— Все в порядке, Яков Андреевич. Можете не волноваться об этом. — Дрожащими от нетерпения пальцами подписываю протянутый листок. — Не томите, расскажите уже, что случилось? А потом и я порадую вас своими находками.

Кажется, взгляд Якова прожжет дыру на спинах Ладожских, неспешно прогуливающихся в свои владениях. Убогие лицемеры, строящие из себя черт знает кого! Из-под визжащих шин взмывает облако коричневой пыли, когда я разворачиваюсь и газую, стремясь поскорее покинуть это гиблое место.

— Понимаю ваше нетерпение, Дианочка. Итак… Несколько дней назад я связался с нотариусом Волгиным Федором Дмитриевичем. Он был личным помощником вашего отца и Глеба Ладожского. Доверенности, согласия, соглашения, завещания — Волгин приезжал в любое время дня и ночи, чтобы послужить Шестаку. Сотрудничество резко оборвалось семь лет назад…

— После исчезновения Ариночки. — Резюмирую я.

— Следственный комитет запросил копии всех документов, касающихся Шестака и Ладожского. Час назад нотариальную контору подожгли. Сработала сигнализация. Волгин погиб.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Как подожгли? Прямо с нотариусом и клиентами внутри? — Яков Андреевич вздрагивает от басистого голоса Влада, доносящегося с заднего сиденья. — Факт поджога подтвержден?

— Сегодня в нотариальной конторе выходной. Волгин оказался там совершенно случайно. Его так и нашли: лежащим на спине с бумагами на груди. Он пытался спасти документы…

— Черт… Выходит, поджог устроил мой папа или бывший. Больше некому! — хлопнув ладонями по рулю, выпаливаю я.

— Не факт, — отрезает Яков. — Мы пока не знаем всех подельников вашего… папы. Поджигателем может быть кто угодно. Дежурный следователь вызвал меня на место преступления. К нашему приезду у следственно-оперативной группы будет предварительная версия. А у горе-мстителя — обвинение в поджоге и непредумышленном убийстве. А сейчас мы слушаем вас, Дианочка.

— Вот, Яков Андреевич. Диана вытащила из костра остатки пластмассовой кукольной ножки, — Влад услужливо протягивает Бессмертному аккуратно упакованную улику.

— Кошмар. — Взирая на предмет немигающим взглядом, отвечает он.

— Яков Андреевич, предлагаю остановиться у придорожного кафе и обсудить мои находки. Я уверена, что Ладожский что-то скрывает. Нужен ордер на обыск. А еще… я бы там все перекопала.

Бессмертный переглядывается с Владом и они почти одновременно кивают. Я паркуюсь возле сувлачной. Мы садимся в отдельную кабинку, делаем заказ, и как только медлительный официант уплывает на кухню, я показываю Бессмертному видео.

Черт, не могу описать, что я чувствую, наблюдая за Яковом. Восторг, гордость, ощущение причастности, нужности… Как будто приятный холодок расползается в душе, усмиряя бешеный пульс и успокаивая мятежную душу. Яков внимательно смотрит видеозаписи, делает пометки в потрепанном блокноте, трет виски и… молчит. А я боюсь нарушить происходящий в его голове мыслительный процесс глупой или поспешной репликой.

— Давайте посмотрим вот эту запись еще раз. Ничего не замечаете?

Господи, у меня холодеет внутри от увиденного. Похоже, Горбунов разделяет мое негодование: его посуровевшая физиономия говорит красноречивее слов. Среди пожухлой, непримятой травы возле задней границы виднеется свежевскопанный участок земли. Что это, могила? И как я могла упустить и не описать подозрительное явление?

— Простите, Яков Андреевич. Я не заметила. Была поглощена костром и спасением улики. — Виновато опускаю глаза.

— Молодец, Диана. Откуда вы столько знаете? Я совсем не льстец, но вы провели профессиональный осмотр местности. Никогда бы не подумал, что работал не следователь.

Похвалу Якова прерывает явившийся с подносом официант. От аромата солянки и хачапури по-аджарски рот наполняется слюной. Бессмертный заканчивает хвалить меня пожеланием приятного аппетита.

— Я написала криминальный детектив, Яков Андреевич, — проглотив ложку аппетитного супа, отвечаю я. — И прибегала к помощи независимых консультантов в своей работе над романом. А насчет находки в доме Ладожского… Знаете, что еще показалось мне странным?

