диких яблонь. Рощу огибал небольшой ручей, и кони тотчас направились к нему, чтобы утолить жажду.

– Почему мы вернулись? – вполголоса спросила Соланж. – В деревне можно было раздобыть свежий хлеб, молоко, яйца...

– О да, конечно, – презрительно отозвался Дэймон. – Что за дивная мысль. Графиня Редмонд со своим спутником подъезжает к этим крестьянкам и требует еды. Уверен, что такой случай очень скоро стал бы достоянием всей округи.

– Я не стала бы требовать еды, а просто заплатила бы за нее. У меня есть деньги. К тому же эти люди никак не смогли бы заподозрить во мне графиню. Я представилась бы им юношей, твоим оруженосцем!

Дэймон беспомощно покачал головой.

– Соланж, никто, а уж тем более женщина, не примет тебя за юношу.

? Ошибаешься! – В глазах Соланж вспыхнули золотые искорки гнева.

? Нет, это ты ошибаешься. Достаточно один раз взглянуть на тебя, чтобы понять, кто ты на самом деле. У тебя слишком высокий голос, слишком длинные волосы... и слишком пышная грудь.

Соланж покраснела и неловко заерзала в седле.

– Я старалась, как могла, сэр.

– Недостаточно. Оставь эти мысли, графиня. Нам лучше всего держаться подальше от местных жителей, во всяком случае, покуда не доберемся до владений твоего отца.

Дэймон смотрел на Соланж. Даже в трико и грубой тунике она оставалась дьявольски хороша. Нелепо было полагать, что кто-то может принять ее за юношу! Она тоже смотрела на Дэймона своими бездонными, золотисто-карими, опушенными густыми ресницами глазами. Неоспоримо женскими.

– Свежий хлеб, – мечтательно произнесла Соланж.

– Погрызи лучше яблочко, – предложил Дэймон. – Они, верно, уже созрели.

Она вдруг замерла и обернулась. В тот же миг кони подняли головы и насторожили уши. Теперь и Дэймон услышал громкие голоса, которые приближались к ним с другой стороны долины.

Они спешились и скрылись в глубине рощи. Лошади послушно последовали за ними. Соланж шла вперед, раздвигая руками ветки, чтобы освободить дорогу для остальных.

Голоса теперь были отчетливо слышны. Говорили по-французски и явно ссорились.

Забравшись под ветви яблонь и плакучих ив, которые сплетались в непроходимую завесу, они присели на корточки и замерли.

Вдруг Соланж резко втянула в себя воздух. Миг спустя она уже вынырнула из укрытия и побежала к ручью. Упав на колени, она ладонями торопливо разровняла глину, затем обеими руками схватила охапку листьев и рассыпала их по берегу.

Голоса раздавались совсем рядом, за кустами, которые росли на другом берегу ручья. Оставив коней, Дэймон бросился, было за Соланж, но она уже бежала обратно.

– Ты что, свихнулась? – процедил Дэймон сквозь зубы и, ухватив Соланж за локоть, силой поволок ее в укрытие.

– Там были следы! – прошептала Соланж, когда они нырнули под ветви.

К воде вышли две женщины и маленькая девочка. Женщины несли тяжелую корзину с бельем и оживленно переругивались. Девочка семенила за ними, засунув палец в рот.

Чтобы укрыться от чужих глаз, Соланж и Дэймон растянулись плашмя на упругом ковре из листвы. Тела их сплелись, точно в объятии. Голова Соланж оказалась прижата к его груди.

Они не могли шевельнуться, не выдав шорохом и хрустом своего присутствия. Женщины, все так же сердито переругиваясь, опустились на колени у ручья и принялись полоскать белье. Всякий раз, закончив полоскание, они хорошенько отжимали очередную простыню либо скатерть и вешали ее на ветвях тутовника, а девочка расправляла белье поровнее, чтобы быстро просохло.

Соланж лежала, уткнувшись щекой в грязь, и морщилась от боли, потому что именно под щекой оказалось упавшее яблоко. Пытаясь переменить позу, она осторожно приподняла голову, но под тяжестью тела Дэймона не смогла пошевелиться. Дэймон словно ничего и не замечал, но сердце его колотилось, дышал он неровно и часто.

Это была истинная мука. Дэймон не мог шевельнуться, словно парализованный. Соланж словно завладела каждой клеточкой его тела. Он умирал от этой близости, и спасения не было.

Дэймон жадно вдыхал знакомый запах Соланж, и волшебство ее потаенной сути кружило голову, как хорошо выдержанное вино. Шелковистая кожа нежила его, гибкое тело податливо повторяло жесткие изгибы его собственного. Дэймон ощущал каждую его ложбинку. Рука сдавливала ее грудь. Соланж шевельнулась, и новая волна желания охватила Дэймона.

