В кафе вольготно себя чувствовали только те, кто мог себе позволить приобрести меховое манто или, например, швейцарский хронометр. Были и такие, кто вовсе никаких покупок не делали, а сразу с первого этажа поднимались наверх, и официантки покорно их обслуживали, точно чувствуя, что где-то там, на парковке, ждет их посетителя авто представительского класса. Интуиция!

Иногда заходила утомленная мамаша с крикливыми чадами, и ее тоже приветливо обслуживали, с улыбкой приносили детям мороженое и натуральных соков и всячески с ними возились – потому что обслуживающий персонал тоже интуитивно чувствовал, что утомленная мамаша – супруга какого-то значительного лица, с которого в данный момент снимает мерку на третьем этаже чистокровный итальянец Луиджи, чтобы оно, это лицо, щеголяло потом в чудесном костюме, которому сносу в ближайшие двадцать пять лет не будет...

Николай очень любил это кафе – тихое, в самом центре Москвы (с балкона открывался такой чудесный вид!), любил за то, что здесь не встречалось то самое быдло, какое Николай ненавидел лютой ненавистью.

В сложную категорию «быдла» входили: шумная провинциальная публика; недалекие обыватели с полным отсутствием манер, одетые в дешевые китайские ветровочки или же синтетические костюмы от отечественного производителя; небритые восточные мачо с уголовным блеском в глазах – в позорного покроя кожаных куртках из свиной дубовой кожи и с вечными рыночными разговорами на тему «продал-купил»; шумные бесформенные тетки с «химией» на жиденьких волосах, их мужья – окостенелые бывшие «совки», их дочери – девицы с пластиковыми грудями, с торчащей из штанов задницей или же одетых в розовое мини и с непременной жвачкой в зубах; стаи одинаковых клерков, которые тщетно тужились выглядеть респектабельно; идиоты-переростки с бутылками пива, с которыми они, наверное, даже во сне не расставались (и что за гадость эта ваша так называемая «продвинутая молодежь», оболваненная рекламой!), и многие другие.

Здесь этого быдла, слава богу, практически не встречалось – так, забредали случайно отдельные экземпляры, но их очень быстро выпроваживали.

Но на этот раз случилось непредвиденное – едва Николай вышел из лифта на последнем этаже, как дорогу ему перегородил охранник:

– Минуточку, вы куда?

Николай буквально обалдел от подобной наглости. Неужели этот громила, этот дешевка, этот бездельник не признал в нем настоящего клиента?.. «Их» клиента?..

– Что значит – «куда»? – придушенным от злости голосом спросил Николай. – Ты что ко мне свои ручонки тянешь, ты, держиморда... Хочешь, чтобы тебя с работы вышибли?..

– Простите... – лениво произнес охранник, моментально пропуская его внутрь. – Прошу вас.

– Скотина... – сквозь зубы прошептал Николай. – И для чего тебя тут поставили? Вместо статуи, да? Окаменел вон от собственной тупости...

Он сознательно коверкал слова, тем самым давая понять, что перед ним стоит деревенщина.

– Попрошу без оскорблений, – тоже сквозь зубы сказал охранник. Но напарник – другой громила – загородил своего товарища, извинился еще раз и любезно попросил посетить их кафе.

Было два варианта – или продолжить выяснять отношения (то есть вызвать их начальство, нажаловаться на идиотов, стоящих у входа, потребовать их увольнения, потребовать дополнительных извинений, грозить судом и т.д. и т.п.), или все-таки сесть за столик.

Николай подавил в себе приступ бешенства и выбрал второй вариант – прошел внутрь, сел за столик у кованой ограды, за которой открывался чудесный вид, развернул свежую газету. Хотя, конечно, настроение было уже не то...

– Прошу... – улыбчивая официантка положила перед ним меню в кожаном переплете. Николаю показалось, что, во-первых, та подошла к нему недостаточно быстро, и, во-вторых, улыбнулась чересчур издевательски (наверное, слышала ту перепалку в холле).

Николай, собиравшийся просто выпить кофе и закусить каким-нибудь легким пирожным, из чувства противоречия заказал себе самого дорогого коньяка и самую дорогую кубинскую сигару. Пусть знают, что к ним пришел не какой-то там...

Он вполне мог позволить себе все самое лучшее и дорогое, единственное – Николая всегда бесили несоразмерно взвинченные московские цены, и он принципиально не хотел чувствовать себя идиотом, которого позволено обманывать всем кому не лень.