Две пары мужских умных глаз просверливают во мне дыру. Что же, я не хочу мучить их обладателей и, отложив салфетку в сторону, произношу:

— Возле строения с изображением иероглифа расположена выгребная яма. Похоже, внутри домика есть вода, а канализацией служит яма. Я слышала, что такие системы используют в селах.

— Что вам еще надо для получения ордера, черт возьми?! — взрывается Горбунов. — Может, Ладожский кого-то там держит, в домике? И кого он закопал, почему спешно сжигал детские игрушки?

— Это все наши домыслы, Влад, — тяжело вздыхает Яков. — Канализацию могли заложить прежние хозяева, иметь такую не преступление. Жечь игрушки и другие ненужные вещи тоже не противозаконно. Мало ли кто их там жег? Нам нужны неоспоримые улики против Ладожского. Знаете секрет успешного расследования? — шепчет Яков, взирая на наши раскрасневшиеся от волнения и возбуждения лица. — Холодная голова. Холодный расчет. И полное отсутствие чувств.

***

— Андреич, ты зачем гражданскую сюда привел?

Замерзаю от пристального взгляда невысокого взъерошенного мужчины в перчатках. Он демонстративно стягивает их, показывая, что осмотр места происшествия завершен. Да, мы приехали поздно, но что они хотели? Мы же не на вертолете преодолевали эти двести километров? Хочется недовольно фыркнуть, но на память тут же приходят наставления Бессмертного. Холодный ум, холодный расчет. Ну, ну…

— Это известная писательница, автор серии криминальных детективов Диана Шестак. Максименко, только не говори, что не читал романы Дианы Руслановны? — укоризненно вздыхает Яков Андреевич, косясь на меня. Ну и Бессмертный! Ай да льстец. — Консультировать Диану — честь для любого сотрудника комитета. Ты знал, что автор указывает в конце книги фамилии самых старательных помощников? Не хочешь быть знаменитым, Николай?

Мы с Владом давимся от смеха, наблюдая за оторопевшим Максименко. Недалеко от нас, в палатке, скрупулёзно работает криминалист. Он что-то сортирует, раскладывает по баночкам и пластиковым пакетам.

— Яков Андреевич, мы могли бы приступить? — улыбнувшись уголками губ, подыгрываю Бессмертному. Я сгораю от любопытства и желания быть полезной. — У меня плотный рабочий график, надо срочно дописывать новую главу…

— Конечно, конечно! Возьмите халатик, Диана Руслановна. — Лебезит Максименко, а меня посещает неожиданная и ясная мысль, зачем Бессмертному понадобился весь этот спектакль с «визитом писательницы». Он хочет сохранить в тайне связь давнего висяка с умышленным поджогом нотариальной конторы. Боковым зрением замечаю движение вблизи обгоревшей кирпичной стены: темные фигуры в натянутых на глаза капюшонах и с камерами в руках. Журналисты, не иначе. Если быть точной, желтая пресса, охочая до грязных сплетен.

— Скорее пройдемте внутрь, — уворачиваясь от стреляющих в нас вспышек фотоаппаратов, произносит Бессмертный. — Чертовы журналюги. Максименко, давай быстро и по делу.

— Факт умышленного поджога доказан: на подоконнике и обгоревших участках окна, выходящего на восток, найдены остатки горючей жидкости, предположительно дизельного топлива, — Николай зачитывает предварительный отчет. — На палисаднике под этим окном обнаружены следы ботинок. Подошва грубая, как сейчас говорят, тракторная. Сорок третий размер обуви.

— Значит, поджигатель мужчина. — Кивает Влад, деловито вырисовывая схему расположения окон и кабинетов в конторе. — Данные с камер запросили?

— Обижаешь! — хмурится Максименко. — Отпечатки взяли со всех поверхностей, которых предположительно мог касаться поджигатель. Нотариус задохнулся. Судебный медик не обнаружил признаков насильственной смерти во время предварительного осмотра.

— Что-то уцелело? — осторожно прохаживаясь по черному от копоти полу, спрашивает Бессмертный.

— Только бумаги, которые погибший прижимал к груди. Они сильно обуглились, но, по словам эксперта, восстановить их можно. Скорее всего, Волгин достал их из каталожного шкафа, чтобы сделать ксерокопию.

Боже, это ведь бумаги, относящиеся к делу! В мозгах словно крутятся шестеренки, выстраивая логическую цепочку происшедших событий. Заглянув в окно, преступник не обнаружил там Волгина — нотариус вышел из кабинета к находящемуся в холле ксероксу. Вот и он… стоит обгоревший на черном, покосившемся столе.

— Я заберу бумаги, Максименко. — Отрезает Яков.

