– Придется найти, друзья мои. Нам нужно отплыть сегодня вечером. Или, в крайнем случае, завтра утром.

Дэймон заметил, что Соланж, чуть повернув голову от стойки, пристально смотрит на них. Глаза ее по-кошачьи сузились.

Поднялся шум. Каждый считал своим долгом высказаться.

– Это же немыслимо!

– С ума ты спятил!

– В такую бурю, да через пролив?

– Поезжай-ка лучше в Кале.

И тогда Дэймон вытащил из-под плаща горсть монет и рассыпал их посреди стола. Золотые монеты соблазнительно замерцали на темной дубовой столешнице. Здесь было втрое больше, чем предлагалось за их поимку. Об этом Дэймон позаботился заранее.

– Кале слишком далеко, – сказал он мягко в наступившей тишине.

Загрубевшая рука Жислены проворно схватила откатившуюся монетку.

– Да за такую цену я б сама вас перевезла, будь у меня лодка, – мечтательно произнесла она.

– Что ж, – сказал рыбак с трубкой, который даже привстал, чтобы лучше видеть золото, – у меня неплохое суденышко и довольно прочное. В самый раз для тебя и мальчика.

– Опомнись, Ален! В такую бурю только последний дурень выйдет в море, – поучал его другой рыбак.

– Ошибаешься, друг мой, – впервые за все время подала голос Соланж. – Это всего лишь легкий снежок и к утру он прекратится.

Все посмотрели в окно. Над землей неспешно кружились белые снежинки. Ветер стих...

7

Утром Дэймон понял, что заболел. Голова гудела, язык пересох и распух, тело горело. Единственное, чего ему хотелось – это спать, спать, спать.

Он стоял, прислонясь к грот-мачте, спиной к ветру. Сидеть было негде.

– Это простуда, – сказала Соланж, дотронувшись ладонью до его лба.

– Я это и сам знаю, – раздраженно огрызнулся Дэймон. – И даже знаю, как это лечить. В Вульфхавене я давно уже отыскал бы нужную траву.

– Ты скоро там будешь.

– Не так скоро, как мне хочется, – проворчал он.

Рыбак управлял баркасом с помощью двух рослых светловолосых сыновей. К Дэймону они относились с уважением. Соланж же, как безусый юнец удостоилась лишь терпеливого снисхождения. Все они время от времени поглядывали на небо. Пока им везло: набрякшие тучи висели низко, но снега не было.

Дэймон чувствовал себя виноватым перед Соланж. Наверное, не стоило так рявкать на нее. Не ее вина, что он заболел. А, может быть, все-таки ее? Весь этот кошмар, что им пришлось пережить!

Дэймон смотрел на волны, но единственное, что он видел, были глаза Соланж – такие темные и тревожные, когда она коснулась лба Дэймона.

В его дорожном мешке всегда хранился мешочек с травами – на всякий случай. Сейчас он был внизу, в трюме. Надо бы спуститься, посмотреть. Помнится, там было что-то от простуды: гвоздика, эфедра... Можно будет заварить их с чаем после высадки.

Перед ним опять появились глаза Соланж. Неужели он видел в них тревогу? Тревогу за себя? Возможно, она боится, что без него не доберется до Айронстага? Нет! Он подумал, что об этом Соланж тревожиться не станет. С ним ли, без него – а она будет продолжать путь, пока не окажется дома.

Тревогу за его здоровье? Вряд ли, если она не любит его. Ее отношение к нему не могло измениться за несколько дней!

Дэймон рывком отстранился от мачты, поморщившись от боли в суставах. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Напрасно он отказался разделить постель с Жисленой. В результате ему пришлось провести ночь на камнях перед очагом в зале таверны, подставив спину сквозняку. Он ворочался всю ночь. Один бок поджаривался, другой мерз. Теперь он пожинал плоды этой практически бессонной ночи.

Соланж он нашел внизу, под палубой, рядом с лошадьми. Здесь, по крайней мере, не дул холодный ветер. Она сидела, обхватив колени руками, и смотрела в пространство.

Дэймон размышлял, стоит ли ему заговаривать с ней. Холодный взгляд Соланж отбил у него всякую охоту делать это. Он прошел мимо, к куче их скарба и рылся там, пока не отыскал нужной сумки. Таррант поздоровался с ним тихим ржанием. Соланж молча следила за ним.

Из сумки Дэймон извлек кожаный мешочек с травами. Каждая травка лежала в своем пакетике, корешки были обернуты в овчину. Такой способ хранения Дэймон придумал сам, и долгие годы практики доказали, что он был прав.