Можно было, конечно, заказать себе что-нибудь из еды, но есть в общественных местах, пусть даже самых приличных, Николай практически не мог – желудок давал о себе знать. Впрочем, и алкогольных напитков заказывать не следовало, равно как и сигару, – но что же, совсем теперь не жить?!

Он отпил глоток и отставил большую пузатую рюмку с французским коньяком в сторону, пытаясь хоть немного отвлечься – в самом деле, в майской туманной дымке Москва была великолепна, цвели вдали, наискосок, бело-розовые деревья на Театральной площади – то ли яблони, то ли вишни, отсюда не разглядеть...

Через столик от него сидели два мужика и довольно громко обсуждали подробности своего бизнеса, перемежая речь матерком. «Тоже мне, бизнесмены... – корчась от отвращения, подумал Николай. – Бывшие пэтэушники, из какого-нибудь Мухосранска, приехали покорять столицу, теперь чувствуют себя хозяевами жизни...»

Чуть в стороне, за другим столиком, сидела тощая, словно из концлагеря, загорелая до черноты дама и шепотом, не останавливаясь ни на секунду, болтала по сотовому. К даме претензий у Николая не было – не шумела, на мизинце ее поблескивал довольно крупный, но изящный, чистой воды бриллиант. Приличная, словом, женщина, даже чем-то на Марину похожа...

Николай подумал, что можно вечером поехать к Марине.

Та, конечно, была не права, что явилась к Розе, но что теперь поделать... Может, оно и к лучшему.

Николай постепенно приходил к выводу, что холостое положение нравится ему. Неприятно, конечно, будет объясняться потом с родителями и со Светкой, но ничего, переживут. И вообще, Роза, она... она, конечно, хорошая женщина, но немного не его уровня.

Сколько они уже не виделись?

Николай полез в записную книжку, что была в его смартфоне, проглядел даты и неожиданно осознал, что уже больше двух недель, как Роза уехала в Камыши. Уехала, и с тех пор от нее ни слуху ни духу. Оно, конечно, тоже к лучшему (к чему лишние скандалы, выяснение отношений, прочая тягомотина...), но неужели ей, Розе, настолько все равно?

Честно говоря, Николай предполагал, что жена скоро вернется, не вынеся своего одиночества, долгого житья в этом пригородном клоповнике, безденежья и т. д. и т. п.

Может быть, с ней что-то случилось?

Николай отпил еще коньяка.

Нет, вряд ли. Если бы с Розой что-то случилось, его сразу бы известили. «Наверное, она мне свой характер хочет показать, – решил Николай. – Вот, дескать, какая я, вполне могу без тебя обойтись!»

Он отпил еще коньяка, с помощью специальной «гильотины» отрезал кончик у сигары, закурил.

Беспокойство и раздражение все равно никуда не уходили.

«А что, если она никогда не любила меня? Просто использовала... Да нет, ерунда! Она меня обожала, это невооруженным глазом было видно, и все окружающие не раз говорили мне об этом... Тогда в чем дело? Обиделась... да, она обиделась! Подумаешь, узнала о существовании любовницы... Я ее, между прочим, из дома не гнал, сама ушла!»

И Николай вдруг понял, что беспокоит его на самом деле только одно – с какой стати Роза решилась на поступок, проявила, так сказать, самостоятельность?

Он снова схватился за свой универсальный смартфон, позвонил заместителю, передоверил ему встречу с поставщиками, которая была намечена на вторую половину дня.

Потом позвонил заведующему одного из филиалов и потребовал, чтобы тот срочно уволил тех двух дур, которые вечно треплются друг с другом, вместо того чтобы обслуживать покупателей (вывод, который он сделал после вчерашней инспекции).

– Николай Владиславович, а кто работать будет, сейчас самые распродажи... – заныл тупица заведующий.

– Позвони в кадровое агентство, тебе оттуда толпу желающих пришлют! – с тихой яростью сказал Николай. – Ты в курсе, что в стране безработица, что люди спят и видят, чтобы работу найти?!

Николай допил коньяк, расплатился, оставил издевательские чаевые (специально наскреб мелочь из портмоне) и ушел из этого гадюшника, даже не повернув голову в сторону официантки, прощебетавшей ему на прощание – «спасибо, приходите еще...» Как же, придет он теперь!

Бабенко, скинув пиджак, дремал на водительском месте.

– Гоша, поехали в Камыши, – скомандовал Николай, садясь на заднее сиденье.

– Хорошо, Николай Владиславович, – открыв глаза и потянувшись, бесстрастно отозвался Бабенко.

