Соланж склонилась над работой и прилежно вышивала до тех пор, пока не решила, что теперь может уйти, никого не обидев. И как пристально она ни вглядывалась в лица женщин, так и не смогла понять, насколько они с ней искренни.

Тем не менее, она улыбнулась на прощание, пожелала вышивальщицам всего доброго, и они откликнулись теми же словами, приглашая маркизу Локвуд прийти к ним еще, если она захочет.

Соланж решила, что не появится здесь, покуда не сумеет обрести душевный покой или не изучит получше людей, которые отныне ее окружают. Сам Вульфхавен был для Соланж источником радости и мира, несмотря на то, что обитатели его пока что обращались с нею вежливо, но с отчужденным почтением. Правда, для Соланж это было не в новинку. В конце концов, она много лет училась владеть собой в самых разных обстоятельствах.


И вновь вспомнился Дю Клар. Настоящим открытием для нее стали обнаруженные там потайные ходы. Она нашла их совершенно случайно, потому что почти не выходила из комнаты, которая именовалась покоями графини. Долгими часами она разглядывала узор из цветов и листьев на панелях близ очага, водила по ним пальцами, нащупывая едва заметные щели. Детская вера в фей и чудеса помогла ей однажды найти такое сочетание узоров, которое отпирало древний замок потайной двери.

Секретные ходы Дю Клара открыли ей целый мир и даровали временную свободу. Соланж разрешалось ездить верхом, но всегда в сопровождении еще нескольких всадников. Эти ежедневные прогулки были для нее истинным удовольствием, но свободой здесь и не пахло. Соланж не смела удалиться от своих охранников дальше, чем на несколько шагов. Тем не менее, она использовала каждую возможность, чтобы поупражняться в верховой езде. Это могло ей пригодиться. Соланж вовсе не намерена была оставаться в Дю Кларе до конца своих дней. Она лишь ждала, когда подвернется подходящий случай.

И вот он подвернулся. Обнаружив потайные ходы, Соланж стала вести ночной образ жизни и порой до рассвета бродила в лабиринтах между древними стенами. Когда все обитатели замка погружались в глубокий сон, Соланж потайными ходами покидала Дю Клар и оказывалась на свободе. Метр за метром она изучала лесные тропинки, стараясь не допустить в своем замысле ни единого промаха.

Во время одной из таких прогулок в лесу она наткнулась на листья белены и вспомнила, как Дэймон использовал их в качестве снотворного при лечении своих пациентов. Соланж собрала пригоршню листьев белены, затем прибавила к ней другую, не зная точно, сколько нужно снадобья, чтобы погрузить в сон все население замка. Три ночи подряд перед побегом она резала листья на мельчайшие кусочки, прокрадывалась в кухню и подсыпала зелье в вино, которое подавалось к столу. Пряный вкус вина заглушал чуть горьковатый привкус белены.

Ее план сработал. Ни один человек в замке не проснулся, когда она вместе с Дэймоном покинула Дю Клар. Ни один солдат не погнался за ними той ночью, хотя без погони все же не обошлось. Единственное, чем рисковала Соланж, была вероятность того, что сам Дэймон за ужином выпьет слишком много вина. Счастье, что за все эти годы он не стал пьяницей...

– Госпожа моя! Ты все здесь осмотрела?

Годвин, стоявший перед Соланж, вежливо похлопал ее по руке, дабы привлечь внимание хозяйки.

– Если ты осмотрела эту кладовую, мы можем двинуться дальше.

Они стояли в холодном каменном погребе, на стенах которого висели бараньи туши, разнообразные колбасы, связки перца, чеснока, лука и сушеных трав.

– Да, – сказала Соланж, – пожалуй, с меня довольно.

Однако едва они вышли во двор, как подбежал солдат и сказал, что Годвину срочно нужно идти в казармы, где вышла ссора между местным трактирщиком и солдатом, который якобы не заплатил за выпивку. Годвин с неподдельным сожалением извинился перед Соланж, прибавив, что все же надеется когда-нибудь завершить осмотр замка.

Дэймон на весь день уехал в деревню, чтобы присмотреть за работниками и собственными глазами увидеть, как идет сбор урожая. Соланж бесцельно бродила по замку, осматривая те комнаты, где уже бывала прежде, и старательно избегая людных мест. Во второй раз, пройдя мимо темного арочного проема, она с любопытством заглянула в таинственный полумрак, но разглядела лишь ступени винтовой лестницы, уходящей в кромешную тьму.

Молодая служанка, которую Соланж спросила об этой лестнице, испуганно покачала головой.