– Тебе не надо выходить на ветер, – вдруг сказала Соланж.

Дэймон взглянул на нее.

– Если ты будешь торчать на палубе, – продолжала она, – лучше тебе не станет. Оставайся здесь, внизу, пока мы не доберемся до суши.

– Как ты сама сказала, графиня, это всего лишь простуда. Со мной все будет в порядке, – ответил Дэймон.

– И все-таки тебе надо поберечься, чтобы она не переросла во что-нибудь похуже. Очень просто запустить простуду, и тогда это может кончиться чем-нибудь серьезным. Например, чахоткой.

Что-то в голосе Соланж насторожило его. Вместо того, чтобы сказать ей, что знает все это, Дэймон решил послушать, куда она клонит.

– Ты думаешь?

Соланж помолчала немного.

– Однажды в Уэллберне заболела одна женщина. Все началось с легкого насморка. Но она выходила на холод, не одевалась тепло и вскоре уже не могла встать с постели. Думали, что она умрет.

– – И что же с ней сталось? Как ее лечили? – поинтересовался Дэймон.

– Лекарь прописал ей кровопускание.

– Женщине с чахоткой пускали кровь?

Соланж смотрела ему прямо в глаза.

– Да. Ей объяснили, что это избавит ее от дурной крови.

Дэймон потряс головой.

– Пиявки, конечно, показаны в некоторых случаях, но я удивлен... А ее не пробовали лечить травами? Горчичными припарками?

– Я не знаю точно, как ее лечили. Знаю только, что ее держали в тепле и сухости, кормили мясным отваром и тому подобным.

– Отваром... – Дэймон поймал себя на том, что неотрывно смотрит на руки Соланж. – И долго эта женщина была прикована к постели?

– Кажется, очень долго, – приглушенно ответила она.

– Сколько?

– Примерно... примерно около года.

Пальцы ее сжались, затем разжались. И снова сжались.

Дэймон решил переменить тему. На самом деле его совершенно не интересовало, чем закончилась эта история. Тем не менее, он продолжал свои рассуждения и не мог остановиться.

– Целый год хворать, прикованной к постели!

? Да.

– Я поражен, как эта женщина сумела все вынести.

– Она не одна такая.

Соланж, похоже, совершенно ушла в себя, в свои мысли.

– Скажи мне, после того, как она выздоровела, ей продолжали пускать кровь?

– Да, – негромко проговорила Соланж. – Кровь пускали всегда.

Что-то внутри Дэймона напряглось, угрожая вот-вот лопнуть. То была незримая, тонкая нить, которая связывала воедино все его существо.

Глядя на Соланж, на каштановую прядь, небрежно упавшую на ее плечо, он чувствовал, как опасно натянулась эта потаенная нить. Загляни он сейчас в глаза Соланж, и нить порвется.

Быть может, она тоже почувствовала это... и одарила его ослепительной улыбкой.

– Но женщина выздоровела. Все закончилось хорошо. Теперь, я уверена, она жива и здорова.

Послышались шаги. Соланж поспешно спрятала волосы под капюшон. По настоянию Дэймона с самого начала путешествия она держалась подальше от рыбаков и большую часть времени проводила в трюме. Сейчас она отошла к коням, повернувшись спиной к люку. На трапе появился младший из сыновей старика.

– Отец велел передать, что уже видны саксонские утесы.

Дэймон молча глядел на него, плохо понимая смысл услышанного.

– Вы разве не хотите подняться наверх? – спросил удивленный его молчанием мальчик.

– Да, – ответила ему за двоих Соланж. – Мы сейчас поднимемся.

Мальчик ушел. Дэймон тупо смотрел на то место, где он только что стоял. Вдруг эту пустоту заполнила Соланж – она шагнула на трап, собираясь выйти наружу. Повинуясь порыву, Дэймон схватил ее за руку, чтобы задержать хоть на миг.

– Та женщина... – начал он и осекся.

В глазах Соланж не было ни тени милосердия, лишь напряженность, странным образом похожая на его собственные чувства.

– Я же сказала. Все закончилось хорошо. Сейчас та женщина жива и благополучна. Я не думала, что мой рассказ так взволнует тебя. Уверена, с тобой ничего похожего не случится. Ты, в конце концов, гораздо крепче. – Соланж высвободила руку из его пальцев. – Мы непременно купим тебе шляпу, – повторила она и торопливо пошла вверх по ступенькам.

Шляпа...

Дэймон разразился болезненным смехом. Ему пришлось согнуться вдвое, чтобы заглушить этот смех. Уж конечно, что ему сейчас нужно, так это именно шляпа. Купим шляпу – и все будет в порядке.