Николай очень уважал своего помощника за способность быстро концентрироваться – вот, только что отдыхал, пользуясь случаем, а теперь, буквально через мгновение, готов исполнить любую просьбу. И никаких там лишних вопросов, никаких панибратских разговорчиков – всегда соблюдает дистанцию, хотя понимает, что Николай без него – как без рук...

«Все бы такими были, как Гоша... – размышлял Николай, глядя на стриженый седой затылок Бабенко. – Тогда, глядишь, и в стране был бы порядок!»

Бабенко уверенно и быстро лавировал в узких московских проулках.

«А водитель какой он отменный! Да, если кто и предан мне по-настоящему, так это Гоша. Хотя... – в голову Николая закралась неожиданная мысль. – Хотя он предан мне до поры до времени. Пока считает, что я не предам его. Но стоит ему вообразить, что я недостаточно с ним почтителен, как он живенько устроит мне какую-нибудь пакость! О да... С ним надо ухо востро».

Через сорок минут они уже подъезжали к дому на Тихой аллее.

– Мне с вами идти, Николай Владиславович? – бесстрастно спросил Бабенко.

– Нет, Гоша, спасибо... Сейчас ты мне не понадобишься.

Николай вылез из машины, поднялся на крыльцо... «Ужасный дом! – с отвращением подумал он. – Не представляю, как она может жить здесь...» Надавил на кнопку звонка.

Роза, слава богу, была дома.

Распахнула дверь, и словно поразилась:

– Ты?..

– Я, – он шагнул внутрь, оттеснив ее плечом. – Слушай, Роза, кончай ерундой страдать...

До последнего мгновения Николай до конца не был уверен в том, надо ли ему мириться с Розой. То есть он знал, что в любом случае жена никуда от него не денется, но не знал другого – хочет ли он сам ее возвращения...

А теперь отчетливо понял – надо бы вернуть жену.

В конце концов, он же солидный человек, а не примитивный обыватель, находящийся во власти сиюминутных эмоций! С Мариной же провести разъяснительную беседу – чтобы она больше не лезла туда, куда ее не просят...

– Ты о чем? – спросила Роза.

– В общем, собирайся, поехали! – тоном, не терпящим возражений, произнес Николай. – Быстро, быстро... Неужели ты не видишь, что мне противно здесь находиться?..

Он прошел в комнату, огляделся.

– Ну, где твои вещи?

Роза прошла вслед за ним и встала в дверях, сложив на груди руки.

– Коля, я никуда с тобой не поеду, – сказала она.

«Сцену мне собирается устроить... Ох, не могут эти женщины без сцен! – с бессильным раздражением подумал он. – Ладно, пусть – раз уж ей так хочется...»

– Почему? – Он сел на деревянный стул, положив ногу на ногу, словно готовясь к долгому разговору.

– Потому что не хочу.

– А чего ты хочешь? – горько усмехнулся он. – Тебе непременно надо, чтобы я в ногах у тебя валялся, прощение вымаливал?

– Нет.

– Тогда чего ты хочешь? – повторил он свой вопрос.

– Ничего. Ты лучше уходи, Коля... – просто, без всякого надрыва сказала она. Как будто и в самом деле хотела, чтобы он поскорее ушел.

– Да, я виноват. Я свинья. Оступился один раз... Но ты же взрослая, умная женщина, ты обязана меня простить! – с нажимом произнес он.

– Я тебя прощаю, – сказала жена. – Но я к тебе не вернусь.

И так это она сказала, что Николай снова едва мог узнать ее. Она ли это, его Роза?.. «Спокойна... Просто удивительно, она совсем спокойна! Недаром же мне Марина как-то заявила, что Роза напоминает домашнее животное, вроде овцы или коровы! Она действительно корова! Хотя...»

Перед ним стояла молодая, довольно-таки симпатичная женщина. Совершенно незнакомая!

«Господи, что это с ней? – похолодев, подумал Николай. – Она как будто изменилась, что ли?.. Или я все никак не могу привыкнуть к этой ее стрижке?»

– Роза, я тебя люблю, – мягко произнес Николай. – Хватит уж, прости меня... Поехали домой.

Теперь он на сто процентов был уверен, что надо вернуть жену в лоно семьи.

– Нет.

– Роза! – взорвался он. – Мне это надоело, в конце концов...

– Надоело – так уезжай, – пожала она плечами. – Кстати, я подала на развод...

В первое мгновение Николай не поверил ей – наверное, пугает, просто грозится, но потом засомневался. Неужели и вправду хочет развестись с ним? Эк оно все как серьезно...