Старый кошмар стал реальностью. Вот она рядом. Он желает ее – и не может удовлетворить желания. Это терзало Дэймона всего больнее. Он отчаянно старался думать о другом, о чем угодно, лишь бы отвлечься, но да же раскаты грома не спасли бы его сейчас.

Волосы Соланж шевелились от его дыхания. Он коснулся губами каштановых прядей и замер, не в силах оторваться. Это был ад. Это был рай.

Дэймон еще плотнее прижал голову Соланж к земле, и теперь она видела сквозь ветви ноги и подолы юбок женщин. Они, наконец, перестали спорить и в полном молчании развешивали белье.

А девочка... Девочка вдруг заметила Соланж. Она смотрела на нее круглыми от удивления глазами, засунув пальчик в рот.

Соланж оставалось только одно – улыбнуться ей. Вынув палец изо рта, малышка улыбнулась в ответ. Очень медленно Соланж поднесла палец к губам, умоляя ее молчать. Девочка кивнула и повторила жест. Соланж приходилось лишь надеяться, что ее поняли. Для пущей уверенности она подмигнула. Девочка тоже подмигнула ей и снова засунула грязный палец в рот. Одна из женщин дала ей подзатыльник и громко выругала. Малышка вроде бы и не заметила удара и опять принялась расправлять белье. На Соланж она больше не смотрела.

Дэймон, казалось, не заметил, что произошло. Он по-прежнему прижимал Соланж к земле, навалившись на нее всем телом. Она не могла пошевелиться и молила бога, чтобы женщины поскорее ушли. Сколько можно возиться с этой стиркой?

Наконец все было выстирано и развешано. Женщины подхватили пустые корзины и побрели сквозь кусты назад, в селение. Девочка послушно двинулась следом, бросив Соланж прощальный взгляд и незаметно помахав ручкой. Соланж ответила ей слабым движением руки, и девчушка вприпрыжку поспешила за взрослыми.

Соланж подождала, пока не стихнут голоса.

– Дэймон!

Он приподнял голову.

– Дэймон, они ушли.

Он молчал, и она повернулась, чтобы высвободить зажатую его грудью руку. Дэймон глубоко вздохнул, резко поднялся и пошел к лошадям.

Соланж с трудом поднялась, морщась от боли в затекшем теле. На нее налипли листья, руки были в грязи. Она с досадой осмотрела свои новые кожаные сапожки – они насквозь промокли и наверняка порвались... Потом принялась чистить одежду.

– Хватит возиться! – прервал ее занятие Дэймон.

Соланж замерла.

– Но я похожа на чучело, – попыталась она возразить.

– Придержи язык, – бросил он, вскакивая на Тарранта.

Она обожгла его царственным взглядом, но он, не оборачиваясь, уже пробирался сквозь кусты, прочь от деревни. Соланж смотрела вслед удаляющейся фигуре. Больше всего ей сейчас хотелось продолжать путь одной, но вскоре она тоже была в седле и нагоняла Дэймона.


– Но ты же говорил, что нам надо избегать людных мест, – озадаченно заметила Соланж, когда они остановились у деревянного указателя на развилке дороги.

– Кале – самый большой порт в округе. Соваться туда – не самый лучший способ остаться незамеченным. – Дэймон поерзал в седле.

После того, как вчера они едва не столкнулись с прачками, он решил, что надо действовать более решительно. Новый план противоречил его природной осторожности, события в любой момент могли обернуться против них, и он ничего не смог бы изменить.

Соланж смотрела на него, ожидая объяснений. Но как мог он объяснить, что близость к ней убивает его, что он умирает заново каждый день. И что не будет этому конца, пока она рядом? Как мог он сказать, что подставляет и свою, и ее голову под топор просто потому, что иначе не сможет совладать с собой?

Все это время Дэймона с небывалой силой преследовали воспоминания о яблоневой роще. Он сходил с ума, пытаясь избавиться от них, и возвращаясь к ним вновь и вновь. Вот и сейчас. Утренний ветерок играл растрепавшимися локонами Соланж. Шелковистые пряди приникали к ее щекам, касались влажных губ... Дэймону стало плохо от непреодолимого желания.

Он понимал, что находится в ловушке. Что не может больше выносить эту пытку – видеть ее и не сметь касаться...

Соланж отбросила пряди волос со щек и заложила их за уши. Даже в этом простом движении она была совершенна. Он хотел, чтобы эти руки ласкали его. Соланж превращала его в безумца.

– Думаю, нам стоит продолжать ехать так, как ты предлагал вначале, – снова заговорила Соланж. – Тот твой выбор кажется мне более мудрым.