– Ой, нет, миледи, не надобно туда ходить! – сказала она.

– Почему же? – удивилась Соланж. Служанка боязливо оглянулась.

? Потому что, госпожа, там водятся духи! – таинственно прошептала она.

? Да неужто? – не на шутку заинтересовалась Соланж.

? Самые настоящие призраки, и какие ужасные! Ночь напролет лопочут что-то, рыдают или же хохочут, как безумные, и двигают вещи!

? Комната наверху заперта?

?Ой, госпожа, не знаю. Я там никогда не была.

Никто туда и не ходит.

?Понимаю. Спасибо тебе, ступай.

Служанка присела в реверансе и побежала прочь, торопясь вернуться к своим обязанностям, а Соланж отправилась в свою спальню за свечой. В Вульфхавене были отменные восковые свечи, куда лучше вечно коптящих свечей из свиного сала, которыми пользовались в Дю Кларе. Подымаясь по винтовой лестнице в темноту, Соланж гадала, держит ли Дэймон пчел.

Наверху лестницы оказалась дверь, и она была не за перта. Впрочем, было видно, что многие годы здесь не ступала нога человека. Дверные петли громко завизжали, и Соланж, опасаясь лишнего шума, приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы кое-как протиснуться внутрь, вытянув вперед руку со свечой. Зыбкое пламя затрепетало, но не погасло.

За дверью оказалась еще одна комната. Соланж решила, что, вряд ли она изначально была предназначена под кладовую. Скорее уж здесь находилась гостиная, она была на самом верху одной из замковых башен. Над головой конусом уходил в полумрак потолок, пересеченный черными от времени дубовыми балками. Странно, эта комната оказалась заброшенной. Соланж низачто бы не поверила, что Дэймон может испугаться каких-то там призраков.

В углах стояли ветхие сундуки. Трехногие стулья уныло кренились во все стороны. На покосившихся столах валялись груды изъеденных молью ковров и гобеленов. В битой посуде окаменели остатки еды. Пыльное стекло в узком окне едва пропускало солнечный свет. Комнату наполнял странный буроватый сумрак.

– Самое подходящее место для призраков, – пробормотала Соланж и осторожно двинулась вперед, обходя искалеченную мебель.

За спиной послышался скребущий звук. Соланж стремительно обернулась, подняв свечу повыше, но не увидела даже мыши. Прямо перед ней стоял покрытый пылью сундук.

С виду он ничем не отличался от остальных. Почерневшая кожа, которой он был обтянут, знавала лучшие времена, пока не стала добычей тления и грызунов. Сундук, однако, был не заперт. Прочные кожаные ремни, которые стягивали его, оказались расстегнуты.

Соланж опустилась на колени, поставив свечу в узкое горлышко треснувшей вазы. Крышка сундука оказалась куда тяжелее, чем казалась с виду. Когда Соланж, наконец, удалось кое-как приподнять ее, она с грохотом откинулась назад, а из недр сундука вырвалось облако затхлой пыли. Соланж почувствовала слабый запах лаванды и закашлялась. Она помахала рукой перед лицом, разгоняя пыль, и взглянула на содержимое сундука.

Первое, что она увидела, были сухие лиловые цветы лаванды на длинных стебельках. Они были изящно разложены поверх ткани, словно хозяйка сундука должна вот-вот вернуться за сменой одежды. Соланж бережно вынула цветы и отложила в сторону.

Платье, лежавшее сверху, было из тонкой ярко-синей шерсти, вырез и рукава расшиты мелкими белыми цветочками. Под ним оказалась нижняя рубашка тончайшей, искусно выбеленной шерсти. Дальше следовал еще один слой сухих цветов, а под ними – что-то черное с серебряной вышивкой на плече – изображение такого же волка, какой красовался на камзоле Дэймона в день свадьбы, только без полумесяца. Еще ниже хранилась одежда разного назначения и самых разных цветов – черная, розовая, ярко-желтая, изумрудно-зеленая...

Вся одежда была пропитана запахом лаванды и мягко шуршала, когда Соланж складывала ее на край сундука, где не было пыли. На самом же дне находилось то, что она, собственно, и ожидала увидеть. То была искусно исполненная миниатюра – портрет черноволосой женщины с карими смеющимися глазами. И хотя он был так мал, что умещался в ладони, Соланж без труда узнала знакомые черты. И не потому даже, что Дэймон так похож на свою мать. Соланж поняла, что видела эту женщину собственными глазами и совсем недавно.