Шляпа... Дэймон попытался представить, какой головной убор выберет для него Соланж, заботясь о его здоровье.

Корабль качнуло, и Дэймона отбросило к дальней стене. Чем ближе берег, тем сильнее становилось волнение в проливе. Нужно было подняться наверх. Стены трюма, казалось, смыкаются все тесней. Ему нужен воздух, свежий воздух...

Выйдя на палубу, Дэймон увидел бесконечные гряды буровато-зеленых волн, над которыми вскипала кудрявая пена. Соланж вместе с остальными стояла у грот-мачты, глядя, как из тумана выплывают меловые утесы Дувра.

Дэймон присоединился к ним. Старик и его сыновья отошли готовить баркас к прибытию в порт. Ветер хлестал его по лицу, трепал волосы, обжигал соленым дыханием кожу, но это ощущение было приятным.

Рядом с Дэймоном стояла Соланж. Радость, кипевшая в ней, казалась такой же бурной, как волнение моря.

На губах ее блуждала странная улыбка. Ветер сдувал с ее лица капельки слез. Или Дэймону это почудилось? Ему трудно было смотреть на Соланж – слишком туго натягивалась незримая нить...

Дэймон опасался того, что в Дувре их уже вполне могли поджидать солдаты Редмонда. Он беспокойно всматривался в берег. Соланж держалась поближе к нему, стараясь не поднимать головы. Пока они не заметили ничего подозрительного. Ничего такого, чтобы спешным порядком бежать из города. Хотя и задерживаться в Дувре он не собирался. Лучше поскорее оказаться на просторах родной земли. Но Вульфхавен был за много миль отсюда, а Айронстаг и того дальше. И все же, как хорошо вернуться... Дэймон испытал огромное облегчение. Он был готов как можно быстрее покинуть Францию.

А Соланж... Он не мог бы сказать, что именно чувствует Соланж. Едва они достигли порта, она снова приняла замкнуто-неприступный вид. Если б Дэймон собственными глазами не видел, какой радостью светилось еще недавно ее лицо, он бы решил, что возвращение домой нисколько ее не трогает.

Впрочем, Дэймон знал, что это не так. Он снова учился разгадывать чувства Соланж и все больше преуспевал в этом искусстве. Он уже понял, что она тщательно скрывает свое истинное «я». Должно быть, этому она обучилась, будучи графиней.

Дэймону не терпелось покинуть город. Заваленные мусором улочки и бесчисленные ряды домов, как всегда, вызывали у него удушье. К тому же здесь было слишком много любопытных глаз.

Пронзительные вопли детей смешивались с выкриками торговцев, блеяньем овец, кукареканьем и кряканьем птицы, привезенной на продажу. Дэймон всегда терпеть не мог городское многолюдье. Он родился и вырос в ином мире, к которому города не имели никакого касательства. Там были покой, размеренное чередование сева и жатвы, чистый воздух и простор. Дувр или Лондон – все города для него были одинаково непривлекательны.

Первое, чем они занялись, сойдя с баркаса, – отправились покупать шляпу. Соланж заявила, что не покинет Дувра, не купив ему надлежащего головного убора. Когда Дэймон напомнил, что им опасно задерживаться в го роде, графиня Редмонд поглядела на него с искренним удивлением.

– Но ведь это Англия! – воскликнула она. – Здесь нас не посмеют схватить.

Онемев от такой наивности, Дэймон позволил Соланж затащить его в первую попавшуюся лавку. Прежде чем войти туда, она спрятала волосы под капюшон и хорошенько застегнула плащ.

Хотя вид у них был неприглядный, шляпник приветливо встретил посетителей, явившихся в такую непогоду. Соланж вежливо разъяснила, что во время бури брат потерял шляпу и что ему нужна новая. Она без колебаний отвергла все образчики шляпного искусства, украшенные перьями, бархатом и кружевами, и попросила показать что-нибудь попроще и подобротней, так как и сами они люди простые. Дэймон не смог сдержать улыбки.

Они остановились на скромной шляпе с черными полями, вызвав этим у шляпника открытое неудовольствие. Впрочем, когда Дэймон заплатил за покупку золотом, человечек расплылся в улыбке и снова принялся вовсю хлопотать вокруг таких выгодных покупателей.

? Может, купите что-нибудь и для молодого господина? – угодливо предложил он.

Соланж покачала головой, но Дэймону эта идея понравилась. После недолгих поисков он приглядел нарядный, украшенный перьями берет с отделкой из синего бархата и кружева. Соланж закатила глаза, но ничего не сказала, когда Дэймон уплатил за берет и нахлобучил его ей на голову.