— Не положено, Яков Андреевич. При всем уважении… Я лишь дежурный следователь и не могу знать, кому достанется дело. Я обязан передать все улики в целости…

— Я тот, кому передадут это дело. Со мной связался начальник отдела с поручением заняться расследованием поджога. — Звучит уверенный бас стажера Горбунова.

Похоже, известие удивляет даже Бессмертного: его брови ползут вверх, а рот становится похожим на букву «О».

— Ну… раз так, пускай начальник отдела позвонит мне и лично распорядится передать документы стажеру Горбунову. — «Стажеру» Максименко произносит таким тоном, как если бы речь шла о стриптизере или сантехнике.

— Сейчас Журавлев позвонит тебе, — Яков перехватывает испуганный взгляд Влада. Никакого поручения не было… Я права? Иначе, как объяснить победоносное выражение лица Максименко?

Шаги Бессмертного затихают, оставляя меня наедине с мужчинами, собственными страхами и гулким биением сердца. Только сейчас осознаю, как вымоталась. Мышцы дрожат от напряжения, глаза слезятся от усталости и витающей в воздухе гари, невысказанные слова теснят грудь и разрывают горло… Мне нужен Макс! Сегодня, сейчас, сию минуту! Его объятие и любимый запах, его поцелуи, голос и ласковый, как утреннее солнце, взгляд.

— Да, Семен Александрович. — Тяжко вздохнув, Максименко отвечает на вспоровший тишину звонок. — Слушаюсь. Да, да! Все понял.

Николай сухо предлагает выйти на улицу. В дверях нас встречает Яков. Обгоревшие бумаги в его руках упакованы в широкий герметичный контейнер. Бинго! Мы добились своего!

— Спасибо, Максименко. Владислав Викторович останется, чтобы принять дело, а мы с Дианой Руслановной, пожалуй, поедем.

Я не выдерживаю. Клокочущие внутри эмоции вырываются, наконец, наружу. Слёзы щиплют глаза, обжигают щёки. Как ни странно, Яков понимает мои чувства и, проводив взглядом Влада и Николая, по-отечески гладит меня по плечу:

— Поплачьте, Дианочка. Вот она наша работа... во всей красе. К ней не сразу привыкаешь, но вы молодец. А, знаете что?

— Что? — всхлипнув, спрашиваю я.

— Один из сохранившихся документов — завещание вашего отца.

— Кому? И зачем он его делал? — решительно вытираю нос платком. В голове крутится излюбленное выражение папы: «Подбери сопли, Ди!». Наверняка, родитель будет рад, узнав, что я его запомнила.

— Экспертизу проведут в ближайшее время, не волнуйтесь. Совсем скоро мы узнаем правду. А сейчас поезжайте домой и хорошенько выспитесь.

Я не хочу спать. Мне нужен Макс. Попрощавшись с Яковом, я плюхаюсь на сиденье машины, запускаю двигатель и звоню ему...

Глава 19

Максим

Состояние, в котором я нахожусь, можно описать одним словом — кипящий котел. Мне не помогают обезболивающие, и выпитая за вечер третья таблетка тому подтверждение. Пульсирующая в затылке боль походит на сидящего в голове дятла, он методично лупит в одну точку, заставляя меня морщиться от боли и задыхаться от расползающегося в груди болезненного жара. Определенно, со мной творится что-то серьезное, но мысли далеко… В будущем, там, где Диана презирает меня за вранье.

— Диана? — вздрагиваю от входящего звонка, пронзившего тишину. Нервно дергаю удавку галстука, встаю из-за стола и подхожу к окну кабинета. — Что-то случилось, Динь? Ты плачешь?

— Макс, я так сильно хочу тебя видеть. Ты знаешь, сколько всего сегодня случилось? Черт, я же подписала договор о неразглашении и ничего не могу рассказать. — Дрожащий от волнения голос Дианы не заглушают даже автомобильные гудки и шум дороги, звучащие фоном. — Можно я приеду?

— Давай лучше я. У меня в гостях Ольга. Она приехала на пару дней уладить некоторые дела, связанные с разводом. Ты же не против, Динь-Динь? — произношу нетвердо, наблюдая за несущимися по влажному асфальту машинами, падающими с неба каплями дождя, кружащимися красно-желтыми листьями. Оказывается, я дико скучал по ней… Голос предает меня, когда я в ярких красках представляю нашу встречу. — Я хочу тебя, Ди. Я безумно скучал. Может, ты заедешь ко мне в банк?

— Нет, Макс. Приезжай ко мне с ночевкой. — Бодро отвечает она.