Или же ей только почудилось? Но ее глаза точно так же смеялись, когда она протягивала Соланж белое платье. Другая гостья тоже улыбалась – красавица с нежной, почти светящейся кожей. Она говорила по-французски. Тогда Соланж не заметила этого. Ей казалось вполне естественным отвечать их ласковым речам на смеси двух языков...

Соланж вдруг осенило. Те женские голоса, которые утешали и успокаивали ее, когда Дэймон обнаружил шрамы, звучали так знакомо, до боли знакомо...

В Уэллберне, когда Соланж, захворав, металась в горячке, лихорадочный бред уводил ее далеко от реального мира, который был хуже самых страшных кошмаров. Тогда в бреду Соланж оказалась в незнакомом месте, где был и Дэймон. Но лишь теперь она вспомнила голоса двух женщин, звучавшие во мраке. Английские слова смешивались с французскими и значили для Соланж только одно – любовь. Любовь, которой она никогда не знала. Материнскую любовь...

Жизель умерла давным-давно, но лишь теперь стало ясно, что она всегда незримо находилась рядом с дочерью. Понятно, почему вышивальщицы ничего не знали о женщинах, принесших белое платье! Наверное, никто из них не верил в призраков. Кроме Соланж.

Она поднесла к лицу сухую веточку лаванды и вдохнула тонкий аромат летнего тепла. И замерла, зачарован но глядя на портрет.

– Соланж! Соланж, ты здесь?

Голос доносился издалека, но в нем звучала явственная тревога. Не успев ответить, Соланж услышала на лестнице знакомый топот.

– Я тут! – крикнула она Дэймону.

– Соланж! Боже милосердный, что ты здесь делаешь? Мы тебя обыскались! Почему ты не отвечала, когда тебя звали?

– Я ничего не слышала, – сказала она. – Прости, я не хотела никого напугать. Мне казалось, что я пробыла здесь совсем недолго. А ты... ты ведь уехал из замка на весь день?

– Я нашел ее, все в порядке! – крикнул Дэймон вниз, не удостоив ее ответом.

Он с силой толкнул дверь, и она приоткрылась чуть шире, с грохотом ударившись о старые сундуки. Дэймоном протиснулся в эту щель. Лицо у него было очень сердитое. Соланж бережно положила на стол веточку лаванды.

? Что с тобой, Дэймон?

? Что со мной? Я провел три самых страшных часа в своей жизни, воображая, что могло с тобой случиться! Заблудилась, утонула в море, свалилась с башни...

? Милорд, да неужели я так неуклюжа? У меня, если помнишь, изрядный опыт лазанья по башням.

? Помню! Очень хорошо помню о твоих ночных подвигах!

Соланж выпрямилась.

? Как видишь, причин для тревоги нет. Я не упала с башни, не утонула, не заблудилась. Просто задумалась. Вот и все.

Дэймон шагнул к ней и так крепко стиснул в объятиях, что у нее перехватило дыхание.

– Соланж, не смей больше исчезать, не сказав никому ни слова!

– Но я только...

– Если не желаешь, чтобы меня хватил удар.

– Не дай бог! Послушай, я только...

– Обещай!

Дэймон коснулся губами ее щеки, и она невольно улыбнулась.

? Хорошо, Дэймон, обещаю.

? Спасибо. – Он разжал объятия и огляделся – теперь будь добра объяснить мне, как ты ухитрилась отпереть эту дверь. Никому из нас это до сих пор не удавалось.

? Отпереть? Но дверь не была заперта.

Дэймон насторожился.

– Быть того не может!

– Может, потому что это правда.

– Извини, я не хотел обвинить тебя во лжи, но ведь мы нигде не смогли найти ключ от этой комнаты. Она так и оставалась запертой с тех пор, как я вступил во владение замком. Я уже подумывал, не выломать ли дверь...

Соланж отошла к сундуку и снова опустилась перед ним на колени.

– Рада, что тебе не пришлось этого делать. Посмотри, что я нашла!

С этими словами она протянула Дэймону миниатюру. Он пристально взглянул на портрет, затем опустился на колени рядом с Соланж и вернул ей находку.

– Где ты отыскала это?

– В сундуке, под одеждой. Дэймон, этот сундук принадлежал твоей матери! И платья тоже ее. Я уверена.

Она хотела показать ему вышивку с изображением волка, но Дэймон заметил веточки лаванды и поднес одну из них к лицу.

– Я помню, – медленно проговорил он, – помню этот запах.

– Да, – сказала Соланж. – Так пахнет в моей спальне.

– Нет, я помню его с давних пор. До того, как я по селился в Айронстаге.

– Да, конечно, – пробормотала Соланж.